Февраль выдался снежным и тяжёлым. Снег валил без остановки, наметая сугробы в человеческий рост. А тут ещё срочный выезд по работе — около четырёх часов дороги, и это при том, что Иван за последнюю неделю почти не отдыхал. Год, что прошёл, был тяжёлым и бедным, а этот начался так быстро, что казалось — всё летит со скоростью ракеты.
С тяжёлым выдохом Иван всё же собрал сумку, наспех закинул нужные вещи и направился к машине. Смахнув с капота усиливающийся слой снега, он сел за руль. Короткий сон в четыре часа чуть освежил голову, но сил всё равно не прибавил.
Выезжая со своего двора, он боковым зрением заметил собаку, почти скрытую за снежной грядой. Белая попона шерсти с коричнево-рыжими отметинами, будто кто-то поставил неумелые кляксы. Одно ухо чисто белое, второе — с пятном, словно на него капнули краской.
«Ну и тяжко тебе будет в такой мороз», — подумал Иван, пропуская мимо себя огромный жёлтый грейдер. За ним ехать хоть медленно, зато дорога частично очищена.
Регион буквально парализовало. Расчищенные дороги тут же снова заваливало снегом, пробка тянулась километрами, аварий — десятки. Иван продвигался к цели со скоростью черепахи. По пути он заехал в кафе у выезда из города, взял кофе, пару котлет с картошкой в контейнере. В машине были вода и бутерброды, но горячая еда всё равно не помешает.
Минуло почти два часа пути. Радио сипло выводило голос Рэя Чарльза. Иван тихо подпевал:
Hit the road, Jack!
And don’t you come back
No more, no more…
(«Давай, Джек, отправляйся в путь —
И чтобы больше не возвращался!»)
Поворот дороги уходил вправо, Иван держал руль уверенно и скользил взглядом по обочине. И вдруг ему снова почудилась та же собака — будто она преследует его с самого дома.
— Уф! — встряхнулся он. — Точно вырубаюсь…
Он прибавил громкость и уже почти в голос подпел:
-Whoa woman, oh woman…
Но сон накатывал, словно волна. Песня таяла в голове, смешиваясь с воспоминаниями и чужими голосами…
— Иван, оставь всё! Я больше так не могу! Ты всё время там — работа, дела, люди вокруг, а мы с Богданом остаёмся здесь. Между нами не дорога — между нами пропасть! — звучал голос бывшей жены.
— Да ладно, малышка, не злись на меня…
Иван улыбнулся этому полуразговору-полупесне. Но Василиса отмахнулась — в его памяти так же, как тогда.
Васька… так тепло было произносить её имя. Василиса — косы цвета спелой пшеницы ниже талии, глаза ясные, как весеннее небо, губы пахнут вишнёвым сиропом…
— Васька, как же я соскучился… — пробормотал он, проваливаясь в дремоту. Он представлял её с малышом на руках. Богдан… ему столько всего не довелось увидеть — и первые шаги, и первые слова… Работа, работа, работа…
И вдруг — прямо на трассе, в ярком брошенном пятне фар — снова та собака! Та же пятнистая дворняга! Иван резко нажал тормоз — и очнулся.
Он понял — это был сон. Но тормоз нажал по-настоящему. Машина почти встала в заносе.
— Брр! — он тряхнул головой так, будто хотел вытрясти из неё туман.
Через полтора километра показалась заправка с кафе и стоянкой. Иван припарковался, запер машину и вошёл внутрь.
— Двойной чёрный кофе. И что-нибудь горячее, не требующее ожидания, — обратился он к официантке.
— Пончики! — затараторила та. — Свежие, горячие: шоколадные, ванильные, с джемом…
— Мне два пончика и яблочное повидло, если есть.
Пончики и правда были такие, как в детстве — те самые, которые его прабабушка Нина жарила на печи в деревне. А повидло густое, ароматное, будто из прошлого…
Поев, Иван положил голову на руки… и задремал.
— Ванечка! — голос Василисы был ярким и счастливым. — У нас будет сын!
— Здорово! Назовём Васей — в твою честь! Или… Богданом? — смеялся Иван.
— Богданом! — улыбалась Василиса. — Он долгожданный, подаренный…
Иван утекал в сон всё глубже. Даже почувствовал, как официантка мягко подложила сложенное полотенце под его голову.
— Ваня, гляди, кого я тебе принёс! — прозвенел голос дедушки.
Щенок. Маленький, смешной. Белёсый. И эти пятна — как блохи! Одно ухо белое, а второе — коричневое, как клякса.
— Клякса! — хохотал маленький Иван.
Дед улыбался в усы:
— Ну что ж, Клякса — так Клякса…
Они были неразлучны. Ели вместе, росли вместе, спали рядом.
— Не разлей вода, — приговаривала прабабушка Нина.
Прошли годы. Иван уехал в город. Но в деревню всё равно навещал дедушку. До того самого дня…
— Всё… ушла… — дед не мог говорить. Прабабушки Нины не стало — ей было девяносто два.
Дед плакал. Клякса сидела рядом и пыталась лизнуть его лицо.
Иван, тяжело переживая, ушёл к реке. Он не умел плавать. И не знал, что его ждёт беда.
Стая подростков поймала его, раскачала и бросила в глубину. Иван захлебнулся, запаниковал, зацепился штаниной за ветку под водой… И тонул.
Спасли его тогда чужие ребята — студенты-медики. Но догнал их в воде первым тот, кто бросился не раздумывая — Клякса. Она рванулась за хозяином, нырнула и задержалась… Потом студенты достали мальчика, а за ними выплыла собака, дрожащая, глядящая сверху на Ивана.
Она стала лапами давить на его грудь — как делал студент.
Ваня открыл глаза…
— Клякса… ты здесь…
Иван резко проснулся. Эти воспоминания давно уже не возвращались. Он успел забыть боль и панику. И смерть Кляксы тоже.
Но сейчас… ему показалось… что та собака у дома, та, что «предупреждала» его на трассе — была до ужаса похожа на Кляксу.
«Что-то хочет сказать?..»
Третий час пути. Иван размышлял — правильно ли он отступился тогда? Ушёл от Василисы? От сына? Хотел ли он так? Или просто позволил жизни тащить себя не туда, где сердце?
Впереди был тот город, куда он ехал по работе. И именно там жили его бывшие — Василиса и маленький Богдан.
— Что же делать? — выдохнул Ivan.
Выйдя из офиса, он едва не столкнулся с охранником, тащившим коробку. Изнутри доносился писк.
— Что там? — спросил Иван.
— Да опять щенков подкинули. Замучили уже! — буркнул охранник.
— Посмотреть можно? — тихо спросил Иван.
В коробке сидели два белых щенка. И у одного — коричневые пятна, как блохи… и коричневое ухо, словно капля попала…
Иван взял малышку на руки.
— Здравствуй… Клякса.
Он поднял взгляд — и на пустырь за гаражами уходила вдаль большая белая собака с рыжими пятнами.
— Клякса… спасибо. Я понял…
Через полчаса он уже стоял у подъезда Василисы — с букетом роз и дрожащим щенком в руках.
Теперь он их больше не отпустит.
Главное — чтобы они простили.
Главное — чтобы поверили.
