Это не вымысел. Это настоящая история одной собаки. Если она тронет вас, просто покажите её хотя бы одному человеку, равнодушному к животным.
Белоснежная Рита с чёрным ухом.
Впервые её предали ещё щенком. Тогда её звали Рица. Её купили, думая, что она породистый фокстерьер. Когда стало ясно, что перед ними обычная крупная дворняжка, её просто выбросили за дверь, не задумываясь, и завели новую собаку. Рица, ещё веселая и дружелюбная, бегала по двору, подходила к людям, ластилась. Так и выдала своё имя. Кто-то назвал её Ритой, и имя прилипло. Нашёлся человек, приютил, стала домашней. Но вскоре он переехал, а Риту оставил. Второе предательство. Потом был третий хозяин. И он не задержался.
Затем её подобрал мастер, устроивший в подвале мастерскую. Рита стала жить там. Когда и он уехал, оставил соседям сто гривен и поручение: «Присматривайте». Рита осталась. Жила в подвале, ночевала там, пряталась от дождя. Всю жизнь провела в одном дворе. Знала всех, её знали все. Жизнь была так себе. Щенилась по два раза в год. Щенков moпили на глазах. Её бuлu, но и кормили. Иногда гладили. Для неё этот двор стал домом, а люди – семьёй. Она даже пыталась их охранять. Пока не стала мешать кому-то своим лаем. Тогда её закинули в машину и вывезли за город. Она вернулась. Шла неделю. Измождённая, изpaненная, но вернулась в свой двор. Люди смеялись: «Вот сmерва, пришла!» А она улыбалась им. Хоть и с выбиmыми зубами с одной стороны…
Потом Рита заболела. Началась сильная линька, на теле открылись язвы. Её всё ещё подкармливали – кто чем мог. Но сторониться стали. Кто-то пытался лечить – мазали солидолом, маслом, какой-то дрянью. Она становилась только грязнее. Люди её прогоняли, боялись заразиться. Единственное, что у неё оставалось – тот самый подвал.
Когда я переехала в этот двор, Рита выглядела жалко: худая, почти без шерсти, вся в воспалениях, сгорбленная, измученная постоянными родами и паразитами. Хвост поджат к животу, уши прижаты. Даже взгляд пугал – она убегала, не выдерживая пристального внимания. Я вылечила её, стерилизовала – соседи помогли. И Рита преобразилась. Шерсть засияла, стала шелковистой. Она набрала вес, хвост поднялся. А уши – эти очаровательные треугольники – вдруг оказались похожими на настоящие фокстерьерские. Рита вновь начала улыбаться. Стала бегать по двору. Люди радовались: «Гляньте на Ритку! Ну красавица же!» И добавляли с гордостью: «Она ведь дорогу домой нашла!» Хотя всё ещё жали руки тому, кто однажды выбросил её.
Шло время. Жизнь шла своим чередом. Люди рождались, умирали. Кошки, собаки приходили и исчезали. А Рита оставалась. Она стала частью двора. Одни говорили, что ей 10 лет, другие – 15, третьи спорили: «Да ей под тридцать!» Эти споры чаще всего звучали в местной «наливайке». У Риты там были друзья – местные алкаши. Она приходила, принимала угощения, слушала их бесконечные разговоры. Она играла с детьми, гоняла крыс, валялась на футбольном поле. У неё была большая жизнь.
Потом пришла война. Люди начали расчищать подвал – тот самый, где жила Рита. И она включилась. Поняв всё по-своему, тащила туда «запасы»: кости, рыбьи хвосты, колбасу. Люди всё это выбрасывали, но она была упряма. У неё были тайники, которые никто не мог найти. И когда начались налёты, Рита спускалась в укрытие вместе с остальными, доставала свой клад. С косточкой в зубах даже взрывы звучали не так страшно.
Позже ей позволили жить в подъезде. У Риты появился матрасик под батареей, свои миски. Она стала «нашей Ритой». На неё собирали деньги – на лекарства, на уход. Даже свой маленький фонд у неё появился. Казалось, всё плохое позади. Но не тут-то было.
Риту сбил сосед-таксист. Жил с ней в одном подъезде. Просто сдал назад, не глядя. Сбил. Развернулся, уехал. Увидел, конечно. Но потом говорил: «Я не обязан тормозить из-за бездомной собаки». Он не понял, что сделал. Был зол, что я подала заявление. У него нашлись защитники – те самые дружбаны. Он просто налил.
Рите сделали несколько операций. Я забрала её домой. И тут люди пошли – из нашего двора, с других улиц. Звонили, помогали, приносили деньги. Под окнами стояли дети – те, что родились уже при Рите. Для них не было мира без неё. У всех были серьёзные лица. Кто-то давал много, кто-то по чуть-чуть. Почти 50 человек. В доме всего 12 квартир.
Мне помогают выносить её на улицу – сама не справлюсь. А бывшие «друзья» теперь говорят злобно: «Зачем с ней носитесь? Это просто собака. Проще усыпить!» Я знаю, почему они злятся. Завидуют. Ей завидуют. Её любят. По ней плачут. Её будут помнить. А о них – забудут. Их не ждёт тёплый дом. Не обнимет никто. И не полюбит.
Если Рита поправится… Нет, когда поправится – я к ним её не отпущу. Пусть остаётся в памяти с друзьями. Предателей у неё в жизни и так было достаточно.
Меня спрашивают: почему ты помогаешь собакам? Может, потому что в детстве я читала «Белого Бима» Троепольского. И поняла, что значит быть собакой среди людей. История одной собаки изменила мою жизнь. Большинство, кто помогал Рите – не собачники. Для них это был первый шаг. И они говорили, что теперь стали видеть по-другому – и людей, и животных. И не пройдут мимо.
Я – не Троепольский. Но, может, чья-то жизнь изменится, если прочитает про Риту. Может, ещё кому-то помогут – Биму, Рите, Жульке, Шарику. И в мире станет на одну собачью улыбку больше. А значит, жить в нём всё ещё стоит.