Большая детская площадка находилась неподалёку от автовокзала, там, где раскинулся просторный зелёный парк. Именно под его сенью и обустроили это место для детей.
Ребятня обожала эту площадку по многим причинам. Во-первых, аттракционов там было столько, что глаза разбегались. А во-вторых, высокие деревья окружали её плотным кольцом, сверху переплетались лозы, создавая естественную крышу. Даже в самую знойную погоду здесь царили полумрак и прохлада, поэтому фонари включали уже ближе к вечеру, часов с пяти.
Курить и есть на территории, разумеется, запрещалось. Но, как это часто бывает, запреты мало кого останавливали. Родители приносили с собой еду, устраивались у столиков возле выхода, ели, пили, курили, шумели и громко выясняли отношения.
Я обычно приходил сюда под самое закрытие. После работы нужно было где-то перекусить — дома меня никто не ждал, так сложилась жизнь. Детский смех, разговоры и суета хоть как-то скрашивали одиночество. Я устраивался на небольшой скамейке, раскладывал простой ужин и с интересом наблюдал за семьями.
За ними же следил и большой серый кот — массивный, с огромной головой и удивительно человеческим взглядом. Я всегда здоровался с ним, иногда даже тихонько говорил пару слов, оглядываясь, чтобы никто не заметил. Мне казалось, что кот кивает мне в ответ и даже отвечает мяуканьем.
Я охотно делился с ним кусочками котлеты или мяса. Он принимал угощение с достоинством и садился неподалёку, наблюдая за ужинающими. Иногда ему что-то доставалось и от других посетителей, но далеко не всегда.
Порой находились дети, которые пытались пнуть кота или швырнуть в него камешек. Однако серый был осторожен и прекрасно понимал людскую натуру. Он либо ускользал, либо прятался за меня. А я, надо сказать, человек немаленький — рост почти два метра, да и вес соответствующий. Поэтому возмущённые родители предпочитали кричать издалека. Ни им, ни их отпрыскам я не советовал подходить ближе.
Однажды мне пришлось показать силу кулака особенно пьяному папаше, решившему, что я всего лишь мешаю его ребёнку «развлекаться» за счёт кота. Мужчина отлетел в сторону и затих под столом. Его супруга, тоже не слишком трезвая, схватила бутылку и двинулась ко мне, осыпая угрозами. Я позволил ей подойти, но когда она замахнулась, я схватил её за куртку и так рыкнул прямо в лицо, что бутылка выпала из рук, а сама она начала тихо поскуливать. Я отпустил её — кому-то ведь нужно было уводить детей и мужа домой.
Когда площадка пустела, наступала тишина, горели жёлтые фонари, а вокруг оставались горы мусора, появлялся уборщик. Он никуда не исчезал — просто раньше старался быть незаметным, тихо подбирая отходы, чтобы не мешать семьям.
Это был скромный человек. Он всегда здоровался со мной, кивал и застенчиво улыбался, а затем гладил своего кота.
— Ну что, не обижали моего друга? — каждый раз с надеждой спрашивал он.
Я вздыхал и начинал уверять его, что кота все обожают: дети якобы выстраиваются в очередь, чтобы погладить, а родители носят ему еду. Уборщик слушал, опираясь на метлу, широко раскрывая глаза и улыбаясь. Потом неизменно говорил:
— Хорошо рассказываете. Вам бы книги писать. Прямо заслушаешься.
Он украдкой вытирал платком слёзы, а кот прижимался к нему и поглядывал на меня.
— Эх, люди… — ворчал уборщик, прихрамывая и подметая площадку. — Что же вы за звери такие… да ещё и свиньи.
Я сидел ещё немного, курил, стряхивая пепел в стаканчик из-под кофе, который потом бросал в его тележку. Мы прощались рукопожатием, и я смотрел, как в жёлтом свете фонарей уходит хромающая фигура, а рядом шагает серый кот с гордо поднятым хвостом.
Это стало частью моей жизни — чем-то необходимым для души, хотя я и не мог объяснить почему.
Но однажды вечером я почувствовал, что чего-то не хватает. Всё было как обычно: крики, скандалы, шум. Кот был на месте, но сидел в стороне, отрешённый. Он не притронулся к угощению и не реагировал на ребёнка, приближавшегося с дурными намерениями. Я отогнал малыша, пригрозив его родителям, и подошёл к коту. Он посмотрел на меня пустым, неузнающим взглядом и отодвинулся.
— Он так уже третий день, — услышал я женский голос.
Рядом стояла невысокая женщина с мальчиком лет восьми. Она рассказала, что уборщик — его человек — умер прямо на смене, сердце остановилось. С тех пор кот не ест, не пьёт и просто ждёт.
Я попросил женщину не волноваться и идти домой. Она поцеловала меня в щёку и ушла, оглядываясь.
Когда площадка опустела и новый уборщик закончил работу, я остался с котом. Я говорил долго: о Боге, о жизни, читал на память строки из Писания, рассуждал о смене поколений. Очнулся только через пару часов, заметив, что кот спит, свернувшись клубком и положив голову мне на ногу. Я укрыл его курткой и так просидел до утра.
На рассвете мы пошли домой вместе. Серый кот шёл рядом, иногда прижимаясь ко мне и тихо мурлыча.
На следующий вечер я снова пришёл на площадку, хотя дома меня уже ждал новый член семьи. Там была она — та самая женщина. Мы сели, и я пересказал ей всё, что говорил коту. Она плакала, прижимаясь ко мне, а её сын смотрел не отрываясь.
С тех пор я на площадку больше не захожу. Дома меня ждёт жена, мальчик, который через год стал звать меня папой, и тот самый кот. Правда, теперь это наглая, толстая, довольная жизнью серая морда, уверенная, что мир вращается вокруг неё.
Иногда я думаю: за что она меня выбрала? За то, что кота забрал? Не знаю. Но, может быть, вы подскажете…
