— Персиии-ик, Персиии-ик… ну ты даёшь, зараза такая, а?
Персик. Когда-то давным-давно, ещё когда дети были маленькими, у нас жил такой вот рыжий дружище — Персик. Мой Персик уже давно на радуге. А этот… Ты что, злодей, совсем обнаглел от вседозволенности? А ну брысь!
Ты только представь, Вика, алё-алё… Морда рыжая, бесстыжая, голодный, как волк. Сожрал середину салата, прямо лапой загребал и выедал, не стесняясь. Да не абы что — «под шубой»! Ну вот скажи, кто так делает?
У-у-у, какая наглая физиономия.
И что теперь с ним делать, а, Вика? Да не с котом — с салатом! Я его сама делала, между прочим, не абы как. Прямо сердцевину выел, сидит весь красный, морда свекольная, облизывается, а потом — раз! — и на шкаф сиганул, дубина.
В какой ещё крови, Вика? Ну да, как скажешь… Свёклу жрал, не кого-нибудь. Салат же, остолоп такой.
Ну что за кот мне достался? Он, кажется, троих потенциальных женихов уже извёл. С таким чудовищем я никогда замуж не выйду, а мне, между прочим, уже двадцать девять… Я детей хочу, Вика, ребёнка, семью, мужа… у-у-у…
— Ну не двадцать девять, допустим, а тридцать пять, мя-я-яв. Хоть бы Вике не врала, а то та тоже хороша — уверяет, что ей двадцать пять, а сыну Пашке в этом году пятнадцать. Это как вообще? В десять лет родила, что ли? Ик… ой, свёклы, кажется, я перебрал.
Жалуется она — замуж хочет. А забыла, как уже однажды была замужем? Забыла, как с одним тапком и со мной под мышкой удирала? Детей она хочет… мя-я-яв. А от кого рожать собралась, дубина?
Этот Па-а-ашка, пока моя не видела, на Вику глазел, под столом по коленке её гладил. Она руку скинет — а он снова. То зажмёт будто в шутку, а сам лапы распускает. А Вике и деваться некуда — он ей пригрозил: мол, скажу твоей, что ты сама ко мне лезешь.
Вика уже в слёзы, а моя тетеря — ни слуху ни духу, ничего не замечает.
Пришлось вмешиваться. Как только его вижу — всеми четырьмя лапами в ногу вцепляюсь, задними скребу, куда дотянусь. Где кожу оголил — туда и зубами, но всё аккуратно, когда моя не смотрит.
А как моя рядом — я пушистый, ласковый, мурлычу, как котёнок. Пашка жалуется: мол, кот у тебя бешеный, весь изодрал. А моя смотрит — я ушки прижал, вокруг трусь, ангел во плоти. Тот не выдержал — пнул меня, так, для виду.
Ну тут моя и взбесилась — выставила Пашку к чёрту собачьему.
Мы с Викой выдохнули. Она мне колбасы дала — во-о-от такой кусок. Я его еле под кровать утащил, два дня ел. И икорки красной перепало, и хамона кусочек…
Ладно-ладно, икру я сам приговорил, и хамоном тоже себя побаловал. Заслужил, между прочим.
Только от одного избавились — она другого притащила. Моя-то.
Этот ещё хуже: стоит ей отвернуться — он стопку за стопкой, даже не закусывает. Алкоголик.
Ну что ты будешь делать…
Она Вике не верила, никому не верила, вцепилась в него — спасать, мол, надо. Спасительница.
Пришлось всё брать в свои… пардон, лапы. Сяду, уставлюсь ему в глаза, когда моя не видит. Он на меня глянет — а я ему то язык покажу, то средний коготь, то по горлу лапой проведу: кранты тебе, Виталик.
Виталик сначала молчал, может, думал, что у него белка. А я потом на двух лапах ходить начал, будто король Джулиан из «Мадагаскара», и танец его отплясывал. Потом ещё и подмигнул.
Вот тут он понял, что это не белка. Схватил меня за шкирку — и к балкону. Я ору, моя бежит. Он ей доказывает, что я, мол, танцую и пою, «ай лайк ту му-у-в ит».
Врун ещё тот. Я не пел.
Слава Богу, моя всё поняла — выгнала его.
Вика мне рыбки красной дала… вку-у-усно. Хамон я снова сам стащил — а что такого? Герою — награда, мя-я-яв.
Только мы с Викулей перевели дух, как моя опять кого-то приволокла.
Ну что ты с этой девкой делать будешь? Всех сирых да убогих в дом тащит.
Сеня, значит…
Пришёл — и давай всё вокруг рассматривать. Положительный такой: не пьёт, не курит, взгляд честный.
Даже Вике он сразу приглянулся, а вот мне — ни капли.
Было в нём что-то неприятное, скользкое. Вика уже успокоилась, а я всё не мог — не нравится он мне, и всё тут, хоть тресни.
А этот Сеня возьми да и заяви, что, мол, коту — то есть мне — можно кильку за тридцать рублей покупать и на неделю растягивать. Тогда, говорит, выйдет сто рублей в месяц, а не пять тысяч на мой прокорм.
— Ты чё, — говорю ему, — падла, чужие деньги считаешь?
После этого я его окончательно возненавидел. А моя — как слепая: «Сеня, Сеня… да всё ты тут».
А Сеня уже и квартиру нашу сдавать надумал, а меня — в деревню к какой-то бабке отправить, чтобы я, значит, мышами питался.
Когда понял, что моя молчит и вроде как соглашается, пугать его не стал, как сначала хотел, а просто пошёл и нагадил ему в туфли.
Он орать начал, схватил меня за шиворот, а мне уже всё равно было…
А моя вдруг взяла да указала ему на дверь, меня к себе прижала, кисонькой называла, Персенькой, прощения просила.
Потом они с Викой сидели на кухне, пили, плакали, меня хамоном угощали. Я даже вина лизнул — гадость редкостная, зато сыр дали… правда, с плесенью оказался.
Два дня потом живот крутило.
Год спокойно жили. Но нет же — под Новый год Вика явилась, да не одна, а с Петькой своим, а у того друг — Володька.
Моей он, видно, понравился, да и он на неё поглядывал.
Не знаю…
Ну не знаааю.
Он какой-то другой, не как все. Я его всего исцарапал.
Моя всполошилась: мол, кот с характером, чужих не любит.
А он ничего — смеётся, прижал меня, и я сам не заметил, как клубочком у него на коленях свернулся.
Не подумайте ничего — это тактика такая.
Я ему даже в тапки нагадить собирался, орал, показывал, что сейчас всё ему устрою.
А он меня на руки взял, на горшок отнёс, будто я котёнок какой.
Особенно я его зауважал, когда моя сказала, что после праздников бубенчики мне отчекрыжить хочет.
А Володька заступился. Сказал, что он против — мужская солидарность, мол.
Ну, не знаю…
Вроде и к моей хорошо относится, и ко мне.
В тапок я ему всё же сиканул, но он моей не сказал — со мной поговорил, по-мужски. Не то чтобы мне стыдно стало, но решил я дать ему шанс.
Сегодня вот не удержался — салатика немного поел. Не из вредности, просто захотелось. А моя — в крик.
Я так скажу: если она ему нужна, никакие, прости господи, коты не помешают.
А сегодня Старый Новый год. Загадаю желание — чтобы моя счастлива была.
Будет ей хорошо — и мне радостно.
Со свёклой я, конечно, зря… переборщил. Крутит что-то, мутит…
Вот что ты будешь делать, а? Ребёнок уже минуту кряхтит, никому дела нет.
Что такое? Ах ты моя девочка, ах ты мой котёночек… Эй, слышите, Володька, ребёнок проснулся!
— Ой, Вика, у нас Персик прямо нянька. Только Алёнка закряхтит — он уже бежит. Володька говорит, видел, как он лапы ставит и будто кроватку качает. Представляешь?
— Персиии-ик, ну что ты за дурак, Володь, смотри — он опять у салата серёдку выел.
— Ну что же ты, мужик? Помнишь, как мы тогда с тобой мучились? Когда ты на Старый Новый год так же салата наелся? Ну ты чего…
Хотя я тебе благодарен за тот вечер. Наденька так прониклась тем, что я вас не бросил, что поверила мне. Теперь вот — Алёнка у нас.
Ну иди, иди сюда, старый плут.
Что опять? Чем недоволен?
Володька взял меня на свои большие, сильные руки. Да всем я доволен. Просто… по привычке.
Всё хорошо.
У моей всё хорошо — а мне и того лучше.
Володька — человечище.
А у меня ещё одна моя появилась — Алёнка…
— Вот, мужик, знакомься. Это… ммм… Василий. Будет тебе товарищ.
Это что, котёнок? Ну порадовал Володька старика на старости лет. Иди, иди сюда, несмышлёныш.
— Ты, Василий, главное смотри, чтобы твоя глупостей не натворила. А то мать-то у неё без моего присмотра давно бы сопли на кулак мотала. Я тебя научу, всему научу.
Ох, стар стал… глаза не те, лапы не те, да и зубы… мяву.
Какое сегодня число? Да ты что… Старый Новый год!
Ты, Василий, загадывай желание. Какое? Да простое: чтобы у твоей всё хорошо было. Будет ей хорошо — и тебе радостно станет.
Не могут они без нас. Без котов-то. Такого наворотят — ой-ёй-ёй.
Если у кого кота нет — завести надо. Сразу радость появится. Это я тебе говорю, старый кот Персик.
А что там дают сегодня? Хамон? Не-е-е, не хочу.
Что? Вика говорит, ей тридцать пять? Вот даёт… Двенадцать лет прошло с тех пор, как ей двадцать пять было. Внук скоро в первый класс пойдёт, а она всё — тридцать пять…
Эх… Ты, Василий, если пойдёшь туда, принеси чего-нибудь пожевать старику, мяв.
Добрый день, мои хорошие, мои замечательные друзья!
Поздравляю вас с Новым годом. Желание загадали? Я — да. А что, грех не воспользоваться.
Обнимаю вас крепко и шлю лучики своего добра и позитива!
