– Прости, дочь, но я тебе ничего не должна.
Эти слова прозвучали, как раскат грома перед бурей. Екатерина Васильевна сжала телефонную трубку так, что побелели костяшки пальцев. В ответ послышалась напряжённая тишина.
– Как это «ничего не должна»? – голос Елены задрожал. – Ты же моя мать!
Екатерина Васильевна закрыла глаза, глубоко вдохнула и посмотрела на осенние листья за окном. Они кружились в танце, словно пытаясь скрыть суровую правду жизни за золотой завесой.
– Леночка, послушай…
– Нет, это ты послушай! – перебила дочь. – Ты продаёшь дом, который вы с папой строили всю жизнь. ВСЮ ЖИЗНЬ, мама! И даже не посоветовалась со мной!
Екатерина Васильевна опустилась в старое кресло. На этом месте когда-то сидел её муж Петя, читая газеты по вечерам. Прошло три года с тех пор, как его не стало, но его присутствие всё ещё ощущалось в каждом углу большого дома, в каждой мелочи.
– А зачем мне с тобой советоваться, доченька? – тихо спросила она. – Это мой дом. Был нашим с отцом, теперь мой.
– Но ты же понимаешь, что это наследство! Моё и Янино будущее! – в голосе Елены звучали обида и слёзы. – А теперь ты просто всё разрушаешь! И ради чего? Чтобы купить себе квартиру в городе?
Екатерина Васильевна посмотрела на фотографию мужа на стене. Петя улыбался ей – таким молодым, каким он был тридцать лет назад, когда они только начинали строить этот дом.
– Елена, дочка моя, – начала она мягко, – мне тяжело одной в таком большом доме. Я здесь… задыхаюсь.
– Тогда переезжай к нам! Мы же звали!
Катерина Васильевна глухо усмехнулась. Да, звали. Раз или два – для приличия. А потом пошли разговоры о том, как тесно им вчетвером в трёхкомнатной квартире, как не хватает денег на новую машину для Влада, как Яна растёт и ей нужна отдельная комната.
– Нет, Леночка. Я уже решила. Продаю дом и покупаю небольшую квартиру в центре.
– И что с деньгами? – голос дочери стал металлическим.
Вот оно. Екатерина Васильевна почувствовала, как кольнуло сердце. Неужели это и есть главное, что её волнует?
– Деньги? – переспросила она. – А почему тебя это интересует?
– Мам, ну не притворяйся! – вспылила Елена. – Влад работает, но старая машина разваливается. Мы думали взять кредит, но если ты продаёшь дом…
– И что? – Екатерина Васильевна выпрямилась в кресле. – Это твои проблемы, дочка.
– Ты могла бы помочь! – выпалила Елена. – Тебе одной много не нужно, а у нас семья, ребёнок растёт…
Каждое слово резало, как нож. Екатерина Васильевна смотрела на танцующие листья за окном и чувствовала, как внутри поднимается что-то новое. Обида? Или, возможно, освобождение?
– Знаешь, Елена, – сказала она неожиданно твёрдо, – ты права. Я одна. И поэтому, наконец, могу подумать о себе. Впервые за сорок лет. Всю жизнь я жила для других – для твоего отца, для тебя. А теперь хочу пожить для себя.
– Что?! Как ты можешь… – возмутилась Елена.
– Могу, – спокойно ответила Екатерина Васильевна. – И буду. Дом я продаю, а деньги потрачу на себя. Давно мечтала путешествовать. Твой отец обещал, но мы так и не успели.
На другом конце раздался грохот – наверное, Елена ударила по столу.
– Значит, так? – прошипела она. – Ты решила ездить по курортам, когда тебе давно пора на кладбище! Эгоистка!
Екатерина Васильевна вздрогнула, но голос остался твёрдым:
– Да, дочь, эгоистка. Наконец-то.
В трубке раздались гудки. Она медленно положила телефон и откинулась на спинку кресла. Слёзы текли по её щекам, но на губах играла лёгкая улыбка. Впервые в жизни она чувствовала, что поступила правильно. Абсолютно правильно.
Позже, в своей новой квартире, Екатерина Васильевна почувствовала себя по-настоящему свободной. В небольшом уютном уголке не было тяжёлых воспоминаний, только светлая надежда на будущее.
