В его руке болтался котёнок… Точнее, зажат был лишь тонкий хвостик, а само тельце свисало вниз головой. Мужчина, известный в округе как дядя Лёня, считал это забавой. — Отпустите его! — прозвучал тонкий, испуганный голос девочки. — Ему же больно!
Дядю Лёню боялись все: взрослые — по привычке, дети — по-настоящему. Он был человек странный, пугающий и в то же время хвастался некой справкой, которую никто никогда не видел. — Мне всё дозволено! — хохотал он. — Хочешь — краду, хочешь — дерусь, а меня всё равно отпускают. А вы — молчите, вам же хуже будет!
Так он и жил — бесцеремонно справлял нужду в подъезде, царапал на машинах ругательства, мог запросто хлопнуть женщину пониже спины и хохотать в лицо, глядя на растерянность и страх. Заявления на него писали, участковый приходил… но на следующий день Лёня снова расхаживал по двору, топтал клумбы, насмехался. Его ухмылка стала местной приметой.
Единственное, на что он не решался — это тронуть малышей. После того как однажды потаскал пятилетнего Костика за ухо, мать мальчика и свекровь так его «вразумляли», что на время он детей избегал. Но память у него была избирательной, и страх перед последствиями постепенно стирался.
В тот день первоклассница Марина возвращалась домой одна. Школа была рядом, и родители, работавшие допоздна, разрешали ей ходить самостоятельно. Она шла, когда услышала жалобный писк. Впереди, на тротуаре, стоял дядя Лёня. И в его руке болтался котёнок… Марина узнала этот жест — у неё была игрушка с резинкой, которую можно было трясти. Но ведь котёнок — не игрушка!
— Отпустите! — снова пискнула девочка. — Ему больно! — Больно? — переспросил он, и пустые глаза, расширенные зрачками, уставились на неё. — Совсем чуть-чуть… Правда, Марина?
Девочке стало страшно, но и котёнка жалко. Вспомнив мамины слова, что обиженных надо защищать, Марина прижалась к земле и, сорвавшись с места, на бегу выхватила котёнка из руки мужчины. Не оглядываясь, она бросилась к подъезду. Лёня рванул за ней.
Скорости Марине не хватало — тяжёлый рюкзак, мешок со сменкой, котёнок в руках… Но на пути стали бабушки, как настоящая живая стена. Лёня затормозил. Бабушки отстояли вход. Так у Марины появилась кошка. Самая обыкновенная, замученная, с телом толщиной в хвост. Её назвали Люсей.
Отъевшись, Люся стала кругленькой и домашней. Она залечивала папину спину, знала все мамины секреты и стала Марине лучшей подругой. Шли годы. Минуло лет пять, Марина выросла, и дядя Лёня начал смотреть на неё иначе — липко, неприятно. Пока только смотрел.
Но однажды, зная, что Марина дома одна, он постучал. Несмотря на наставления родителей, она открыла дверь — и Лёня тут же вошёл. — У вас есть соль? — с наглой ухмылкой спросил он. — Была, — сжавшись у стены, пробормотала Марина и пошла на кухню. Протянула ему пачку. — Вот…
Но соль ему не была нужна. Он убедился, что в квартире они вдвоём. Снимая штаны, он бурчал: — Ты же никому не скажешь? Не бойся, больно не будет… если только немного…
Но у Люси была своя память. И своя логика. Она знала: если Марине грозит беда — кто-то получит. Выждала момент. Подкравшись, проскользнула между ног, прыгнула… и заработали когти и зубы.
Лёня завыл. Он крутился, пытался отбиться, а Марина набрала «02». Когда приехала полиция, они не спешили вмешиваться — Люся всё делала правильно. Подъезд аплодировал. Родители приехали и тоже хотели поквитаться. — Поздно, — сказал полицейский. — Кошка уже всё сделала за вас.
Лёню увезли в ближайшую больницу. Хирург, осмотрев «зону атаки», мрачно шутил: — Увы, антисептиков нет, антибиотиков нет… Анестезии тоже не завезли. Но потерпите. Больно не будет… если только немного…
Справка больше не спасла дядю Лёню. А про Люсю теперь ходят легенды. И если кто-то скажет, что у кошек нет памяти — не верьте. Мы-то с вами знаем: у них есть и память, и сердце.
