Он сидел в густой траве у подъезда, уставившись в небо. Последние лучи заходящего солнца отражались в его потускневших глазах. Вечер. Закат. Мысли крутятся вокруг двух простых желаний — найти угол для ночлега и хоть что-то поесть. Старый, забытый всеми, он большую часть своей жизни провёл среди мусорных контейнеров, в тёмных подвалах и на пыльных чердаках. Иногда ночевал прямо на улице. Полжизни… А ведь когда-то рядом были родные, дом, тепло… Хотя нет, не стоит об этом. Боль прошлого только тянет вниз.
Сейчас важно одно — выжить. Он не ел уже несколько дней. В округе не было ни одной знакомой помойки, а рассчитывать на сочувствие прохожих — дело опасное. Здесь за таких, как он, никто не заступится. Пару раз уже попадало. И снова шрамы. В этот двор он попал случайно — спасаясь от группы подростков, что нашли его спящим в тени кустов. Он не успел вовремя вскочить и уйти, за что поплатился. Раны ещё болели, тело ныло. Он бежал, как мог, ковыляя, пока не спрятался в этом дворе.
Три дня он уже живёт у этого дома. Здесь был подвал — тёплый, пусть и сырой. В углу нашлось немного ветхих тряпок. Это вполне могло стать его зимним пристанищем. Он уже почти поверил, что продержится. Но жильцы обнаружили его. Лаз заварили, на дверь повесили замок. Убежище исчезло.
Он поднял глаза и посмотрел на дом. Небо темнело. Свет зажигался в окнах — тёплый, уютный, словно дразнящий. На секунду он позволил себе мечту: быть там, за стеклом, среди тех, кто дома. Горячая еда, мягкая постель, мир и покой… А потом снова реальность.
— Эй, Рваный! — раздалось сбоку, отрезав мечты. Он вздрогнул. Голод и усталость вернулись. Перед ним стояла девушка. Он уже встречал её взгляд — высокая, рыжая, с дерзкой усмешкой. Похоже, она жила здесь.
Она смотрела прямо на него, подошла почти вплотную. Он мог бы дотянуться до неё лапой, но остался на месте. Бежать больше не было сил.
— Чего смотришь? Есть хочешь, да? — Она открыла рюкзак и стала в нём рыться. Он не верил — неужели? Неужели сегодня всё-таки не конец?
— Ну чего застыл? Бери, ешь! — она протянула ему свёрток.
Он осторожно взял еду. Где-то выше, на одном из этажей, за ними наблюдала женщина. Уставшая, немного угрюмая — мать той самой девчонки. Глядела, как её колючая, упрямая дочь гладит облезлого, поношенного временем кота и говорит:
— Ты кушай, Рваный. А потом я тебя домой заберу. Мама у меня добрая. Ну поругается для виду, а потом тоже тебя полюбит.
Женщина тихо улыбнулась. И направилась в комнату — готовить уголок для ещё одного, очень особенного жильца.
