Пёстрая дворняга с подпалинами первой заметила знакомую фигуру в потёртой куртке. Завиляла хвостом, тихонько тявкнула — и вот уже вся стая потянулась к калитке парка.
Они знали время — ровно в шесть. Каждый вечер, в любую погоду.
Николай шёл не спеша, слегка прихрамывая — старая травма давала о себе знать перед ненастьем. За плечами, как всегда, болтался видавший виды рюкзак, набитый кормом и остатками домашней еды.
— Ну, здравствуйте, мои хорошие! — он наклонился, чтобы погладить пёструю дворнягу, которую про себя называл Жулькой. — Голодные? Сейчас, сейчас.
Собаки крутились вокруг, нетерпеливо поскуливали. Они давно уже не боялись его — знали, что этот человек не обидит. Николай неспешно расстегнул рюкзак, достал пакеты с едой.
— Жулька, ну куда же ты Рижика тащишь? — пожурил он дворнягу, которая пыталась оттеснить щенка от миски. — Всем хватит, не толкайтесь.
На лавочке неподалёку сидели бабушки из соседнего дома. Они каждый день наблюдали за этой картиной и не упускали случая перемыть кости.
— Опять этот собачий благодетель явился, — фыркнула одна, поправляя ярко-зелёный платок. — И не надоело ему?
— А что ему ещё делать? — вздохнула другая. — На пенсии вот так мается. Говорят, всю пенсию на корм тратит.
— Да уж… А жена-то мучается! Тамара вчера жаловалась — забор падает, крыша течёт, а он всё деньги собакам носит.
— Чудной он. Всю жизнь инженером работал, уважаемый человек. А как на пенсию вышел — словно не в себе стал. Только с собаками и возится.
Николай слышал эти разговоры. Слышал каждый день, но не обижался.
Он помнил, как всё началось. Три года назад, промозглым ноябрьским вечером, он заметил в парке щенка. Крохотный комочек дрожал от холода и страха, забившись под лавку. Николай не смог пройти мимо — забрал домой, отогрел, накормил.
Тамара, конечно, возмущалась:
— Нам только собаки для полного счастья не хватало! Куда ты его денешь?
Щенка удалось пристроить в хорошие руки. Но после этого что-то изменилось в душе Николая. Он начал замечать бездомных собак — сколько же их по городу! Брошенных, голодных, несчастных.
Стал подкармливать — сначала одну стаю в парке. Потом ещё одну, в соседнем дворе. Выделял деньги из пенсии, договаривался с мясником на рынке — тот продавал обрезки почти задаром.
— Опять к своим блохастым? — Тамара раздражённо гремела кастрюлями. — Ужин стынет!
— Подожди, Тамарочка, я быстро, — торопливо засовывал в рюкзак пакеты с кормом. — Снег начинается, они совсем голодные.
— Да сколько можно?! — в голосе жены звенела обида. — Ты что, других забот не находишь? Всё со своими дворнягами носишься! Лучше бы к внукам съездил — сто лет у Машки не был.
Но Николай уже натянул куртку и выскользнул за дверь. Тамара только махнула рукой — что с него возьмёшь? Шестьдесят два года мужику, а всё как ребёнок.
Тридцать лет вместе, а она так и не смогла понять его странности.
Раньше хоть работал — не до собак было. Всю жизнь на заводе, уважаемый человек, рационализаторские предложения вносил. А как на пенсию вышел — совсем потерял голову. Все деньги на корм тратит, в мороз в парк ходит.
Соседки шепчутся, сын по телефону отчитывает: мол, отец, что ты как ребёнок? А он лишь отмахивается. Как объяснить им, что он не может иначе? Что каждый раз, глядя в преданные собачьи глаза, он чувствует — нужен. По-настоящему нужен.
Тамара поставила тарелку с остывшим ужином в холодильник. Села у окна, глядя на снег, что падал за стеклом. По привычке начала считать минуты до его возвращения.
Обычно он возвращался за час. Максимум полтора, если собак было много и погода неласковая.
Но этот февральский вечер всё изменил.
Снег колотил в стёкла, ветер завывал в трубе, раскачивал голые ветки старой яблони.
Часы пробили восемь. Потом девять. Телефон Николая молчал — только длинные гудки.
— Господи, где же он? — Тамара металась по квартире, раз за разом выглядывая в окно.
В десять она не выдержала — накинула шубу и выбежала на улицу. Снег ослеплял, ветер пробирал до костей. Она брела сквозь сугробы, вглядываясь в темноту.
— Коля! Коленька! — кричала, но ветер утаскивал слова.
Парк был пуст и страшен. Лишь фонари раскачивались, отбрасывая длинные тени. Стая бродячих собак жалась к беседке. Они завиляли хвостами, увидев Тамару, но тут же отвернулись — не тот человек.
Жулька подбежала ближе, тихонько заскулила, будто спрашивая — где он? Почему не пришёл?
— Где он? — прошептала Тамара. — Где?..
Домой вернулась после полуночи, продрогшая до костей. Утром позвонила в полицию.
— Заявление можно подать только через три дня, — безразлично ответил дежурный.
Она обошла всех знакомых, обзвонила больницы. Никто ничего не знал.
А потом в кармане его куртки она нашла записку.
*»Тамарочка, если читаешь это, значит, со мной что-то случилось. Прости, что заставил волноваться.
Я давно заметил странное у парка. Какие-то люди крутятся, собаки стали пропадать. Вчера видел, как они щенков в фургон грузили.
Я говорил с участковым — бесполезно. Говорит, нет состава пресmупления.
Я не мог просто стоять в стороне.
Если меня не станет — присмотри за ними, ладно? Хотя бы изредка приноси поесть.
И не злись на меня. Я тебя очень люблю.
Твой Коля.»*
Тамара прижала письмо к груди. В голове словно прояснилось — теперь она отчетливо вспомнила, каким тревожным и задумчивым был Николай в последнее время. Все говорил о каких-то странных людях у парка, но она не придавала этому значения.
Его голос звучал в памяти четко, будто он был рядом:
— Понимаешь, Тамарочка, там творится что-то неладное. Собаки пропадают — то одна, то другая. А вчера Жулькиных щенков не досчитался.
Она тогда только махнула рукой — мало ли куда бродячие собаки исчезают? Теперь же все встало на свои места.
Решительно поднявшись, она направилась в полицию. Долгие объяснения, доказательства, слезы… Она показывала письмо, рассказывала о фургоне, который Николай видел возле парка, о пропавших животных.
Следователь — молодой парень с усталым взглядом — сперва отмахнулся:
— Ну какие догхантеры? Это все выдумки.
Но что-то в глазах этой пожилой женщины заставило его изменить мнение. Он взялся за дело.
Спустя неделю банду задержали. Они организовали в заброшенном ангаре настоящую живодерню. Ловили бездомных собак, продавали для опытов в подпольные лаборатории. Тестирование косметики, медицинские исследования…
Николая нашли там же.
Он сумел освободить нескольких щенков, но сам… Врачи сказали, сердце не выдержало. Слишком много потрясений, слишком большая нагрузка для немолодого человека.
Тамара долго стояла у его могилы, глядя на фотографию мужа. Как же она была несправедлива к нему все эти годы! Вечно ворчала, злилась, считала его заботу о собаках глупостью. А он просто не мог пройти мимо чужой беды.
— Прости меня, Коленька, — она смахнула слезу. — Я ведь только сейчас все поняла.
Домой вернулась другим человеком. Несколько дней ходила по квартире, перебирала его вещи, вспоминала. Вот потрепанный блокнот, в котором он записывал клички бездомных собак. Вот коробка с поводками, которые он подбирал на улице, чинил, оставлял «на всякий случай». Старые фотографии, где он, улыбающийся, сидит среди дворняг.
А потом она решилась.
Достала его рюкзак, купила собачий корм и отправилась в парк. Собаки сперва насторожились, но, почувствовав знакомый запах, потянулись к ней. Жулька первая подошла, ткнулась мокрым носом в ладонь.
Через месяц на окраине города открылся небольшой приют для бездомных животных. Люди удивлялись — Тамара Николаевна, всегда такая строгая, теперь возится с собаками, кормит их, ухаживает.
— В память о муже, — объясняла она соседкам. — Он всю душу в них вкладывал.
Местные волонтеры помогали чем могли. Кто деньгами, кто кормом, кто просто приходил, чтобы навести порядок. Сын сначала возмущался, говорил, что мать сошла с ума на старости лет. А потом и сам втянулся — приезжал в приют, привозил внуков.
Тамара будто помолодела. Обрела второе дыхание. Теперь она понимала мужа. Когда смотришь в благодарные собачьи глаза, когда чувствуешь, что нужен кому-то, жизнь наполняется смыслом.
Каждый вечер, в любую погоду, она идет в приют с рюкзаком, полным корма. И стая радостно мчится ей навстречу — так же, как когда-то встречала Николая.
— Это не я, — улыбается она, глядя, как собаки уплетают еду. — Это Коля мой. Он и сейчас здесь, с нами. В каждой спасенной душе.
А где-то высоко, за облаками, улыбается Николай. Он знал, что его Тамарочка все поймет.
