Он поднял вверх рыжего, словно огонёк, котёнка. Тот, вместо испуга, весело зашевелил усами, а затем, ловко вырвавшись из рук мальчишки, прыгнул на прилавок

Он поднял вверх рыжего, словно огонёк, котёнка. Тот, вместо испуга, весело зашевелил усами, а затем, ловко вырвавшись из рук мальчишки, прыгнул на прилавок. Проворно пробежав по нему, он ткнулся тёплой, пушистой мордочкой в засаленный белый халат тёти Клавы, потеревшись о ткань и довольно замурлыкав.

Она была из тех женщин, что словно высечены из камня – мощная, широкоплечая, с тяжёлыми руками и вечным выражением хмурого неудовольствия. Её лицо… О нём никто никогда не говорил, потому что на него мало кто осмеливался смотреть. Там застыла непробиваемая смесь презрения, недовольства и глубоко спрятанной обиды на весь этот несовершенный мир.

Тётя Клава была не просто продавщицей. Она была Продавщицей – с большой буквы. В этом было её призвание, её судьба, её жизненная позиция. Каждый покупатель, переступая порог её владений, оказывался перед испытанием, требующим железной выдержки. Она встречала их, уперев огромные кулаки в бока, а если уж кто-то осмеливался высказать претензию или слишком уверенно попросить товар, то её взгляд превращался в нечто настолько суровое, что даже самые храбрые мужчины отводили глаза, кашляли в кулак и тонким голоском, чуть ли не шёпотом, просили:

— Мне бы… колбаски… если можно…

Она величественно кивала, демонстративно отрезала ровно столько, сколько сочла нужным, и швыряла товар на весы.

Но если вдруг кто-то вздумал перечить, требовать точный вес или, что ещё хуже, возмутиться – тётя Клава медленно отрывала кулаки от боков и выкладывала их на прилавок. Лицо её заливалось густым бордовым цветом, а глаза превращались в сверкающие стволы наводящей ужас пушки. Затем раздавался голос – не просто громкий, а такой, что дрожали полки и гремели стёкла:

Вы мне тут порядок устраивать решили?!

Очередь мгновенно пригибала головы, словно над ними пронёсся самолёт, а самый отчаянный спорщик тут же бледнел, извинялся и соглашался на всё, что ему предложили.

Но больше всего на свете тётю Клаву раздражал этот мальчишка.

Какой-то мелкий пацан, которому было лет десять. Он стабильно появлялся у неё с одной и той же просьбой – нагло выкладывал горстку мелочи на прилавок и тонким голоском просил:

— Тётя Клава, пожалуйста, отрежьте мне молочной колбасы.

Каждый раз при этом тётя Клава преображалась. Лицо её сначала наливалось гневом, потом белело, а под конец приобретало пепельный оттенок.

— Опять ты?! — разносилось по магазину так, что у витрины дрожали бутылки с лимонадом. — Опять пришёл и клянчишь свои несчастные пятьдесят граммов?!

Она торжествующе обводила взглядом очередь, и никто не осмеливался возразить, все отворачивались, словно так и надо.

— Вон оно как! По пятьдесят граммов кушать изволят! Барчук! Лорд английский!

Но странное дело – этот малец её совершенно не боялся.

Он только поднимал на неё свои чистые голубые глаза и повторял, совершенно невозмутимо:

— Пожалуйста, тётя Клава. Мне очень нужно.

И вот тут-то, когда уже готов был вырваться её знаменитый, оглушающий, подобный артиллерийскому залпу крик…

Но…

Почему-то, встретившись с этим честным, бесхитростным взглядом, тётя Клава каждый раз замолкала. И вместо того чтобы обрушить на наглеца гром и молнии, просто молча отрезала кусочек молочной колбасы. Очередь затаивала дыхание, боясь даже пошевелиться, а малец, зажав в кулачке заветный пакетик, исчезал так же быстро, как появлялся.

Но сегодня настроение у тёти Клавы было особенно скверным. В воздухе буквально звенело напряжение. Очередь не смела даже перешёптываться, а продавщицы из соседних отделов, услышав её гремящий голос, прятались за прилавками. Покупатели смиренно принимали нарезанные куски колбасы, лишь бы не попасть под горячую руку.

И тут, в самый неподходящий момент, из-за прилавка снова вынырнула взлохмаченная голова.

Два небесно-голубых глаза уставились прямо на неё.

— Тётя Клава, тётя Клава, — раздался звонкий голос в полной тишине. — У меня сегодня совсем нет денег. Но мне очень надо. Отрежьте мне граммов пятьдесят, а я завтра принесу.

В магазине словно повисла глухая тишина. Это уже было чересчур! Подобной дерзости никто себе не позволял!

Лицо тёти Клавы побагровело, затем побледнело, а потом приобрело серый оттенок.

Она взревела так, что стены магазина содрогнулись. Очередь дружно присела, а один мужик в дальнем углу, только что пытавшийся незаметно спрятать в карман бутылку водки, от испуга выронил её на пол. Стекло с грохотом разлетелось на мелкие осколки.

Но никто даже не обратил на это внимания.

— Ты… ты… да ты же, паршивец, просто издеваешься надо мной! — пророкотала она, сжимая кулак.

Все ожидали, что вот-вот этот самый кулак обрушится на наглого мальчишку, но тот даже не дрогнул.

— Он очень хочет есть, — произнёс он спокойно, подняв что-то вверх. — А у меня сегодня нет денег, мама забыла дать.

И в его руках оказался крохотный рыжий котёнок, такой же яркий, как летнее солнце.

Малыш посмотрел прямо в лицо тёти Клавы, потом вывернулся из рук мальчишки, ловко спрыгнул на прилавок и ткнулся крошечной мордочкой в её белый, хоть и не совсем чистый халат.

В магазине раздался сдавленный вздох. Все замерли, будто увидели нечто из ряда вон выходящее.

Одинокий пьяница, так и не успевший уйти, снова сел на пол и прикрыл голову руками.

Тётя Клава медленно перевела взгляд с мальчишки на котёнка. Сердито взяла пушистого нахала на руки, поднесла его к своему лицу, и в этот момент рыжий комочек ткнулся носом в её подбородок и громко замурчал.

Она моргнула, потом ещё раз, будто не веря происходящему.

— Так вот куда ты тратил мамины деньги на завтраки?! — её голос был уже не таким громовым, как обычно. — Значит, каждый день приходил и покупал колбасу вот для этого пройдохи?

— Ага, — честно признался мальчишка. — Но я же не бесплатно! Я завтра всё верну, правда!

Тишину нарушил резкий всхлип. Это продавщица из соседнего отдела с конфетами не выдержала и бросилась вперёд, засовывая в руку мальчишки купюру.

Но тут тётя Клава резко повернулась к ней и взревела:

— А ну не смей!

Продавщица застыла. Очередь даже дышать перестала.

— Деньги свои забери, — продолжала она уже тише, но с таким тоном, что все понимали – спорить бесполезно.

Она снова посмотрела на мальчишку.

— Подходи-ка сюда, Лорд Паршивый, — проворчала она.

Отрезала большой кусок молочной колбасы, завернула в бумагу и протянула ему.

— Это тебе.

Потом, к всеобщему изумлению, достала ещё одну, дорогую, копчёную.

— А это маме.

Очередь молчала. Продавщица из конфетного стояла с раскрытым ртом. Даже пьяница, который уже было двинулся к выходу, снова замер на месте, не понимая, что вообще происходит.

— А котёнка оставь мне, — неожиданно заявила тётя Клава. — Мне давно на складе нужен охотник за мышами. Вырастет – будет при деле.

Очередь заулыбалась. А когда рыжий котёнок уютно свернулся в её руках, тётя Клава ушла с ним в подсобку.

Вернулась через пару минут, как ни в чём не бывало, и, уперев руки в бока, громко спросила:

— Ну что, кто следующий?!

Но почему-то в этот день даже самые нервные покупатели говорили с ней тихо и вежливо. А она…

Она вдруг стала отвечать им так же.

И… кто бы мог подумать! Иногда на её лице мелькала почти улыбка.

Теперь в магазине работало два кота – один рыжий, а второй серый, которого, как оказалось, спустя пару недель притащил этот самый Лорд.

Все продавщицы их подкармливали, но они…

Можете мне не верить, но они всегда выбирали тётю Клаву.

Она ругалась, делала страшные глаза, а потом незаметно гладила шерстяные спинки.

И… очередь улыбалась.

Вот такая история про Лорда, Продавщицу и… колбасу.

Оцените статью
Апельсинка
Добавить комментарии