Сергей сидел на тёмной кухне, разглядывая экран телевизора, расколотый чёткой линией посередине. Казалось, будто кто-то одним ударом рассёк не только технику, но и всю его жизнь — на «до» и «после».
Когда-то «до» было его временем. У него был свой бизнес — установка и ремонт бытовой электроники. Телефон разрывался от заказов, а вечерами он слышал знакомый голос жены: «Сережа, ну ты опять забыл поесть!» По выходным приезжала дочь Аня с внуками, в доме стоял смех, хлопали дверцы шкафа, жизнь бурлила.
Потом всё стало иначе.
— Рада, иди ко мне, — прошептал он, нарушив тишину.
Старая рыжая дворняга подняла голову со своего коврика у двери. Потертая временем, но преданная и мудрая — единственный живой уголок из прошлой жизни, кто остался с ним. Не исчез, не отступил, не предал.
Пёс подошёл, как всегда, и лёг прямо к его ногам.
— Помнишь, как ты оказалась у нас? — Сергей запустил пальцы в мягкую шерсть за её ухом. — Мокрая, замёрзшая… Нина тогда ворчала: «Сережа, куда ты опять тащишь это чудо?» А я всё равно тебя забрал.
Рада вздохнула так выразительно, будто понимала каждое слово. И от этого что-то болезненно кольнуло в груди.
После смерти Нины друзья приходили первое время. Обнимали, сочувствовали, говорили: «Держись, брат» или «Мы рядом». Но когда сроки траура истекли, все начали растворяться. Кто-то съехал, кто-то «забыл зайти», кто-то испугался навсегда. «Горе, как вирус, — думал Сергей, — каждый боится подцепить».
Через полгода закрылась фирма. Клиенты не ждали: кому нужен мастер, чьи руки тряслись от слабости, а от него самого пахло глушёным отчаянием и алкоголем?
Дочь звонила всё реже. «Пап, у меня работа, у детей школа». Логично. У всех своя жизнь.
Кроме него.
— Все отвернулись, даже те, кого знал двадцать лет, — сказал он недавно соседу Михалычу. — А эта старая псина — нет.
Михалыч кивнул, но торопливо ушёл — будто и сам знал, что нечем помочь.
Сергей поднялся, подошёл к окну. За стеклом февраль неистовствовал — колкий, хмурый. Рада поднялась следом и села рядом, одним движением хвоста будто поддерживая его.
С приходом марта снег растаял, превратившись в тягучую, сероватую жижу. Сергей возвращался с магазина, неся в пакете хлеб и — то, что он брал уже машинально изо дня в день последние месяцы.
Рада трусила рядом, время от времени заглядывая ему в лицо. Словно искала ответ на вопрос: «Что с тобой, хозяин? Ты ведь не такой».
— Всё, девочка, — пробормотал он. — Последний раз. Завтра всё будет иначе. Либо всё закончится.
Он не запомнил, как споткнулся. Только как земля под ногами стала чужой. Как будто кто-то обвил грудь холодом и не давал вдохнуть.
И где-то очень далеко услышал громкий, истеричный лай.
— Рада… тихо, — выдохнул он, но его голос уже тонул в пустоте.
Собака не слушалась. Лаяла, хватала зубами рукав, тащила, не сдаваясь.
— Что там за шум? — донёсся голос Люськи Михалычевой.
— Да дворняга твоя с ума сошла! — прокричала она, но в этот момент Михалыч уже выбегал на улицу.
— Серёга! Да что ж ты! Люся, скорую вызывай!
Фрагменты всплывали обрывками. Визг шин. Холодные руки на его теле. Запах хлорки. Капельница. Голоса.
— Сердце, — услышал он врача. — Ещё немного — и конец. Только пес спас. Повезло, что она вас не бросила.
Когда очнулся дома, Рада лежала у кровати, положив морду на его ладонь.
— Ну здравствуй, спасительница, — прошептал он.
Собака посмотрела на него — так, как не мог ни один человек. В этом взгляде было больше человечности, чем во всех соболезнованиях, что он слышал с похорон Нины.
Хватит.
Сергей поднялся с кровати, прошёл на кухню. Открыл шкаф, взял одну за другой бутылки — и вылил всё в раковину. Рада следила, будто понимала: это сейчас решается что-то важное.
— Ну что, Рада? — он вытер руки. — Попробуем жить, а?
Он зажёг лампу в старой мастерской. Полгода сюда не заходил. Как чужая комната. Достал паяльник, проверил — работает. Руки дрожали, но — от волнения.
«А если получится?» — подумал он.
Первым пришёл Михалыч — с поломанным телевизором.
— Серёга, ну ты точно? В порядке?
— Не знаю, — честно ответил Сергей. — Проверим.
Работал медленно, но уверенно. Пальцы вспомнили всё сами. Когда экран загорелся, Михалыч чуть не прыгал.
— Сколько должен?
— Ничего. Ты же скорую вызвал.
— Да ну тебя! — засмеялся тот и сунул в карман деньги. — Жена у меня утюг убила. Зайдёшь?
Потом была соседка с ноутбуком. Знакомый Михалыча — с колонками. Потом — лавина заказов.
Рада быстро освоилась: встречала клиентов, сопровождала до мастерской, дремала у ног хозяина, пока он чинил технику.
— Это ваш директор? — улыбались люди.
— Главнее, — отвечал Сергей. — Она меня с того света вытащила.
К концу лета появилась вывеска: «Мастерская Сергея и Рады. Ремонт техники». Соседские дети начали звать собаку «директором».
Сергей перестал сторониваться зеркал. Отпустил бороду, снова стал похож на мастера, которым когда-то гордился. В глазах — не тоска, а интерес. У Рады — бодрость.
— Мы молодцы, девочка, — сказал он, гладя её голову. — Вместе справились.
Рада довольно выдохнула, уткнулась мордой ему в колени.
Жизнь вернулась.
В сентябре, в прохладное утро, зазвонил телефон.
— Папа? — голос был знакомым. И робким.
Сергей застыл, держа паяльник. Рада подняла морду, уши навострила — она тоже узнала голос Ани.
— Аня? Это ты?
— Я, пап. — Пауза. — Я… приеду завтра. Можно?
Сергею словно воздух перекрыли. Почти год не виделись. После того самого разговора, где она сказала: «Ты пугаешь меня, пап. Мне трудно, а ты… просто растворяешься».
— Конечно можно. Только… — Сергей огляделся по мастерской, не зная, с чего начать. — Тут у меня теперь…
— Я знаю, — перебила она спокойно. — Михалыч рассказал. Сказал, ты снова в деле.
На следующее утро Сергей проснулся затемно — в пять утра. Бесполезно пытался уснуть обратно, но тело и мысли не слушались. Он принялся за уборку: протёр пыль, расставил инструменты по местам, даже Раду причесал, что она стерпела с невиданным благородством.
— Ну что, девочка? — сказал он, поправляя табличку у ворот. — Встречаем гостью?
Рада села рядом, смотрела настороженно — чувствовала, что сегодняшний день важен.
Машина остановилась у калитки ровно в два. Из такси вышла женщина с дорожной сумкой. Аня. Постаревшая? Или просто чужая — ведь он видел её только по телефону всё это время.
Она застыла на месте, рассматривая всё вокруг: чистый дворик, самодельную вывеску, отца у порога с инструментом и доверчивую пса у его ног.
— Папа?.. — голос у неё дрогнул. — Это всё ты сделал?
— Не я. Мы, — поправил Сергей, кивая на Раду. — Она мне не дала пропасть.
Аня сделала пару шагов, а потом вдруг бросилась к нему, словно девчонка.
— Прости меня, — лепетала она, уткнувшись в его плечо. — За то, что исчезла. За то, что не верила…
— Тише, дочка. Всё уже позади.
Рада вертелась рядом, виляя хвостом — как будто говорила: «Ну вот, наконец-то — все свои».
Вечером они ужинали втроём. Аня рассказывала, как справляется на работе, как дети растут, и о том, что недавно развелась с мужем.
— Знаешь, пап, — сказала она, ковыряя вилкой салат. — Когда мне сказали, что ты опять живёшь, я не поверила. Решила, что тебе просто хотят помочь и всё приукрашивают. А теперь… — она огляделась на чистую кухню, на Раду у стола, на отца с ясным взглядом. — Теперь я вижу, что это правда. Ты снова здесь. Ты вернулся.
— Я и не уходил, — улыбнулся Сергей, положив руку на её ладонь. — Просто сбился с пути на время.
— Хорошо, что Рада нашла тебя, — сказала она, гладя собаку по голове.
— Да, именно так.
После ужина Аня достала из сумки конверт.
— На, возьми.
— Что там?
— Деньги. Хочу помочь с мастерской. Можешь оборудование обновить. Или рекламу дать.
Сергей покачал головой:
— Не надо, милая. У нас всё хорошо. Правда. Своими силами справляемся.
— У нас… это у тебя и Рады? — улыбнулась Аня.
— А кто же ещё? — Сергей рассмеялся. — Она у меня главный инженер по моральной поддержке.
Рада, услышав своё имя, подала голос — как бы подтверждая всерьёз свои новые полномочия.
— Пап… — Аня замялась. — Можно я останусь здесь пожить? Немного. Мне нужно разобраться с собой. Подумать о будущем.
— Знаешь, Анют, — Сергей взглянул в окно, где небо лоснится тёмным бархатом. — Когда я лежал тогда во дворе, мне казалось — всё, конец. Никому не нужен. Точка. А оказалось — это была только запятая. Начало нового предложения.
— А если бы Рада не выла тогда?
— Но выла же. Значит — так и нужно было.
Аня заплакала. Но это были слёзы очищения, а не тоски.
Прошло ещё время — целый год.
Начался тёплый, неженский май — с черёмуховым запахом и вечерами, которые тянутся до зари. У мастерской очередь клиентов, сарафанное радио гремит как телевизионная реклама в 90-е. Рада всё так же встречает посетителей у ворот с видом генерального директора.
— Дядь Серёж, ведь правда к вам с другого района ездят? — спросил соседский мальчишка, протягивая приставку на починку.
— Абсолютная правда, — усмехнулся Сергей. — Лучший маркетинг — это честный труд.
— А Рада, значит, директор? — уточнил мальчишка.
— Генеральный, — вставила Аня, приехавшая опять на побывку. — Мы с папой так, на подхвате.
Рада к этому времени обзавелась ещё большей сединой в шерсти, но глаза всё так же смотрели с мягкой мудростью.
Вечером они сидели на крыльце: он, дочь, собака. Аня листала планшет с заказами.
— Может, пора нанять ещё одного мастера? — задумчиво сказала она. — Справишься ли один, если заболеешь?
— Ань, — рассмеялся Сергей. — Какой там отпуск, какая болезнь! Мне 60, а я только начал жить.
— Точно, — она кивнула. — Помнишь, каким ты был до того, как вернулся в себя?
Он помнил. Но тот образ — как старое кривое зеркало: смутный призрак, чужой.
— Если бы не Рада, — начал он.
— Пап, — перебила дочь. — Ты сам выбрал жизнь. А она просто показала, что ты нужен.
В этот момент Рада подняла голову, будто соглашаясь: «Да, я всё сделала вовремя».
— Папа, — сказала Аня вдруг. — А ты счастлив?
Сергей задумался. Что такое счастье? Фейерверки в небе? Шумные компани? Или вот — тихий вечер, рядом дочка, мастерская, в которой пахнет паяльником, и старая собака, которая однажды спасла твоё сердце — и больше его не отпустила?
— Знаешь, Анюта, — сказал он тихо. — Я не просто счастлив. Я живу заново. И впервые — так, как надо.
И это была правда. Рада спокойно положила голову ему на колени.
Спасибо вам, что читаете. И — особенное спасибо за лайки и комментарии!
