«Ну и слава Богу, что ушёл. Испугался и побежал обратно», — подумала Ольга. А тем временем Пушок, прижавшись к холодному снегу за сугробом, сидел, дрожа от отчаяния. Его не взяли. Прошли мимо. Опять.
Несколько часов подряд он метался по заснеженному лесу. Снег продолжал идти, благодаря чему не было сильного мороза. Его густая, серебристо-палевая шерсть всё ещё согревала, но уже начала намокать. Снежинки, которые вначале ложились, словно сахарная пудра, теперь покрывали его, как белая глазурь пирожное.
Лапы облепляли ледяные комки, они застревали между когтями, и каждый шаг по хрустящему насту причинял боль. Пушок не понимал, что происходит. Совсем недавно он жил с бабушкой Верой в уютной квартире, мурлыкал у неё на коленях, ощущая ласковое прикосновение её тёплых рук…
Он обожал варёную рыбку и не выносил запах лекарств, которые она часто принимала. Пушок неоднократно сталкивал с тумбочки маленький стеклянный стаканчик, надеясь, что бабушка перестанет капать туда свои капли — резкий запах беспокоил его и вызывал чихание.
Он был уверен: если закатить этот стаканчик под диван, бабушка забудет о нём и не будет пить эту гадость. Но события пошли по-другому…
Вчера она говорила по телефону, а вскоре пришли люди в белых халатах и увезли её. И Пушок остался один. Еды не осталось, воды тоже. Он свернулся на кресле, где любила сидеть бабушка, скулил и не сомкнул глаз.
А сегодня стало ещё хуже. Явился внук Веры — тот, кого Пушок недолюбливал за запах табака и пива. Он не гладил Пушка, а если кот попадался под ноги — просто отталкивал.
Раньше кот прятался при его появлении — под диваном или в прихожей на полке с шарфами. Но в этот раз он вышел навстречу. Хотел есть. Замяукал жалобно, надеясь на понимание.
— Ну что, котяра, — сказал внук. — Бабка наказала тебя в хорошие руки отдать, а мне квартиру — вот и всё наследство. Так что не жди тепла — поедешь в деревню. Может, кто и возьмёт — мышей там хватит.
И впервые этот человек взял Пушка на руки — грубо, словно мешок. Пушок завопил, но не вырывался: вдруг он везёт его к бабушке?
Они долго ехали в машине, и Пушок задремал, мечтая услышать знакомый голос… Но когда машина остановилась, внук просто открыл дверь и выпустил его на обочину, в снег. Затем уехал, не оглянувшись.
Ослеплённый запахами чужих собак, кошек и людей, Пушок метался вдоль заборов. Знакомые ароматы тонули в пугающей какофонии незнакомых. Когда где-то вдалеке залаяла собака, кот сорвался с места и бросился в лес через дорогу.
Когда пошёл снег, стало немного спокойнее. Исчезли раздражающие запахи, пахло просто мокрой корой и холодом. Пушок подумывал свернуться в сугробе и уснуть. Он шатался, закрывал глаза. Ему снилась бабушка Вера с миской рыбы.
Просыпаясь, он бежал, пока не осознавал — её здесь нет…
— Снежок летит, кружится, — пела Ольга, — и всё заметает…
Впервые за долгое время они с дочерью выбрались на лыжную прогулку. Болезни, работа — всё мешало. Но сегодня наконец получилось.
— Мам, лыжню замело, — хрипло сказала Маша.
— Зато как красиво! Смотри, как снег ложится. Слышишь? Он шелестит в ветках… Ты что, боишься заблудиться?
— Да нет, просто ехать сложнее…
Вдруг Маша воскликнула:
— Ой, мама! Волки?
— Где?! — Ольга резко остановилась.
Но тут же рассмеялась:
— Это не волки, Марусь. Это кошачьи следы.
— Кошка в лесу?
— Гуляет, может, из деревни пришла. Тут недалеко.
А за деревьями Пушок бродил по кругу, след в след, надеясь унюхать хоть что-то знакомое. Увидев лыжниц, он рванул к ним, мяукая изо всех сил.
Если бы он мог, он бы крикнул: «Люди! Заберите меня! Я голоден, мне страшно! Уведите меня от этого дурака, верните к бабушке!»
— Мама! Кот!
— И правда! Какой пушистый! И не боится! Домашний явно. Погладиться пришёл?
Ольга сняла перчатки, ласково гладила кота.
— Мам, он как пирожное — бежевый, а сверху снег, как глазурь! Давай назовём его Эклерчиком! Можно взять его?
Пушок прижимался к её рукам, урчал, отчаянно пытаясь быть услышанным. Но его холёный вид сыграл злую шутку — он казался слишком ухоженным.
— Нет, доча, он свой. Гуляет где-то рядом. Погладиться пришёл, вот и всё.
Она поехала дальше. Маша уже хотела взять кота, но он бросился вдоль лыжни и не отставал. Бежал и звал.
— Мам! Он голоден, наверное!
— Вижу… Но у нас только бутерброды. А котам копчёное нельзя.
Пушку бы и хлеба с маслом хватило, но ему не предложили даже крошки. Ольга старалась не смотреть на него: «Привязался… Да он домашний, вернётся по следам».
Маша закашлялась и остановилась. Кот, испугавшись, метнулся в сторону и скрылся. Ольга подумала:
«Вот и хорошо. Побежал домой…»
Но Пушок сидел за сугробом, обессиленный и замёрзший. Он прижался лбом к снегу — кошки так делают, когда больше нет сил даже поднять голову…
А лыжницы уехали. Маша вдруг сказала:
— Мам, а давай всё-таки заведём кота? Вот такого пушистого, как этот. Помнишь, Вера Игнатьевна из продлёнки рассказывала, что кошки лечат — положишь её на грудь, и мурлыканье от бронхита помогает!
— А пояс из собачьей шерсти помогает от поясницы, — усмехнулась Ольга.
— Мам, ну правда… С кошкой в доме уютнее. И играть можно, и обниматься. Заведём?
— Маш, не знаю… Животное — это же серьёзная ответственность. Посмотри, какая вокруг сказка! Лес как из открытки! Давай просто помолчим и полюбуемся, — сказала Ольга, переводя дыхание.
Спустя некоторое время они устроили привал — не снимая лыж, налили себе из термоса горячий, терпко-сладкий чай, достали бутерброды с копчёной колбасой и перекусили, греясь душой и телом. Потом разговор перешёл на фильм, который недавно посмотрела Маша и который, судя по её оживлённости, очень её зацепил. Они обсуждали сюжет, героев, вспоминали любимые моменты. Про кота, которого встретили раньше, уже никто не вспоминал. Он, казалось, остался где-то далеко — за поворотом лыжни, в том белом снежном утре.
Тем временем день клонялся к вечеру. Небо постепенно разбавлялось нежными красками — с одной стороны наливалось глубоким синим, с другой отливало розовым, почти таким же, как мясо семги — любимое лакомство Пушка. Ольга и Маша уже поговорили по телефону с отцом семейства, обозначили на карте точку, где он должен был их встретить через полчаса.
Снег прекратился, на смену ему пришел морозец, ощутимый на щеках и пальцах, несмотря на утеплённые перчатки. Тем временем Пушок выбивался из последних сил. Ему уже казалось, что это конец: идти было почти невозможно, лапы ныли, тело зябло, а пустой желудок сжимался всё сильнее. Он вывалился на лыжню и сдавленно мяукнул — это был не зов, а настоящий стон.
— Мам! Это опять он! Наш котик! Эклерчик! Он за нами всё это время шёл! — воскликнула Маша, не веря своим глазам.
Пушок, услышав голос, только дёрнулся, но бежать уже не мог — сил не осталось совсем.
— Боже ж ты мой! — ахнула Ольга. — Мы ведь километров шесть уже прошли! А я тебя, помнишь, уговаривала помолчать? Мне что-то всё шуршало в кустах, даже страшно стало. Я тогда не стала тебя пугать, но слушалась… А это вот кто был. Наш бедолага! Ты, выходит, не просто так рядом шёл… Не заблудился, не убежал. Ты знал, за кем идти. Ах ты мой маленький… А почему не вышел, когда мы обедали? Боялся?
Она уже подняла кота, тяжёлого, несмотря на все его мытарства, и аккуратно ощупала лапы, проверяя, не замёрзли ли. Пушок вяло замяукал — даже не от страха, а от облегчения.
— Мама! А можно мы оставим Эклерчика? Пожалуйста! Возьмём его с собой? — Маша сияла.
— Похоже, это он нас выбрал, а не мы его, — ответила Ольга, не скрывая улыбки.
Она поразилась тому, как сразу не поняла, что кот пришёл к ним не просто так. Устроив Пушка под курткой, чтобы согреть, она вручила палки Маше — идти оставалось совсем немного, скоро будет дорога.
В голове крутилось: «А если бы он не успел? Если бы не выскочил? Мы бы уехали, а он… остался бы тут один…»
Пушок, едва оказавшись в тепле, мгновенно уснул. Шерсть его ещё хранила ледяную сырость, лапы болели, подушечки вспухли, но он больше не дрожал. Во сне Пушок снова увидел бабушку Веру — она стояла у двери, ведущей в светлую комнату, и улыбалась. А рядом с ней были новые люди. Да, немного странные, как и все люди, но добрые. Настоящие.
Муж Ольги, кстати, кошек обожал. Но из-за педантичности жены довольствовался старыми фотографиями и чужими историями. Теперь же ему предстоял неожиданный, но радостный сюрприз.
— Ну надо же, шесть километров! По сугробам, по насту! Герой ты у нас, пушистик, — шептала Ольга, поглаживая уши теперь уже своего, родного Эклера.
Так внук бабушки Веры всё-таки выполнил её последнюю просьбу. Хоть и грубо, без понимания, но кот оказался в добрых руках. Правда, сам он так и не узнал об этом. А позже, уже будучи взрослым, женатым мужчиной и отцом, тот внук не раз вспоминал кота, которого оставил, и долго-долго не мог заснуть…
