За окном завывала весенняя вьюга, будто старалась перекричать радио, играющее на подоконнике. Анна Николаевна подбросила в печь очередное полено и, улыбнувшись про себя, подумала, как природа умеет напоминать о себе в самые неожиданные моменты.
— Ну что, Мурзик, чайку попьём? — она почесала за ухом своего рыжего кота, который тут же важно выгнул спину и потянулся.
Обычный вечер, всё как всегда. Но спокойствие нарушил неожиданный стук в дверь. Анна вздрогнула — в такую непогоду кто мог прийти? И ещё среди ночи.
— Если опять Петровна свои настои принесла… — пробормотала она, накинув тёплую шаль и направившись к двери.
На крыльце никого. Только корзина, припорошенная снегом, и под старым одеялом что-то шевелилось. Анна почувствовала, как сердце тревожно кольнуло.
— Только бы не котята, — прошептала она, уже предчувствуя, что это что-то другое. Размер корзины явно говорил не о животных.
Она приподняла край одеяла — и мир будто застыл. Под ним оказались два детских лица, покрасневших от холода. Малыши-близнецы, явно не старше двух лет. Один сонно щурился, второй негромко всхлипывал.
— Господи, да что же это такое… — прошептала она, подхватывая корзину и втаскивая её в дом. Мурзик, обычно индифферентный к посторонним, вдруг забеспокоился и громко замяукал.
— Тихо ты, — махнула рукой Анна, устраивая находку у печки.
Между пелёнками обнаружилась записка, написанная дрожащим почерком: «Помогите. У нас больше нет возможности кормить их».
— Вот тебе и сюрприз под Новый год, — нервно усмехнулась она, разворачивая одеяло. Один из мальчиков внезапно ей улыбнулся — такой взрослой, осмысленной улыбкой.
— Ну ничего себе серьёзные товарищи, — сказала она, почувствовав, как на глаза навернулись слёзы. — Сейчас мы вас согреем.
Уложив детей на диван, Анна металась по дому, обогревая, поила, разыскивая подходящую одежду. Мурзик не отходил ни на шаг, будто участвовал в спасении.
— Понимаю я, понимаю… — отвечала она коту на его мяуканье. — Сама не верю, что всё это происходит.
К утру малыши освоились. Один тянул ручки к коту, другой пытался исследовать комнату.
— Ну что, мои герои, — присела к ним Анна, — будем знакомиться. Теперь я, видимо, ваша… — она запнулась, — ну, пусть буду вашей защитницей.
Один из мальчиков крепко сжал её палец. И всё стало ясно.
— Петя и Павлик, — решила она. — Звучит? Сильно. Богатыри, как на подбор.
Мурзик одобрительно замурлыкал.
— Вот и мнение кота учтено, — усмехнулась она. — А документы… завтра решим.
Ту ночь она не спала. Сидела между печкой и диваном, слушая спокойное дыхание детей. Ещё вчера в доме царило одиночество, а теперь — новая жизнь. Два мальчика, подброшенные на порог, словно судьба дала ей второй шанс.
— Справимся, — шептала она, накрывая малышей потеплее. — Я теперь вам всё, что есть.
Весна пришла резко, как и перемены в жизни Анны. Двор ещё не до конца очистился от снега, а близнецы уже вовсю бегали по участку, сгоняя Мурзика с лавочки.
— Павлик, отпусти кота! — крикнула Анна. — Петя, где второй носок?
Три месяца превратили её дом в маленький цирк: акробатика на диване, каши в миске кота, танцы на кухне. А потом — первые слова, первые «мама».
— Анна Николаевна! — заглянула через забор Клава Петровна. — Я тут пирожки напекла! Зайдёте?
Анна лишь усмехнулась. Все соседи вдруг стали чересчур дружелюбными. Каждый приходил с советами, добрыми и не очень.
— Спасибо, Клавдия Петровна, но у нас режим. Обед, потом сон, — вежливо, но твёрдо ответила Анна.
— Да вы подумайте, — не унималась соседка. — Может, им и лучше было бы в доме малютки?
Анна почувствовала, как закипает:
— А может, вам лучше свой огород привести в порядок? А то зарос — не пройти.
Вечером, укладывая детей спать, она всё ещё была раздражена. Петя, прижавшись, спросил:
— Мам, мы правда твои?
Анна замерла. Первый раз – вслух, осознанно.
— Конечно мои, — прошептала она, обнимая их. — Самые родные.
— А тётя Клава говорит, что не твои…
— Сказку вам расскажу, — предложила она. — О том, как у одной женщины было большое сердце. Настолько, что в нём поместились все звёзды.
— А у нас тоже есть такие сердца? — спросил Павлик, почти засыпая.
— Ещё больше, — прошептала Анна, целуя их макушки.
Наутро она пошла в сельпо предлагать свою выпечку. Потом — к подруге в соседнее село, которая работала в школе и могла помочь с документами.
— Ты серьёзно оставляешь их? — удивилась Татьяна Сергеевна.
— А ты бы отказалась, увидев их глаза?
Вернувшись, Анна застала в доме муку от потолка до пола.
— Мам, мы помогали! — радостно закричал Павлик.
— Вижу. Пирожки в стиле апокалипсиса, — рассмеялась Анна.
После уборки они испекли настоящие пирожки. И за чаем Анна сказала:
— Завтра поедем в город. Оформим всё. Будете Петром и Павлом Николаевичами.
— Почему Николаевичами? — удивился Петя.
— Потому что я — Анна Николаевна. А ваш дедушка был Николаем.
— А папа? — спросил Павлик.
Анна замерла.
— Папа — герой. Он смотрит на нас с неба. Как звёздочка.
В ту ночь они спали вместе — на большой кровати, которая теперь казалась полной. Мурзик устроился в ногах. Дождь за окном убаюкивал. Анна смотрела на мальчиков и думала: «Теперь у меня настоящая семья».
Время летело. Близнецы пошли в школу. Петя увлёкся математикой и стал учителем. Павел — механик с собственной мастерской в деревне. Недалеко от мамы.
А потом родилась Аннушка — дочь Павла.
— Мам, — позвал Петя, — помнишь, как ты нас нашла?
— Как забыть, — улыбнулась Анна. — Мурзик тогда так ругался…
— А помнишь сказку про большое сердце? — Павел сел рядом.
— Конечно. Сердце, в которое поместился целый мир.
Анна смотрела на своих повзрослевших мальчиков, на внучку, на фото на стенах — жизнь, прожитая не зря.
— Это вы научили меня, как много может вместить сердце, — сказала она тихо. — Вы — мои звёзды.
А за окном снова шёл весенний дождь. Такой же, как в ту ночь, когда на её пороге появилась корзина. Только теперь это был не просто дождь. Это была музыка их семьи. История любви, начавшаяся с отчаянного стука в дверь.
Аннушка во сне улыбнулась — так же, как когда-то Петя и Павлик. А в этой улыбке была истина: настоящая семья — это не кровь. Это любовь.