Стоял тёплый полдень в середине июня. Солнце ласково пригревало, птицы щебетали, червяки мирно занимались землекопательными делами. Полная благодать. Никаких тревожных знаков судьба не подавала. Но идиллию безжалостно разорвал телефонный звонок. На том конце провода взволнованно зазвучал голос дочери:
— Мам, я птенца подняла. Воронёнок, кажется.
Первая мысль — оборвать разговор и навсегда потерять эту сим-карту. Вторая — аналогичная. Но потом я вспомнила, что ребёнок прекрасно знает наш адрес, так что спасения всё равно не будет. Поэтому я максимально спокойно поздравила её с находкой и велела немедленно уходить оттуда подальше.
— Мам, у него тут ни гнезда, ни мамы. Он один, сидит прямо на жаре посреди дороги и орёт!
Теперь вы примерно понимаете, сколько весит бытовой кошмар. Мне самой захотелось усесться на асфальт и орать в голос. Но было ясно одно: что бы я ни сказала, пернатый уже приговорён к переезду ко мне. Пропустим мой позорный проигрыш в споре с дочерью и перенесёмся в момент, когда Тася уже стоит на крыльце дачи. На лице у неё сияние, в руках — панамка, внутри панамки — шумный комок пера и клюва. Я кратко и емко выразила своё восхищение происходящим и ушла в дом. Не за коньяком — а за инструкциями. Как, оказывается, выхаживают недовылупившихся.
С первого же чтения стало ясно: воронята — маленькие, но очень требовательные создания. Кормить их нужно каждые полтора-два часа, днём и ночью. Не дать замёрзнуть — обязательно. Петь песни и трясти погремушками — на усмотрение няни. Тася торжественно пообещала старательно помогать… и моментально испарилась. Мы остались вдвоём — я и эта прожорливая чёрная пылинка.
И тут выяснилось: это не просто птенец, это натуральная воронка для съедобного. Он сидел на дне панамки и сверлил меня глазами. Я смотрела на него сверху вниз, с высоты прожитых лет. Затем снова коротко обрисовала ситуацию крепким словом и решила прекратить ругаться, чтобы малыш не подумал, будто это его имя. Так началась наша нескончаемая карусель «весёлых» дней.
Ночи были сущим адом. Будильник звонил каждые два часа. Я, словно лунатик, шла на кухню, готовила свежую порцию корма, набирала смесь в шприц и ехала кормить «детёныша». Он сам есть не умел, клюв приходилось открывать вручную, а смесь выдавливать понемногу. В результате в еде были измазаны всё: я, птенец и ближайший пейзаж. Потом я клала его на тёплую грелку, он мирно засыпал, и я ложилась рядом. Успевала уснуть минут на двадцать — и новый звонок будильника. Второй круг ада. Третий. Двадцатый.
Если бы слово «проблема» имело внешний облик — оно выглядело бы именно так. Примерно через две недели стало немного легче. Птенец наконец научился есть сам, но вместе с этим вырос его аппетит. Я начала с уважением смотреть на всех местных птиц: оказывается, чтобы вырастить такого пожирателя, требуется целая армия насекомых. Ловить букашек стало моим фоновым хобби. Из купания мы возвращались с ладонями, полными слепней. В теплице я охотилась за мухами. Вечером мы с Тасей выходили на «комариные сафари»: одна из нас служила живой приманкой, а вторая хлопала по воздуху и собирала урожай.
Комары, судя по всему, сдали на нас коллективную жалобу. Спустя месяц я окончательно переориентировалась: насекомые превратились в стратегический запас еды. Увидела паука — тут же тащу птенцу, а он ловко склёвывает прямо с руки. Помню, сидели мы как-то в кафе, обедали. И тут я замечаю на подоконнике целый «склад» мёртвых мух. Пока гости жевали, я ломала голову, как бы тихо их сгрести. В итоге, наплевав на приличия, просто подошла к окну и собрала добычу голыми руками. Люди удивились, но мне было всё равно: позор минутный — ужин обеспечен.
Среди черенков гортензий в теплице теперь живёт ещё один «черенок» — птица. Имя долго выбирали, хотели что-то благородное, почти аристократичное. В итоге зовут его Бедро. Прозвище прилипло само — потому что лапы у него знатные, прямо окорочка. Ходит от бедра, гордо.
А почему пастушковая птица, если изначально «воронёнок»? Потому что никакая это не ворона. Это — коростель. Если вы не слышали, кто это, то добро пожаловать в клуб: я тоже до прошлого лета жила спокойно и счастливо. Но жизнь решила иначе:
«Вот тебе птенчик. Изучи его судьбу. Хочешь? Не хочешь? Какая разница?»
Взрослый коростель — это пернатый подросток, почти как цыплёнок-переросток. Обитает в полях и зарослях, питается червяками, жуками, мышатами, лягушками. Зимой улетает в Африку, весной возвращается обратно. В дикой природе выглядит примерно вот так — (и тут природа ухмыляется: «Узнавай, наслаждайся»).
Так что теперь Бедро живёт с нами. Клетки я терпеть не могу, поэтому коростель у нас — «вольная птица». С собаками подружился, кошки временно переселены на другую территорию. Уверена, они до сих пор пишут петиции.
И напоследок — мудрость, оплаченная бессонными ночами и килограммами насекомых:
не всё то воронёнок, что чёрное и громко орёт.
