Обычно собаки изображают на морде вселенскую скромность лишь в одном, очень конкретном случае — когда на прогулке собираются присесть и тем самым обеспечить хозяину внеплановую физкультуру с пакетиком и совочком.
Специнвентарь, надо признать, есть не у каждого владельца, а вот «стыдливое выражение лица» встроено практически в каждую собачью модель по умолчанию. Пользуются этим приёмом хвостатые регулярно и с явным удовольствием.
Но Бим был совсем не из таких. Этот юный богатырь, размерами лишь слегка уступавший телёнку, подходил к своим естественным делам с достоинством и фантазией. Каждый раз он подыскивал холмик повыше, взбирался на него и, задрав задние лапы, окидывал окрестности томным взглядом бывалой куртизанки с похмелья.
Если холмика поблизости не находилось, сгодилась бы и болотная кочка — главное, чтобы тыл был приподнят. Передние лапы могли оставаться где угодно. Как в таком положении ему удавалось сохранять равновесие и при этом решать насущные вопросы — знал, пожалуй, только собачий бог. Есть подозрение, что в прошлой жизни он жил где-нибудь в Австралии, и гены антиподов время от времени напоминали о себе.
В нашей семье этот пёс появился абсолютно случайно — примерно как незапланированный ребёнок. Немного подкидыш, немного приёмыш, без чёткого плана и долгих раздумий. Изначально его завела одна студентка, притащив щенка в общежитие как милую игрушку.
Чем она руководствовалась, покупая «карманного пёсика», которого продавали как чистокровную московскую сторожевую, так и осталось загадкой. Причём даже для неё самой. Вскоре приглашённый ветеринар, проводивший стандартные прививки, вынес вердикт: перед ним помесь московской сторожевой и алабая. Иными словами, кандидат на роль диванной собачки не проходил ни по одному пункту.
Щенка нарекли Димой — в честь друга и предполагаемого будущего мужа студентки (куда он, мол, денется). Однако довольно быстро выяснилось, что кличка выбрана неудачно. На улице на крик «Димочка, твою же мать!» оборачивалось подозрительно много мужчин. Пришлось срочно думать о переименовании.
Но к тому моменту Дима уже превратился в четырёхмесячного подростка и категорически отказался откликаться на изысканные варианты вроде Альфонса или Дрейка. В итоге остановились на простом и близком по звучанию имени — так он стал Бимом.
Рос пёс стремительно, без оглядки на нормы и квадратные метры. Очень скоро стало ясно, что в четырёхместной комнате площадью двенадцать квадратов ему не место даже в виде чучела. Начались лихорадочные поиски нового пристанища. На время же Бима отправили на пасеку к отцу жениха.
Помимо пчёл тот разводил лаек и категорически отказывался оставить рыжего метиса насовсем — мол, породу испортит. Зато научил Бима есть мёд, который, между прочим, большинство собак не жалуют.
А потом на горизонте появился я. Сам я заводить собаку не планировал, но у моего отца совсем состарилась старая дворняга, и он как раз подыскивал ей замену. Тут предложение оказалось как нельзя кстати.
Бима отдали нам без особых возражений, но с целой пачкой историй о том, какое сокровище достаётся нашей семье и как сильно мы теперь обязаны прежним владельцам. Я выслушал все легенды с максимальным вниманием, а в качестве бонуса получил ещё и поводок.
Обычно собаки изображают крайнюю застенчивость лишь в одном-единственном случае — когда на прогулке собираются присесть по своим важным делам, а хозяин уже наготове держит совочек и пакетик. Такой «стыдливый» взгляд отработан у них до автоматизма и применяется регулярно.
Но Бим был совсем не из таких. Этот юный гигант, размерами почти с телёнка, совершал всё необходимое гордо и с фантазией, каждый раз выбирая возвышенность повыше — холмик, кочку или любое подобие пьедестала. Он задирал задние лапы, оставляя передние внизу, и при этом обозревал округу с выражением утомлённой светской дамы. Как при таком акробатическом положении ему вообще удавалось справляться с физиологией — загадка, известная разве что высшим собачьим силам. Возможно, в прошлой жизни он был австралийцем, и память о жизни «вниз головой» давала о себе знать.
В нашей семье Бим появился совершенно неожиданно, словно незапланированный ребёнок. История его была смесью подкидыша и сироты. Сначала его приютила студентка в общежитии, решив завести себе «игрушку». Чем она руководствовалась, покупая крошечного щенка, которого ей продали как чистокровную московскую сторожевую, не понимал никто — даже она сама. Ветеринар, пришедший делать обязательные прививки, быстро развеял иллюзии: перед ним оказался метис московской сторожевой и алабая, то есть собака, абсолютно не предназначенная для жизни в комнате общежития.
Щенка назвали Димой — в честь друга и будущего мужа хозяйки, который, по её мнению, никуда не денется. Но вскоре выяснилось, что имя крайне неудачное: на крики «Димочка!» на улице оборачивались слишком многие мужчины. Переименовывать пса пытались, но четырёхмесячный подросток категорически отказывался реагировать на экзотические варианты. В итоге имя просто упростили — так он стал Бимом.
Рос он стремительно, и вскоре стало ясно: в четырёхместной комнате площадью двенадцать квадратов ему тесно даже теоретически. Начались срочные поиски нового пристанища. Временно Бима отправили на пасеку к отцу жениха студентки. Там, помимо пчёл, разводили лаек, и оставлять рыжего гиганта насовсем не захотели — боялись «испортить породу». Зато приучили его к мёду, который собаки, как правило, терпеть не могут.
В этот момент подвернулся я. Заводить собаку я не планировал, но у моего отца совсем состарилась старая дворняга, и он как раз подыскивал ей замену. Так Бим перекочевал к нам. Его передали почти без проблем, снабдив внушительным набором рассказов о том, какое сокровище мы получили, и насколько обязаны прежним владельцам. Я выслушал всё внимательно и в награду получил ещё и поводок.
Сразу окончательно передать пса отцу не получилось, и пару месяцев Бим прожил у меня, заодно проходя курс воспитания, соответствующий его внешности и размерам. Он оказался умным и понятливым: команды «сидеть» и «лежать» выполнял безукоризненно, а на «рядом» шёл у левой ноги даже без поводка. Лаял крайне редко и без особой нужды. На сторожа не годился вовсе — жизнь в общежитии превратила потенциально грозного пса в ласкового добряка.
Когда Бима передали родственникам, те были впечатлены его габаритами, а с возрастом он и вовсе стал напоминать рыжего медвежонка. Чтобы заглянуть на кухонный стол, ему не требовалось тянуться — достаточно было наклонить голову. При этом он чётко соблюдал субординацию и со стола ничего не таскал, хотя технические возможности позволяли.
Через полгода я увидел его снова и поразился переменам. Родители, скучая без детей и внуков, избаловали Бима до крайности. Теперь он сначала долго размышлял над каждой командой, а затем выполнял её так, будто делал большое одолжение. В еде стал привередлив: если в похлёбку не добавляли молока или творога, демонстративно воротил нос, хотя на улице радовался любой найденной «добыче».
Потом случилась чумка — пропустили срок прививки. Лечили всем, чем могли: антибиотиками и даже водкой. Пса выходили, но последствия остались — ослабленные задние лапы и странная нелюбовь к воде. Купаться он отказывался наотрез, зато находил самую захудалую лужу и с наслаждением усаживался в неё, считая такую процедуру вполне достаточной для охлаждения организма.
Дети Бима обожали. Он спокойно подходил к любому сорванцу, а те, кто знал его характер, пытались на нём кататься. Лаять или рычать он не умел — максимум хмурил брови, изображая суровость. Даже когда мой племянник таскал его по квартире за задние лапы, Бим лишь вздыхал и пытался спрятаться в обувной шкаф — единственное подходящее по размерам убежище.
За всю жизнь у него было всего два серьёзных проступка. Первый — кабанья голова, оставленная на лоджии. Бим съел её целиком, оставив только клыки, после чего рухнул на месте преступления без сил. Мы боялись, что он не выживет, но обошлось, хотя несколько дней его приходилось выносить на улицу на руках.
Второй случай произошёл год спустя, когда мама приготовила три торта для приезда родни. Два блюда оказались вылизаны до идеальной чистоты, а третий торт превратился в аккуратное полушарие со следами языка. Бима нашли в обувном шкафу — несчастного, страдающего от избытка сливочного крема. Его не ругали, а лишь выгуливали и поили водой, пока последствия не прошли.
Отец всегда говорил, что Бим был самым покладистым и любимым псом в его жизни. И, пожалуй, он был прав. Все тяжело переживали его смерть — ослабленный болезнью организм не справился с паразитами после воды из лужи на пастбище.
Я хорошо помню, как соседка сообщила мне новость фразой: «У вас собачка подохла». Этого я не простил ей до сих пор. Потому что Бим не подох. Он умер. А про друзей, даже самых молчаливых, так не говорят.
