Мороз жал безжалостно, щипал лицо ледяными пальцами — минус тридцать два. Воздух казался хрупким, словно стекло, которое трескается от каждого выдоха. Снег скрипел под сапогами, звеня, как ледяная крошка. Для жителей села Кедровка, затерянного в Алтайских просторах, такая ночь была привычной — обычной зимней стужей.
Иван Тимофеевич и Григорий Сергеевич, два старика, неразлучные с юности, медленно шли по заснеженной дороге. С тех самых школьных лет они были неразделимы: вместе работали на тракторе, косили сено, пережили и свадьбы, и похороны, и переезды. Даже выйдя на пенсию, не смогли усидеть дома.
— Гриш, — буркнул Иван, поправляя съехавшую на глаза ушанку, — а давай летом на пилораму к Михалычу подадимся. Чагу с сучков обстругивать — раз плюнуть.
Григорий хмыкнул, его седая борода вся была в изморози:
— Ты с ума сошёл, Ваня? Нам по семьдесят с гаком, какие сучки? Последний раз на той пилораме я был, когда мой Алёшка в школу пошёл. А теперь он сам троих носится, как ошпаренный.
— Ну, тогда к археологам. Помнишь, в прошлом году профессор ко мне приставал: мол, покажи, где берёза с грибом? А у нас чаги, как у Клавки тараканов в сенях.
Григорий замер, уставившись на знакомый дом:
— Глянь-ка… Это ж Дружок. Опять, что ли, Светка его выгнала? На таком морозе — на крыльце!
Иван нахмурился, сплюнул в сугроб:
— Светка, будь она неладна. С доярки её попёрли, а ей хоть бы хны. Молоко пить — не вставать на рассвете. Знаем мы её.
— А моя Марья Ивановна шептала, будто Светка недавно родила. Говорят, ребёнка носила…
— Да с чего бы? Она ж синяя днём и ночью. Чем она младенца кормит — самогоном, что ли? Ладно, я Дружку кусочек хлеба отдам. Пёс всё же живой.
Иван шагнул во двор. Калитки у Светланы не было — как, впрочем, и забора. Стучаться было некуда. Заглянув в окно — темно. Печь давно остыла. Ни света, ни тепла. А где же ребёнок?
Он поднялся на крыльцо. Пёс, покрытый снегом, свернулся калачиком. Услышав шаги, поднял голову, посмотрел печально и тут же вновь уткнулся в доски. Иван достал из кармана черствый кусок:
— На, старина. Голодный, наверное.
И только он подался ближе, как вдруг заметил — под собакой лежит что-то… свёрток.
Нет, не что-то — младенец. Совсем крохотный, в тонкой пелёнке, закутанный кое-как.
— ГРИША! Беги! Анну Петровну зови! Полицию! ЖИВОЙ ЛИ ОН?! — закричал Иван так, что голос у него дрогнул и отозвался эхом над крышами.
Пока Григорий срывался с места, Иван, скинув тулуп, осторожно взял на руки малыша. Тело ледяное, пелёнки мокрые, но малыш всхлипнул. Жив.
— Держись, родной, держись…
Пёс отодвинулся в сторону, нервно глядя на мужчину. Никто его не бил, не гнал. Ему дали хлеб, говорили тихо — пёс не понимал, но ждал.
Григорий уже стучал в дом фельдшера. Анна Петровна, проснувшись, оделась за минуту. Без лишних слов она поняла — каждая секунда дорога. В амбулатории была готова к худшему. Когда Иван занёс младенца, руки женщины задрожали.
Пелёнки промокшие, одежда — тонкая и грязная. Ребёнка не переодевали днями. На теле — сыпь. Но главное — мороз. В такой холод человек без тёплой одежды может погибнуть за час. Малыш лежал на досках почти сутки. И всё это время его грел пёс.
Началась проверка. Светлану увезли в отделение. Там она ревела:
— Да я ж люблю его! Это всё… с перепугу… Я ж мать!
Комиссия обошла квартиру. Из детского — лишь грязные пелёнки. Всё остальное — бутылки, мусор. На пособие куплено только спиртное. Светлана напилась, а когда ребёнок расплакался, не выдержала. Вынесла его на крыльцо. Пусть, мол, остынет.
— Орёт он… Думает, я ему должна! Где твой папаша? Сделал и пропал! Мне одной теперь мучайся! — кричала она, швыряя бутылку в стену.
Пёс остался. Он лёг рядом, прикрыл младенца собой. Лежал до утра, пока его не нашли.
Светлану лишили родительских прав. А Дружок стал героем. В сельском клубе ему торжественно вручили медаль «За спасение жизни». Теперь он жил у Ивана Тимофеевича.
Старик построил ему тёплую будку, кормил досыта, брал с собой на природу. Шерсть у пса стала густой, взгляд — живой. Где бы ни шли Иван и Григорий, их сопровождал бодрый лай.
— Эй, Дружок! Герой! — подзывали соседи, угощая лакомствами и чесали за ухом.
А мальчика взяла к себе семья из райцентра. Тепло, любовь, забота — всё, чего ему не хватало с рождения, он теперь имел в избытке.
Он не знал, что в первую зиму своей жизни его спас не человек, а собака. Та, что, не раздумывая, отдала своё тепло, охраняя его ночь напролёт.
