Девочке не было и трёх лет, когда мать решила навсегда вычеркнуть её из своей жизни. Привела в поликлинику, сказала, что пойдут к врачу, усадила на скамейку и попросила женщин в коридоре присмотреть, мол, сейчас вернусь. Не вернулась.
Милиция, детский дом — всё это вошло в биографию, о которой она узнала позже, уже взрослой, из личного дела. Никто тогда не сказал ей прямо, но всё было зафиксировано в бумагах.
С тех пор всё шло как-то по наклонной. Жизнь после интерната складывалась с трудом: жилья не было, помощи — тем более. Сирота, но как будто и нет — о родителях внятных сведений не сохранилось.
Боль, застрявшая глубоко в душе, не отпускала даже с годами. Не физическая, нет — внутренняя, незаметная, но острая, как заноза. Тридцать лет исполнилось, вроде бы пора жить — встречаться, влюбляться, строить что-то своё. А она — по-прежнему одна, в съёмной квартире, тихо занятая то шитьём, то штукатуркой, то вышивкой. Высшего образования не было, да и не особо стремилась — как будто всё нужное знала из опыта.
Иногда по ночам, когда за окном шумел дождь или стучал ветер по подоконнику, она не могла уснуть. Перед глазами вставала картина: маленькая девочка в зимнем пальто, в варежках на резинке, с искусственной меховой шапкой. Одинокая. Но это не пугало — скорее, казалось привычным. Видимо, судьба такая. А с судьбой, как ни старайся, не поспоришь.
Она жила по своим правилам. Работала, ухаживала за собой. Если становилось тоскливо — встречалась с единственной подругой. Вид молодых мам с колясками не вызывал у неё зависти или боли. Хотя могла бы. Ведь её тоже когда-то бросили. А своих детей, скорее всего, у неё не будет.
Жизнь шла размеренно, почти молча. Никто не обнял, не приласкал, не позвал домой. Всё, что у неё было — в ней самой. И сила, и слабость. Она знала одно: быть сильной — это её способ выжить.
Одиночество казалось вечным. Как будто так будет всегда. Без исключений.
В один из выходных она пошла в лес. Прогулка без цели — просто подышать, подумать. На опушке, на узкой тропинке, её внимание привлёк тёмный силуэт у дерева. Сердце екнуло — что это? Но любопытство победило страх.
Когда подошла ближе, поняла: это не предмет, это собака. Черная, измученная, привязанная к дереву.
Собака подняла на неё глаза, полные усталости. И её прорвало. Как будто увидела саму себя — ненужную, выброшенную. Жалость захлестнула с головой.
Развязала верёвку, но пёс даже встать не мог. Глаза были мутными. Понял ли он, что его спасают? Непонятно. Девушка первой делом напоила его водой. Животное пило жадно, как будто не могло остановиться.
Вечером пришёл хозяин квартиры. Увидел собаку:
— Завтра, чтобы её тут не было, понялa?
Неожиданно для себя она вспыхнула:
— Нет! Она останется!
Слова лились сами. Никогда раньше она так не говорила, так не отстаивала. Мужчина отступил. Это была её первая настоящая победа.
Собаку лечить нужно было серьёзно. Половина всех отложенных денег ушла на ветеринара и лекарства. Но она ни разу не пожалела. Утром уходила на работу, вечером возвращалась. Соседи жаловались: собака выла, не находила себе места. Наверное, думала, что её снова оставили.
Надо было что-то решать. Подруга помогла — нашли домик на окраине. Старенький, холодный, зато без соседей и с низкой платой. Собака начала привыкать. Сначала не верила, что её не прогонят. Но потом радость от возвращения хозяйки стала такой сильной, что сомнений не оставалось — это было счастье.
Девушка сама изменилась. Сердце оттаяло. Прошлое отступило. На его место пришло настоящее — тёплое, настоящее.
Она больше не думала о матери. Не искала её. Но однажды её нашли. Появился он. Тот, кто увидел в ней не просто девушку, а ту самую — нужную, настоящую.
— Ты знаешь, — говорила она подруге, — мне кажется, эта собака не случайно появилась в моей жизни. Она вытащила меня наружу. Научила чувствовать. Любить. Верить.
Собака помогла раскрыть крылья. А если человек не хочет летать — они и не вырастут.
Да, история реальная.
