— Я привык бродить один и заглядывать в чужие окна… — тихо мурлыкал Кот строчку из старой песни Алексея Романова, неспешно шагая по вечерним улицам маленького городка.
Так оно и было: он всегда ходил в одиночку, украдкой всматриваясь в светящиеся прямоугольники окон. Иногда останавливался надолго, застывая в тени, чтобы не попасть в полосу света. Осенний вечер дышал прохладой, город после суетного дня постепенно засыпал. Окна гасли одно за другим, но не все. Оставались те, что притягивали его внимание, и Кот, мягко ступая, направлялся именно к ним.
— Здесь кому-то плохо, — ощущая необъяснимую тоску, вплетённую в тусклый свет, шептал он про себя. — Здесь человеку нужна помощь.
Он легко запрыгнул на подоконник первого этажа и осторожно заглянул внутрь. В комнате было чисто и аккуратно: на тумбочке стояла ночная лампа с выцветшим абажуром, рядом — россыпь лекарств.
Пожилая женщина, почти восьмидесятилетняя, сидела на аккуратно застеленной кровати в белой ночной сорочке. Шевеля губами, она отсчитывала капли в маленький стаканчик. Выпив, поставила его на стол, прижала ладонь к груди и глубоко вздохнула, а затем замерла, уставившись неподвижным взглядом на фотографию на стене.
Анна Павловна боялась ночи. Днём было легче: простые хлопоты по дому, походы в магазин или на почту за пенсией отвлекали от тяжёлых мыслей и воспоминаний, которые неизбежно возвращались с темнотой.
Как просто было бы стареть, если бы жизнь прошла ровно и спокойно, без резких поворотов и боли. Но судьба не дала ей такого подарка.
Она появилась на свет накануне начала большой войны. Повзрослев, узнала, что отец уже на следующий день после её рождения добровольцем ушёл защищать подступы к родному приграничному городу и погиб где-то неподалёку. Успел ли он прикоснуться к новорождённой дочери — никто уже не скажет. Но, возможно, именно его гибель дала лишний час, чтобы успели эвакуировать родильный дом с врачами, женщинами и младенцами.
Дорогу на восток она не помнила — и благодарила за это судьбу. Не осталось в памяти ни бомбёжек, ни лишений, ни человеческой доброты и подлости. В далёком Казахстане их с матерью сняли с поезда и определили в станционную больницу. Оттуда мама уже не вышла…
Молодую женщину похоронили на больничном кладбище, а её маленькую дочь забрала в свою многодетную семью Амина — неграмотная казашка, работавшая уборщицей. В голодные и тяжёлые годы она растила девочку вместе со своими детьми. Анна Павловна всю жизнь считала её настоящей матерью и была обязана ей всем, прежде всего — жизнью. Амина не позволила менять девочке имя и отчество, чтобы не оборвалась нить её рода. В семье её звали Анией, а по документам она осталась Анной Павловной.
Из всех приёмных братьев и сестёр только она окончила среднюю школу полностью и поступила в медицинский институт. По распределению уехала в Сибирь, вышла замуж, родила дочь и растила её умницей.
Когда дочь заканчивала школу, Анну Павловну, уже капитана медицинской службы, отправили в Афганистан — спасать жизни мальчишек, которые по возрасту могли быть её сыновьями. Она вернулась с орденом, медалями и незаживающей раной в сердце.
Дома, рядом с мужем и дочерью, душа её понемногу оттаяла. Дочку выдали замуж за хорошего парня, ждали внука… Она настояла, чтобы рожать дочь приехала в родной город: здесь врачи опытные, и она рядом. Этого решения она не простила себе никогда.
Контейнеровоз «КамАЗ», вылетев на встречную полосу, смял автомобиль, в котором муж вёз из аэропорта дочь и зятя. В одно мгновение Анна Павловна осталась одна. Она до сих пор удивлялась, как тогда не лишилась рассудка. О счастливых днях напоминала лишь фотография на стене: она с мужем, дочь с зятем… и ещё не родившийся внук.
Кот спрыгнул с подоконника и молча пошёл дальше. Его всегда поражало, как люди могут быть так несчастны при внешнем благополучии. У кошек всё иначе: если жизнь бьёт, это сразу видно по шерсти, глазам и походке. А у людей боль часто прячется за чистыми шторами и аккуратно расставленными вещами.
Кот свернул на тихую улицу с частными домами. Где-то лениво тявкали дворовые псы, исправно отрабатывая миску еды. В окнах темно — люди отдыхали перед новым днём, полным забот и хлопот. Почти во всех… но не во всех.
В одном окне горел свет, за стеклом мелькали неясные силуэты. Волна чужой безысходности прошла по спине Кота холодком. Он ловко вскарабкался на ветку яблони и заглянул внутрь большого кирпичного дома.
Оля влюбилась в Дмитрия сразу, с первой встречи. Он был приезжим, появлялся раз в месяц всего на неделю — «по делам», как говорил. Оля потеряла голову и была готова ради него на всё.
Официального брака не было, но её это не смущало. Дмитрий переселился из гостиницы к ней и бабушке, и с тех пор останавливался только у них. Родился сын. Дмитрий был против, но Оля впервые решила поступить по-своему.
Когда бабушки не стало, Дмитрий настоял на продаже квартиры и переезде к нему, в родной город. Деньги за жильё он взял с собой — «расширять бизнес». Обещал вернуться через пару дней… и исчез.
Теперь Оля с трёхлетним Павликом стояли в прихожей его дома. Чемодан — в руках, ребёнок — прижат к ногам. Мать Дмитрия, багровая от злости, теснила их к двери, не скрывая ярости.
— Ничего не знаю! — кричала она, тряся подбородками. — У него в каждом городе по бабе! Всех под одну крышу, что ли, собирать?
— Куда же нам идти?.. — едва слышно прошептала Оля. — Ночь… Позвольте хотя бы до утра. Пусть Павлик поспит. Это же ваш внук…
— Докажи! — взвизгнула женщина. — И деньги не докажешь! Не брал он ничего!
Поняв, что надежды больше нет, Оля взяла сына за руку, другой подхватила чемодан и вышла за ворота. Остановилась в растерянности: куда теперь? Павлик, почувствовав её страх, уже собирался заплакать, но вдруг рассмеялся и показал пальцем:
— Кися!
Из темноты появился Кот. Павлик шагнул за ним, смеясь. Оля поспешно догнала сына, взяла его за ладошку и, не размышляя, пошла следом. Почему-то именно за Котом.
Так они дошли до подъезда незнакомого дома. Кот запрыгнул на лавочку, Павлик сел рядом, стал гладить его и что-то оживлённо рассказывать. Оля опустилась рядом. И только сейчас весь ужас произошедшего обрушился на неё. Слёзы хлынули потоком, сдерживаться больше не было сил.
Анна Павловна вздрогнула, услышав за окном плач. Подойдя к стеклу, она увидела странную картину: молодая женщина рыдала, а рядом маленький мальчик и большой пушистый Кот изо всех сил старались её утешить. Мальчик гладил мать по рукам, заглядывая в лицо, а Кот, встав на задние лапы, громко мурлыкал ей в ухо. Моросил холодный осенний дождь.
«Ребёнка простудят», — мелькнула профессиональная мысль. Анна Павловна накинула тёплый халат и вышла к подъезду.
— Идти некуда? — сказала она скорее утвердительно.
Оля лишь покачала головой, не отрывая рук от лица.
— Быстро в дом, — скомандовала Анна Павловна. — Разговоры потом. Сейчас — горячее молоко с мёдом и спать.
Кот проводил их взглядом до двери, сладко зевнул, потянулся и, спрыгнув с лавочки, исчез в темноте.
…Яблони снова стояли в цвету, усыпанные розовыми лепестками. «Запах яблонь — это весна», — думал Кот. — «А скоро будет лето, с запахом горячей пыли».
Он шёл в сумерках мимо знакомого дома. У подъезда — та самая лавочка. Кот запрыгнул на неё, удобно устроился, вытягиваясь. Рядом светилось окно на первом этаже.
«Знакомое окошко», — вспомнил он и бесшумно перебрался на подоконник. За неплотными шторами виднелся стол, за которым сидели две женщины — Анна Павловна и Оля.
— Не спорь, Оленька, — строго говорила Анна Павловна. — Всё уже решено. Завтра к нотариусу, подпишем бумаги, и всё. Мне так спокойнее.
— А как же ваши приёмные братья и сёстры, дети Амины? — возразила Оля. — По справедливости…
— Никого уже не осталось. Я младшая была. Их дети мне ничего не должны, и я им тоже. А тебе я долг возвращу.
— Не пугайте меня так, — Оля обняла старушку. — Вы для нас с Павликом — единственный родной человек. Что бы мы без вас делали?
— А вы мне сердце отогрели, — тихо сказала Анна Павловна. — Льдом оно было покрыто много лет… Павлик — чудесный мальчик. Вырасти его добрым. Больше мне ничего не надо. Моего отца тоже Павлом звали… — она смахнула слезу и вдруг улыбнулась. — Да я ещё поживу, не дождётесь!
Они рассмеялись.
Кот спрыгнул на лавочку, затем на землю и исчез в ночи. Лишь из темноты донеслось:
— Я привык бродить один и заглядывать в чужие окна…
