Чёрно-белая, а может, наоборот — бело-чёрная кошка была словно прикреплена к скамейке. Не верёвкой и не цепью — судьбой. Родилась она совсем рядом, в густых кустах этого самого парка.
Там же её кормила и оберегала мама-кошка, учила осторожности и терпению, пока однажды не исчезла. Куда — малышка так и не узнала. Осталась одна. Она добралась до скамейки, на которой часто сидели люди. Те, заметив симпатичного котёнка, иногда угощали его. Так кошка и осталась здесь — навсегда.
Скамейка стала её миром. Она верила, что люди обязательно придут: кто-то погладит, кто-то скажет пару слов, кто-то даст еду. Иногда так и происходило.
А иногда её прогоняли. Тогда она отбегала в кусты всего в нескольких шагах, затаивалась там, а когда всё стихало, возвращалась обратно и снова устраивалась на своём месте.
Со временем к ней привыкли. Другие бездомные кошки и псы обходили её стороной. Она не умела драться и не знала, как отстаивать себя, но негласное уважение к существу, у которого даже скамейка стала домом, оказалось сильнее агрессии. Её не трогали.
Иногда появлялись добрые старушки или женщины. Они гладили кошку, разговаривали с ней, и тогда она будто оживала. Заглядывала в глаза, стараясь угадать: а вдруг именно этот человек возьмёт её с собой, согреет, накормит, подарит дом?..
Но люди вставали и уходили. А кошка долго смотрела им вслед, тяжело вздыхая и едва слышно мяукая.
Так прошёл целый год. Осенью и зимой она пряталась от снега и ледяного дождя в кустах, весной и летом — под скамейкой, спасаясь от сырости и палящего солнца. Она почти не отходила далеко: во-первых, здесь был её дом, а во-вторых — человек мог прийти в любую минуту. Тот самый, единственный.
И вот снова наступила осень. Листья окрасились в жёлтые и багряные цвета, а ветер стал резким и пронизывающим.
В тот день тучи собирались с утра, и, несмотря на выходной, парк был почти пуст. Кошка, свернувшись калачиком на скамейке, пыталась унять голодное урчание в животе.
Рядом присела пара. Высокая, очень красивая девушка с длинными каштановыми волосами и парень с мягким лицом и необыкновенными глазами. Именно глаза кошка заметила сразу — большие, светлые, словно тёплые изнутри.
Она тихонько мяукнула и осторожно подошла ближе.
— Ой, кошка! — сказала девушка. — Я давно хочу котёнка. Обожаю мейн-кунов. Мы же заведём такого, когда будем жить вместе?
Парень не повернулся к ней. Он слышал, конечно, но в этот момент гладил кошку. Та мурлыкала, тёрлась о его руку и смотрела в его глаза — глубокие и добрые, такие, что их хозяин просто не мог быть плохим человеком.
Он достал из спортивной сумки длинный бутерброд, разломил его пополам. Одну часть отдал девушке, а из другой аккуратно вынул колбасу, копчёное мясо, кусочки плавленого сырка и разложил всё перед кошкой.
— Кушай, красавица, — сказал он и снова погладил её.
Кошка боднула его ладонь и с жадностью принялась за еду. Девушка недовольно поморщилась:
— Ты что, теперь пустой хлеб будешь есть? Ты же всё отдал ей.
— Ничего, — спокойно ответил парень. — Пусть поест. Я хорошо знаю, каково это — быть голодным.
Они заговорили о своём. Девушка рассказывала о предстоящем знакомстве с семьёй, объясняла, как ему нужно себя вести, что говорить и кому улыбаться.
Вскоре они поднялись. Перед уходом парень ещё раз погладил кошку. Она потянулась к нему, в последний раз заглянула в его глаза и тихо мяукнула. У него на мгновение сжалось сердце, но девушка взяла его за руку и повела прочь.
— Я же говорила, — донеслось на ходу, — я хочу мейн-куна.
Кошка смотрела им вслед без обиды. За свою недолгую жизнь она видела сотни лиц. Они проходили мимо, как дни и сезоны. Она почти перестала верить, что может стать кому-то нужной.
Тяжело вздохнув, она отвернулась, снова свернулась клубочком и задремала. Но вскоре её разбудил дождь — холодный, резкий, злой. Капли стучали по листьям, по скамейке, по асфальту, и кошка быстро промокла насквозь.
Спрыгнув со скамейки, кошка юркнула под неё и прижалась к холодной ножке, надеясь укрыться от воды и ветра. Но дождевые струи находили её везде. Впрочем, ливень вскоре ослаб, а затем и вовсе стих, и в парке зажглись жёлтые ночные фонари.
Сильно дрожа, она снова забралась на скамейку, будто веря, что свет фонарей сможет согреть её, как солнце. Но тепла не было. Холод пробирал всё глубже, мелкая дрожь перешла в судорожную, зубы начали стучать.
Наверное, именно поэтому она не сразу заметила, как рядом сел тот самый парень — прямо на мокрые доски.
— Я вернулся, — тихо сказал он, поставив возле неё большую спортивную сумку. На дне лежало старенькое махровое полотенце. — Давай, залезай… поедем ко мне.
Но кошка не могла двинуться — лапы подкашивались, тело ходило ходуном. Тогда он осторожно поднял её, мокрую и дрожащую, уложил в сумку на полотенце и накрыл сверху ещё одним.
Перекинув сумку через плечо, он пошёл. Пока что он жил один — в маленькой, скромной квартире на окраине города. Совсем скоро он должен был переехать к высокой красивой девушке с длинными каштановыми волосами.
Он шагал по аллее, и сердце его постепенно приходило в равновесие. Он бежал сюда — бежал под дождём, не останавливаясь, лишь бы успеть забрать эту кошку. Он тоже промок, но холода не чувствовал.
Ему было хорошо. Может, потому что в сумке, висевшей на плече, была она. А может, потому что он наконец решился.
Вдруг из сумки показалась маленькая лапка. Он остановился под фонарями, освещавшими пустую осеннюю улицу, поставил сумку на землю, убрал полотенце и погладил кошку. Она посмотрела на него вопросительно, словно спрашивая: куда мы идём?
— Домой. Домой, — ответил он и неожиданно вспомнил…
Как в детстве он точно так же убегал из дома, когда пьяный отец возвращался после футбольных матчей и бил его ремнём — за проигравшую команду, за злость, за всё подряд.
Он сидел тогда под жёлтыми фонарями, на корточках, и мечтал, чтобы кто-нибудь подошёл, погладил его, поговорил и увёл в тёплый, светлый дом. Но этого не случилось.
Левое веко дёрнулось — так было всегда, когда прошлое догоняло его.
Через два дня та самая высокая красивая девушка приехала за ним: помочь с галстуком, проверить рубашку и отвезти на знакомство с родителями. Он стоял у зеркала, когда она вошла — у неё были свои ключи.
Кошка, до этого дремавшая на диване, вскочила и радостно мяукнула. Она была уверена: у её человека и спутница должна быть такой же доброй.
Но девушка, бросив оценивающий взгляд на мужчину, уже потянулась к галстуку и вдруг заметила кошку.
Её красивое, аккуратное лицо исказилось.
— Зачем?! — закричала она. — Зачем ты притащил эту ободранку?! Я же ясно сказала — я хочу мейн-куна! Немедленно выброси эту блохастую тварь! Немедленно! И никогда больше не смей мне перечить!
Она кричала, багровея от ярости, слюна летела изо рта, глаза стали огромными и злыми.
У него снова дёрнулось веко — точно так же, как тогда, в детстве. А кошка забилась в угол дивана, закрыла глаза и затряслась от ужаса, думая, что сейчас её убьют.
— Нищеброд! — выплюнула девушка ему в лицо.
Это слово ударило сильнее пощёчины. Он задохнулся… и вдруг понял, что тик исчез. Он улыбнулся.
— Верно. Я нищеброд. Ты права.
Это взбесило её ещё сильнее.
— Ты нищеброд и неудачник! И зачем я с тобой связалась?!
— Именно так, — спокойно повторил он, снял галстук и бросил его на диван. — Я тебе не нужен. Ты найдёшь кого-то лучше.
Она швырнула ключи на стол и, хлопнув дверью, ушла.
Кошка взвыла от страха. Он сел рядом, прижал её к себе.
— Не бойся, Лапочка. Я тебя не отдам.
Она открыла глаза, потянулась и осторожно коснулась лапкой его щеки. Он улыбался — веко больше не дёргалось.
А на следующий день, вернувшись с работы, он увидел, как Лапочка, сидевшая у окна, вдруг метнулась к двери и выскочила из подъезда. Он бросился за ней.
— Лапочка, стой!
Во дворе люди оборачивались, а кошка уже стояла в углу, держа в зубах что-то маленькое. Подбежав, он ахнул — это был крошечный серый котёнок.
— И что мне теперь с вами делать? — спросил он.
Лапочка не ответила. Она гордо понесла малыша домой, а парень шёл следом, пытаясь рассуждать с кошкой. Двор смеялся.
Через полчаса раздался звонок в дверь. На пороге стояла соседка.
— Ну, показывайте, — улыбнулась она. — Где находка вашей кошки? Его кормить надо, а вы, я вижу, в этом не спец.
Она вошла, взяла котёнка, и началось: купание, кормление, забота. Лапочка спокойно наблюдала, будто всё так и было задумано.
Соседка стала заходить каждый день. А потом осталась совсем — ведь ходить туда-сюда неудобно, правда?
А Лапочка, облизывая котёнка, выглядела абсолютно довольной. Её человек был счастлив. А значит, счастлива была и она.
