Когда Барс впервые появился в нашем доме, он был совсем малышом — маленький щенок с влажным носиком, надорванным ушком и настороженным взглядом, полным недоверия. Кто-то оставил коробку с ним прямо возле школьных ворот. Дочка тогда ещё училась в восьмом классе — позвонила мне на грани слёз:
— Мам, он совсем один, дрожит, лапки трясутся, дождь… Можно я его заберу?
Я тяжело вздохнула. Причин для отказа было масса: работа, у сына аллергия, да и жили мы в тесной квартире. Но почему-то я произнесла:
— Забирай. Что-нибудь придумаем.
С того момента прошло шестнадцать лет.
Шестнадцать лет, за которые он стал не просто питомцем, а кем-то куда большим. Сперва — лучшим другом детям. Затем — мне. Когда закончился брак. Когда дети выросли и разъехались. Когда ушла мама. Он всегда был рядом. Как старый тёплый плед. Как тишина на кухне утром. Как привычное дыхание рядом — только живое.
И единственное.
Барс не был породистым. Неизвестная смесь кого-то с кем-то. Среднего роста, с жёсткой, чуть волнистой шерстью и ушами, торчащими в разные стороны. Но был в нём особый характер. Его порода — «свой». Он знал, когда мне больно. Когда я молчала. Когда не хотелось никого видеть.
Он не навязывался. Просто подходил и ложился рядом. Или аккуратно клал морду на колени, будто спрашивал: можно?
Он знал всех нас. Внуков узнавал по голосам. Моё возвращение — по шагам. Разбирался в пакетах: один — хлеб, другой — что-то вкусное. Звук открывающегося холодильника был для него почти праздником. Один раз не удержался — съел пельмени, оставленные внуком. После этого больше никогда не трогал еду без разрешения.
Время шло, и он начал стареть. Сначала чуть-чуть — стал реже играть. Потом хуже слышал. Иногда не сразу отзывался, и я поднимала голос. Потом стал путаться под ногами. Но всё ещё встречал меня у двери. Всё ещё радовался.
А потом всё обрушилось резко.
Стал с трудом вставать. Одна лапа тянулась, как будто болела. Еда больше не радовала. Пил много. Вздыхал тяжело. Мы пошли к ветеринару. Врач провела рукой по его спине и тихо сказала:
— Он очень старый. Организм уже устал. Мы можем немного поддержать, но чуда ждать не стоит.
Я лишь кивнула. В машине Барс прижался ко мне. Я гладила его и шептала:
— Ну что, старичок. Будем жить. Пока сможем. Пока сам хочешь.
Он хотел. По крайней мере, сначала.
Он ещё поднимался. Немного гулял. Глядел в окно. Ел с руки. Но спал всё чаще. Иногда лежал так тихо, что я подходила, чтобы проверить — дышит ли?
Я ловила его взгляд. И видела: он как будто уже не здесь. Где-то далеко, в прошлом. Там, где дети смеялись. Где он носился за мячом. Где никто не болел.
Он всё больше уходил в себя. А я пыталась держаться.
Казалось, если не говорить вслух, если не признавать, — он останется.
А потом…
Было воскресенье. Я мыла полы, открыла окно проветрить. Барс лежал в коридоре. Проходя мимо, привычно кивнула:
— Барсюша, на посту?
Он чуть пошевелил хвостом. Всё как всегда.
Но когда вернулась — его уже не было.
Окно приоткрыто. Дверь закрыта. В квартире — тишина.
Я позвала:
— Барс? Барсик, иди ко мне!
Тишина.
Сначала не запаниковала. Проверила ванную — пусто. Заглянула под кровать — нет. Балкон, шкаф, даже стиральная машина — ничего.
Я выбежала во двор. Первый этаж. Он ещё мог спрыгнуть. Несмотря ни на что.
Пусто. Побежала по району. Искала в кустах, возле машин, у магазинов.
Звала.
— Барс! Это же я. Где ты?
Люди оглядывались. Кто-то смотрел с сочувствием. Кто-то — безразлично. Никто — не видел.
Ночь прошла в слезах. С утра — всё повторилось. Миска на крыльце. Одеяло. Голова как в вате.
На следующий день — опять то же. Объявления. Двор. Лавочки. Бесполезно.
И вдруг в голове мелькнула мысль: он ушёл, чтобы умереть.
Животные так делают. Уходят. Прячутся. Чтобы не быть обузой. Чтобы не показывать слабость. Чтобы не видеть слёзы.
А на третий день раздался звонок.
— Здравствуйте. Вы искали собаку? У гаражей тут старенький пёс лежит. Не уходит. Сказали — может, ваш?
Я побежала.
Он лежал в сухих листьях, между забором и гаражом. Пыль, ветки. Он не шевельнулся, когда я подошла. Только повернул голову. И тихо вздохнул.
— Барс… ну зачем же ты…
Он не стонал. Не выл. Просто ждал.
Ждал, пока я найду его. Пока подойду. Чтобы было не страшно.
Я говорила что попало. Вспоминала, как он тащил тапки. Как однажды спрятал курицу под коврик. Гладила. Он слушал. Он дышал.
Мы прожили ещё сутки. Дома. Тихо. Он не вставал, не ел. Только смотрел.
А ночью уснул. У меня на руке. Легко. Без боли. Без страха.
Он не хотел уходить один. И я бесконечно благодарна, что он дождался. Что дал мне быть с ним до конца.
Если у вас тоже было нечто подобное — напишите. Такие истории нельзя держать в себе.
