Октябрь выдался суровым. За окном не утихал ливень, ветер проносился по двору, завывал в трубах, а Степан Иванович сидел на кухне, уставившись в пустоту. Уже два года его дни были предсказуемы до минуты: подъём в семь, завтрак в восемь, новости в девять. Всё чётко, всё по порядку. Тапочки возле двери выровнены, кружки в шкафу стоят одинаково ровно — ручками в одну сторону. Так он жил после смерти жены.
— Красота да и только, — тихо сказал он сам себе. — Лиде бы понравилось.
Вечером, как обычно, он пошёл в магазин за хлебом. И там его заметил. Возле подъезда, прямо на ступеньках, сидел кот. Рыжий, весь облезший, глаз один заплывший. Мелко дрожал, словно не то от холодного дождя, не то от страха.
— Ну здравствуй, приятель, — присел Степан Иванович. — Вид у тебя неважный.
Кот взглянул на него так, словно хотел сказать: «Не то слово, дед. Жизнь боль».
— Подойди-ка, — Степан протянул руку.
Зверёк не убежал. Напротив — позволил себя потрогать. Даже замурлыкал едва слышно.
— Ледышка ты моя, — покачал головой Степан.
В этот момент со ступенек раздались шаги. Галина Петровна, соседка с третьего этажа, спускалась выбрасывать мусор.
— Степан Иванович! — громко воскликнула она. — Что вы там возитесь с этим… этим существом?
— Замёрз бедолага.
— И правильно! Нечего тут шляться. Разносят блох, инфекции всякие.
Степан поднялся. Взглянул сначала на соседку, потом на кота.
— Пойдём, что ли, — тихо произнёс он. — В тепле-то лучше.
— Да вы с ума сошли! — запротестовала Галина Петровна. — Грязь в дом тащить!
— А если тут умрёт — чище будет?
Вернулся он домой с котом. Тот шёл рядом, нерешительно, но не отставал. На пороге квартиры зверёк остановился, нюхал воздух.
— Не бойся, заходи, — подбодрил его Степан. — Тут не улица.
Первым делом отнёс его в ванную. Тёплая вода, немного шампуня — кот не сопротивлялся, наоборот, жмурился от удовольствия.
— Бедный ты мой, — пробормотал Степан, рассматривая шрамы и расчесы. — Кто ж тебя так?
Покормил кота, чем было: колбаса, сыр — всё исчезло за считанные минуты.
— Будешь Рыжиком, — решил он. — Самое то.
Постелил старое полотенце у батареи — кот свернулся калачиком и мгновенно уснул. Степан смотрел на него и думал: «Ну и как теперь быть? И корм нужен, и врач».
Но было в доме что-то иное — живое.
— Ладно уж, одну ночь переночуешь. А там видно будет.
Утром проснулся от грохота. На кухне — хаос. Герань перевёрнута, земля по полу, чашка расколота. А Рыжик сидит, важно вылизывает лапку.
— Ты что натворил?! — воскликнул Степан.
Кот поднял морду, посмотрел с безразличием: мол, доброе утро. Как спалось?
— Всё! — Степан устало вздохнул. — Верну тебя обратно. Не готов я к этому.
Стоял он среди разрушенной кухни и чувствовал, как внутри всё и правда кипит. Два года идеального порядка — и такое за одну ночь. Хлев какой-то.
— Братец, — обратился он к коту. — Не справлюсь я с этим. Прости.
Взял на руки — и к двери. На пороге встретился нос к носу с Галиной Петровной: подписи собирала.
— Ага! — торжественно сказала она, увидев погром. — Говорила же — плохо кончится!
Степан посмотрел на неё. Потом на кота. Тот прижался к его груди, тихо мурлыкал.
— Не отдам я его, — неожиданно сказал он.
— Что? Как — не отдадите?
— Так. Привыкнет. Воспитаю.
— Да он вам всё разнесёт!
— Ну и пусть. Не дворец у меня.
Соседка фыркнула и ушла, хлопнув дверью. А Степан остался — с котом и разрушенной кухней.
— Ладно, Рыжик, — глубоко вздохнул он. — Раз уж взял — отвечаю. Только давай, договоримся: больше так не пакости.
Ухаживал за домом полчаса, а кот сидел рядом, наблюдал.
— Видал, как дела обстоят? — говорил Степан, подметая. — Я тут устаю, а ты, значит, зритель. Барин, что с тебя взять.
Кот мяукнул, словно соглашаясь.
К обеду всё снова блестело. Но стоило сесть за стол, как Рыжик уже таинственным образом оказался на шкафу и сбросил стопку книг.
— Да ты издеваешься! — простонал Степан.
Но злость уже прошла. Что-то внутри словно щёлкнуло. Или наоборот — вернулось на место.
В магазин за кормом Степан пошёл вечером. Продавщица удивлённо подняла брови:
— Котика завели?
— Похоже на то.
— И вы там, дома, с животным? Да ладно!
— Сам в шоке, — ответил он.
Дома накормил Рыжика купленным кормом. Зверёк ел с удовольствием.
— Нравится? — спросил Степан.
Кот в ответ потерся об ногу.
Через неделю Степан уже не узнавал свою жизнь. Вставал не по будильнику, а от того, что Рыжик устраивал «поход по груди». Вечерами не смотрел новости — играл с котом верёвкой.
— Лида бы смеялась, — говорил он. — Что с её аккуратным мужем стало.
В квартире появилось многое: домик у окна, когтеточка, миски. И исчезло главное — мёртвая тишина. Дом ожил.
Галина Петровна заглядывала как по расписанию. То соль, то вопросы несуществующие. А сама всё на Рыжика косилась.
— Развел тут зверинец! — фыркала. — Дождёшься тараканов.
— Да какие тараканы? — смеялся Степан. — Чище, чем у многих.
Она то вздохнёт, то покачает головой — и уйдёт. А в квартире стоял новый запах. Не стерильная пустота. А тепло. Жизнь.
Через три недели случилось невероятное: Степан красил батарею, стоя на табурете, а Рыжик, шмыгнув под руку, вляпался лапой в краску — и понёсся по всему дому, оставляя белые следы.
— Ах ты ж, художник! — хохотал Степан, поднимая кота.
В дверь постучали.
— Что у вас там опять? — врывается Галина Петровна.
— Так, Рыжик искусством занимается, — показал он следы.
— Беспредел!
— Да бросьте, Галина Петровна. Красота же!
На четвёртой неделе снова магазин. Новая игрушка. Продавщица только вздохнула:
— Уж балуете вы своего кота.
— Он того стоит, — смутился Степан.
Дома Рыжик встретил, замурчал.
— Соскучился? — тихо сказал Степан. — И я по тебе.
Он и правда скучал. Спешил домой, как будто кто-то ждал. Наконец понял — это чувство, что нужен.
Тигрёнок этот рыжий вернул его к жизни.
Через месяц случилось странное. Галина Петровна пришла с просьбой:
— Можно я его сфотографирую? Внучке отправлю.
— Конечно.
И фотографировали. Кот позировал, как профессионал. Соседка смеялась — давно не слышал он такого смеха от неё.
После её ухода Степан подумал: «А ведь и Галина переменилась. Доброй стала. Или я так вижу?»
Но утром его разбудила тишина. Та самая, тревожная.
— Рыжик? — позвал он, судорожно вставая.
Ни ответа. Ни привычного топота по груди. Нигде.
— Где же ты, браток?..
Степан заглянул под диван, в шкаф, за холодильник. Пусто.
На кухне — миска с кормом, к которой никто не притронулся. Сердце болезненно сжалось.
— Этого не может быть, — прошептал он, голос дрогнул.
Он обыскал всю квартиру. Ещё раз. И ещё. Но от Рыжика не было ни следа.
— Балкон! — вспомнил вдруг.
Он стремглав бросился на лоджию. Балкон застеклён, но вчера он открывал форточку — вдруг не закрыл?
Форточка действительно была распахнута. А на полу — осколки глиняного горшка от цветка.
— Господи… — осенило Степана. — Он мог выпасть!
Четвёртый этаж. Внизу — голый бетон.
Степан оделся в спешке и выбежал на улицу. Исследовал каждый куст, каждую клумбу. Заглядывал под машины, в подвал.
— Рыжик! — звал он. — Рыженький, ты где?!
Прохожие оборачивались — в их взглядах было сострадание.
— Дедушка, что у вас случилось? — мягко спросила молодая мама, катившая коляску.
— Кот пропал… — едва удерживал слёзы Степан.
— Может, просто гуляет? Такое бывает.
— Я не уверен. Не знаю…
Он обошёл весь двор. И соседние. Но Рыжика как не бывало.
К вечеру, обессиленный, вернулся домой. Сел на кухне, уставился на неприкосновенную миску с кормом. Сердце сжималось от тоски.
В дверь постучали. Галина Петровна.
— Степан Иванович, вы кричали во дворе… Что-то случилось?
— Рыжик пропал, — сипло произнёс он.
— Как — пропал?
— Проснулся, а его нет. Ни следа. Может, с балкона упал, может, удрал. Не знаю…
Галина Петровна вошла, огляделась.
— И что, везде смотрели?
— Везде.
— В подвалы заглядывали?
— Да.
— А может, кто-то его забрал? Приютили, может?
Эта мысль пронзила Степана — стало ещё тяжелее.
— Не знаю, Галя, — впервые назвал он её по имени. — Голова не соображает.
— Да не убивайтесь так, — неуклюже похлопала она по плечу. — Найдётся ваш Рыжик. Они ведь умные, выкарабкается.
Но слова не приносили утешения.
Ночью он не сомкнул глаз. Лежал и пытался расслышать за дверью — вдруг знакомое мяу?
Но только тишина.
К утру понял: без кота жить не может. За месяц Рыжик стал частью его самого.
Начался второй день поисков. Степан с рассвета до заката ходил по району, показывал прохожим фотографию.
— Не встречали такого? Рыжий, грудка белая.
Люди качали головами. В зоомагазине продавщица предложила:
— А вы объявление разместите? В сети, на столбах.
— Я в этом ничего не смыслю.
— Я помогу! — неожиданно улыбнулась она. — Давайте фото, я сама всё раскидаю.
В сети появилось: «Пропал кот Рыжик. Улица Мира. Вознаграждение гарантируется».
Но телефон молчал.
На третий день Степан уже почти смирился. Сидел дома, смотрел в окно голыми глазами, где всё было неважно, и думал, как стремительно жизнь кувыркается.
Месяц назад всё было предсказуемо. А потом пришёл Рыжик — хаос, тепло, смех. И ушёл, оставив за собой дыру куда глубже прежней.
— Значит, так и надо, — бубнил он, глядя в своё отражение. — Не положено старикам счастье. Сидеть тихо и доживать.
Но сердце противилось. Хотелось снова слышать мурлыканье. Чувствовать, что ты — не лишний.
Под вечер третьего дня он пил чай машинально — лишь бы занять руки.
И вдруг услышал. Где-то далеко, приглушённо. Мяуканье.
Сначала решил — показалось. Но оно повторилось. Жалобное, тянущееся.
Степан сорвался с места, выбежал на лестничную клетку:
— Рыжик?!
Тишина.
Поднялся на этаж выше:
— Рыжик! Ты здесь?
И тогда увидел. На втором этаже, в межрамном пространстве у окна. Рыжик, дрожащий, измученный, жалобно мяукающий.
— Господи… — едва не сдал голос. — Как ты туда залез?!
Кот был худой, грязный, но живой.
— Стой, потерпи, — Степан торопился, пальцы дрожали. Открыл раму, аккуратно достал замёрзшего кота.
Тот почти не шевелился. Но когда Степан прижал его к себе — замурчал, еле слышно.
И Степан заплакал — впервые за два года.
— Дурачок… — шептал он. — Зачем ты так со мной? Нашёл ведь, нашёл…
Дома отпаивал Рыжика тёплым молоком, кормил понемногу. К вечеру кот оживился, даже лапкой поиграл.
— Вот и славно, — Степан улыбался сквозь слёзы. — Вот и хорошо.
Теперь январь. Три месяца с того дня, как Рыжик поселился у Степана. И месяц после его исчезновения.
Степан стоит у окна, греется. Рядом — Рыжик на подоконнике, распластавшийся в солнечном пятне. Толстый, довольный, уверенный.
— Разъелся ты, дружок, — шутит Степан. — Совсем домашний стал.
Кот в ответ только урчит, даже глаза не открывает.
В дверь — стук. Галина Петровна.
— Можно? — выглядывает.
— Заходите, Галя.
Теперь соседка — почти как гостья почётная. Приходит с чаем, с поделками для кота — принесла даже вязаную мышку.
— Как наш красавчик? — гладит Рыжика.
— Как царь живёт. Ест, спит, панику вызывает.
— А вы? Не жалеете, что принесли его?
Степан подумал. В квартире царил творческий беспорядок: игрушки, миски, шерсть на ковре. Порядка нет, зато есть жизнь.
— Ни разу не пожалел, — ответил он честно.
— А вот я думаю… — улыбнулась Галина, — может, и мне взять котёнка? Что-то скучно последнее время.
— А вы заведите! Только сразу — к врачу, прививки всё такое.
— Всё знаете, да?
— Учусь, — подмигнул Степан.
Вечером они с Рыжиком на диване: Степан смотрит телевизор, кот спит на коленях, потягивается и перекатывается на спину.
— А помнишь, как я тебя хотел выгнать? — Степан почесал пушистый живот. — Глупый я был. Чуть лучшее не упустил.
На улице — январский ветер, мороз. Но дома тепло. Жизненно. Уютно.
Степан смотрит на спящего кота и понимает — он снова живёт. Не просто существует.
А завтра утром его разбудит рыжий «будильник» с усами. Это будет самое настоящее счастье.
— Спи, Рыженький, — говорит Степан.
И засыпает под мягкое урчание — лучшую колыбельную из всех.
