Антонина Ивановна возилась в огороде, тщательно выдёргивая сорняки между грядками. Вдруг услышала, как скрипнула калитка, и подняла голову. На пороге появился зять. Один. Что бы это значило? Пора выяснять.
— Коль, ты один? Где Иришка? — с приветливым удивлением спросила она.
— Да я… поговорить хочу, — мялся он, бледный и напряжённый, будто с ним что-то страшное случилось.
— Не пугай меня! Заходи в дом, расскажешь по порядку!
Коля кивнул и прошёл в дом, оглядываясь по сторонам.
— Чаю налить? Или может чего покрепче надо? Рогалики с повидлом есть, угощайся.
— Наливочки бы, Антонина Ивановна… — с трудом выдавил он.
— Ну, теперь точно что-то серьёзное! Что стряслось, Коль? Не тяни! Неужто с Иришкой поругались? Или неприятность какая? Наливка у меня отменная, сама ставила, иммунитет укрепляет.
Она достала из буфета аккуратные хрустальные рюмки времён своей молодости, нарезала колбаски, сыра, хлеба, огурчики — закуски приготовила, как положено.
— На, пей и закусывай, а потом рассказывай, что там у тебя.
Коля опрокинул одну рюмку, не дожидаясь тоста, потом ещё одну — и только после этого начал говорить:
— Вы мне почти как мама… Моей уже давно нет. Потому и пришёл к вам. Только вы мне поможете. Помните, два месяца назад я в командировку ездил? На неделю…
Антонина Ивановна кивнула, продолжая внимательно слушать.
— Ну, так вот… Захотел вечером поесть — зашёл в кафе. Там и столкнулся с однокурсницей с универа, Танькой Абрамовой. Оказалось, она в том городе живёт. Болтали, вспоминали студенческие годы. Она за встречу предложила выпить. Ну, я согласился, немного выпили, вроде по-дружески. А потом она попросила помочь с мебелью — шкаф, мол, нужно переставить, сама не справляется. Живёт неподалёку. Пошёл, помочь-то чего? Перетащили шкаф, она чаю с тортом предложила, ну я и остался. А дальше всё — как в тумане. Будто вырубило меня…
Проснулся у неё дома, в её постели. Она заявила, что у нас всё было, и призналась, мол, давно меня любит. А я… я даже не знал, что она ко мне что-то чувствовала! И не в моём она вкусе… Да и сейчас мне кроме Иришки никто не нужен!
Я убежал оттуда сразу, сказал — забудь, была ошибка. А сегодня она позвонила. Сказала, что беременна и требует, чтобы я разводился. А Ира — вы же знаете! Она вот-вот рожать будет. Что мне делать, Антонина Ивановна?! Я вашу дочь люблю, клянусь! Не хотел я ничего такого, честное слово!
Антонина Ивановна молчала. Внимательно вглядывалась в зятя. Видела, что говорит искренне, не врёт. Она-то людей насквозь видит, и знала: Коля — не предатель. Любит он её дочь, и она его — семья у них хорошая, не разваливать же из-за какой-то интриганки.
— Ну и дурак же ты, Коля! Это ж надо — шкаф двигать, да ещё к бабе домой тащиться! Она ж тебе всё подстроила! Глаз у тебя большой, а ума не хватило догадаться, зачем звала?
— Что делать, мам? Не хочу терять Иру…
— А ничего ей знать не нужно! Сейчас адрес этой Таньки давай. Я к ней сама съезжу. Скажу, что мать твоя. С женщинами надо по-женски говорить.
— Правда? Вы мне верите? Спасибо, мамочка! Я вас отвезу, Ире скажем, что на рынок едем. Недалеко ведь — час езды.
По дороге они молчали. Коля с тревогой посматривал на тёщу, а та, задумавшись, что-то продумывала, глядя в окно.
Дом Тани оказался в старой хрущёвке. Открыла дверь невысокая худая женщина лет тридцати с очками и тонким хвостиком.
— Коля? А это кто? — удивилась она, заметив Антонину Ивановну.
— Мама моя, — буркнул он.
— Ну, заходите, — недовольно фыркнула женщина, пропуская их в квартиру.
Антонина Ивановна, не раздеваясь, уселась на краешек дивана, прищурилась и перешла сразу к делу:
— Значит, говорите — беременны от моего сына? Покажите УЗИ, справку от врача. Доказательства.
— Я… я ещё не ходила. Но тест показал положительный результат, — замялась Таня.
— А тесты часто врут. И вы врёте. С Колей у вас ничего не было. Он был не в себе, спал. Вы его чем-то напоили, а потом всё придумали.
— Вы что себе позволяете?! — взвилась Таня. — Всё было! Мне ли не знать!
— А я подам заявление, — спокойно продолжала тёща. — За шантаж и усыпление. Подсыпала ему что в чай, раз он ничего не помнит? Подленько как-то.
Таня побледнела, но продолжала упираться:
— Ничего вы не докажете!
— И не надо. Коля, между прочим, сейчас болеет. У него, понимаешь ли, мужское здоровье подводит. Сами понимаете, о каком шкафе речь. Жену любит, страдает, а ты на его беде играть вздумала.
Повисла тишина. Таня вдруг сникла и зарыдала:
— А в универе он даже не смотрел на меня. А я… всё надеялась. Думала, сейчас как забеременею — всё уладится. Жена, мол, подвинется…
— Любовь слепа, милая, но ты зашла слишком далеко. Не тот путь выбрала. Оставь Колю в покое. Найдётся тебе человек, только честно всё должно быть.
— Спасибо… А правда, он… болеет?
— Ага. Шкафы ему двигать противопоказано. Лечиться надо, а не по чужим постелям валяться. Но жена его любит, вместе справятся.
Коля всё это время молчал, глядя в пол. На обратном пути еле сдерживал слёзы.
— Спасибо, мама. Вы меня спасли. Не забуду никогда…
— Ну, ладно тебе, сынок, — буркнула она, но глаза её стали мягче. — Огород осенью перекопаешь, забор подлатаешь… сарай покрасишь.
Через месяц у Иры родился сын. На выписке Антонина Ивановна взяла внука на руки, строго посмотрела на зятя и произнесла:
— Теперь, хоть шкафы двигай, хоть стены рушь — но чтоб я таких историй больше не слышала!
— Да, мам, — кивнул Коля.
— А вы о чём? — удивлённо спросила Ира.
— Да так, — усмехнулась Антонина Ивановна. — Про огород. Если сорняки вовремя не выпалывать — они всё вытеснят. Ну, поехали пироги есть, зятёк. Мне с ними одной не справиться! Да и забор всё ждёт…
