— Люся, по-моему, я только что сбuл кошку… — хрипло прошептал я в трубку.
— И что? — спокойно отозвалась она.
— Как «и что»?! Что мне теперь делать?
— Ну, для начала выйди из машины, проверь, жива ли она вообще.
Я сглотнул. Двор казался пустым, воздух был густой, как перед грозой, и пах страхом, металлом и гарью. Осторожно открыл дверь и, не выходя, наклонился посмотреть под автомобиль. Маленький серый комочек, дрожащий и с распахнутыми глазами, лежал прямо под передним колесом. Жива.
— Она дышит, Люсенька… Жива. Что теперь? — Вези в клинику. Всё равно туда направлялся. Только поторопись, ладно?
Я бережно достал кошку из-под машины, она не сопротивлялась, только еле дышала. Уложил её в коробку из-под обуви, что валялась на полу, и понёсся, не глядя на спидометр.
До клиники обычно полчаса. Но не в тот день. Потому что этот день был не из обычных. Словно сама жизнь решила устроить экзамен.
В багажнике в это время уже находилась старая дворняга, которую попросили отвезти в ту же клинику дачные соседи. Сказали, лучше усыпuть по-человечески, чем мучиться. Я согласился без особых раздумий.
А теперь к собаке добавилась кошка.
Я летел по трассе, как в бреду. В голове шумело: «Что за день? Что за абсурд?»
В приёмном покое очереди не было. Я влетел с коробкой в руках, словно с роженицей, и врач немедленно унесла животное на осмотр.
— Как она? Что с ней? — метался я по холлу. — Нужно сделать снимок, — кивнула ассистентка. — Предварительно ничего критичного, но посмотрим.
Пятнадцать минут казались целой вечностью. Я шагал туда-сюда, разглядывал стены, потолок, плакаты с породистыми кошками и собаками. А внутри корёжило чувство вины. Я ведь мог быть внимательнее, мог ехать медленнее, мог… Виноват.
Наконец врач вышла: — У неё перелом. Но жить будет. Операция несложная. Если согласны, сделаем прямо сегодня. Оставите её у нас?
Я кивнул и тут же вспомнил про собаку. Бросился обратно к машине. Тишина. Ни звука. Багажник открылся с хрустом. Из темноты на меня смотрели глаза. Она была жива.
— Прости… Сейчас разберёмся, — прошептал я.
Я снова вернулся в клинику, поймал врача, уже другую.
— Там ещё собака. Сбитая. Просили усыпuть. Задние лапы…
Она ничего не ответила, только надела поверх халата плащ и пошла со мной. Мы открыли багажник. Женщина заглянула внутрь, потом внимательно посмотрела на меня:
— Вы с ума сошли? Кто сказал, что её нужно yсыплять? Да, лап не будет. Но жить сможет. Мы таких поднимаем. Несите её.
Я снова кивнул. Без возражений. Врач сказала: «жить будет». Этого хватило.
Вечером я ворвался домой. Люся удивлённо повернулась от плиты:
— Что с тобой, Слава?
Я молча прошёл в комнату, достал старую книгу, между страницами которой прятались деньги. Мечта. Мотоцикл. Больше неважно.
— Слава?! Что происходит? — Они будут жить! — крикнул я. — Обе! — Кто? Ты с ума сошёл? — Объясню потом!
Мы взяли их. Кошку назвали Молли. Собаку — Рая. Пережили всё: капельницы, бессонные ночи, реабилитацию.
Люся тогда сказала просто: — Если уж они с нами — справимся. — И справлялась. Ласково кормила Молли, укрывала Раю. Мы вместе плакали, когда Молли пошла впервые. Смеялись, когда Рая мчалась по двору на инвалидной коляске.
Пять лет пролетели. Они — не питомцы. Они семья.
Сегодня я пришёл домой, пахло выпечкой. Люся обняла меня сзади, крепко. И задрожала.
— Что случилось? — я повернулся. — У нас будет прибавление… — прошептала она, положив ладонь на живот.
Я не понял сразу. А потом… понял.
Мне сорок. Ей — тридцать семь. Мы долго пытались. И почти смирились. Почти. Но однажды странная женщина сказала: — У вас будет трое детей. Двое — от природы. Один — от Бога. За доброе сердце. За терпение. Путь будет трудным, но светлым.
Молли свернулась клубочком у плюшевого зайца на подоконнике. Рая, уже старая, доковыляла к нам, уткнулась мордой в мою ногу и вздохнула.
Я тогда не верил. Теперь — верю. Потому что однажды мы сказали «да» жизни. И она сказала «да» нам.
