— Ну что, рассказывай, как там у вас в городе, сынок? — мама суетилась у плиты, бесконечно перекладывая в тарелку горячие румяные пирожки.
Никита с теплотой посмотрел на её поседевшие волосы. Всё такая же — не сидит на месте, вся в заботах и хлопотах. Только морщин стало больше, да спина немного сильнее согнулась.
— Потихоньку, мам. Наконец-то с ремонтом управились.
— И как, получилось, как хотели? — присела она рядом, вытерев руки о кухонный фартук.
— Света — молодец. Обои сама подбирала, сама клеила. Я больше по электрике прошёлся и потолками занимался.
— Умница она у тебя, ничего не скажешь…
— Да, — кивнул Никита, — только сильно устаёт. В школе у неё нагрузка немаленькая, а тут ещё этот ремонт.
Из окна тянуло запахом маминых пирожков и свежескошенной травы, за забором мычала соседская корова. Всё, как в далёком детстве, только он сам — другой, городской.
— Мам, давай я забор подлатаю, пока здесь. А то уже на бок заваливается.
— Да ну, сынок, не заморачивайся.
— Надо, мам. И крышу в сарае гляну, небось опять течёт?
— Есть немного, — вздохнула она. — Всё собираюсь кого-нибудь позвать, да никак.
Весь день он провёл на участке: выровнял забор, подправил крышу, даже в огороде сорняки повыдёргивал. Мама всё твердит, мол, не стоит, мол, сама справлюсь. Но как она одна справится?
К вечеру, умывшись после дел, Никита пошёл в магазин. Возле крыльца сельпо сидели пожилые женщины и переговаривались:
— Опять этот пёс у остановки ошивается.
— Сколько уже сидит-то?
— Месяц, не меньше. С тех пор, как хозяин в город укатил.
Рыжий крупный пёс действительно лежал рядом с остановкой. Стоило услышать приближающийся мотор, как он тут же поднимал голову, пытался разглядеть в окнах знакомое лицо, а потом вновь опускал морду, когда автобус уезжал.
Сельчане уже привыкли:
— А, это Рыжик всё хозяина дожидается.
— Глупый, не понимает, что тот уже не вернётся.
— Вот она, собачья верность…
Никита стал всё чаще обращать на него внимание. Что-то в этом животном задевало за живое — возможно, эти глаза, полные ожидания, или та безграничная преданность.
— А чей он, знаете? — как-то поинтересовался у бабы Клавы.
— Так Витькин! — всплеснула руками старуха. — Он же к дочке в город уехал, а пса тут и бросил. С тех пор и ждёт.
Никита почувствовал, как внутри что-то оборвалось. Он знал Витьку — тот вечно был в долгах, не трезв. Семью развалил, в карты влезал, жену до слёз доводил. И пса, наверняка, завёл на пьяную голову — в то время модно лабрадоров держать было.
Подлец ты, Витёк. Настоящий подлец.
На следующий день Никита принёс к остановке еду. Рыжик сначала был настороже, но потом подошёл. Ел торопливо, но аккуратно — сразу видно, не с улицы. А в глазах столько боли…
Вернувшись домой, Никита долго стоял на крыльце, о чём-то размышляя.
— Заберу, — сказал он, даже не заметив, как это вырвалось вслух.
— Кого это заберёшь? — мама вышла на крыльцо, вытирая руки.
— Собаку. Рыжика.
— Что? — фартук слетел с её рук. — Ты точно в своём уме, сын? У вас же квартира, вы только ремонт сделали!
— Мам, но не могу я его тут оставить. Он ведь погибнет.
— А Света твоя? Её ты спросил?
— Она собак любит.
— Любить-то одно, а кто за ним убирать будет? Гулять с ним? Вы оба на работе целыми днями!
Она опустилась на ступеньки, качая головой:
— Всегда ты такой был. Помнишь, как котёнка домой притащил? А сам в больницу потом попал, а я с тем котом мучилась. Не изменился совсем…
— Мам, но я уже взрослый. Понимаю, что делаю.
— А всё равно такой же остался. Всё кого-то спасать… А про себя подумал? Про жену?
— А оставить вот так — это нормально? Как Витька? Забыл — и всё?
Она замолчала. Долго смотрела в одну точку, перебирая край фартука.
— Делай, как знаешь, — тихо сказала она. — Только Светлане позвони. Сразу. Чтоб не было потом разговоров.
Позвонил. Но сразу признаться не решился — рассказал только, что пёс бездомный, хозяин бросил. Хотел подготовить.
Но забрать оказалось не так просто. У ворот дома Витьки его встретила мать — глаза мутные, лицо опухшее:
— Чего надо?
— За псом пришёл.
— А-а, — протянула она. — Плати пятьсот и забирай.
— Вы ж его даже не кормите! — возмутился Никита.
— А нам самим нечего есть! — вылез брат Витьки. — Тыщу давай — или проваливай!
Словно вещь продают. Как старую табуретку.
Никита вытащил телефон.
— Петрович, это Воронин. Помнишь?
— Конечно. Что случилось?
— Да всё тот же Витька. Его пёс…
Через двадцать минут у калитки затормозил уазик. Петрович вышел, окинул двор взглядом.
— У них тут всё хуже и хуже.
Рыжик, заметив форму, попятился. Петрович присел:
— Спокойно, дружок. Всё хорошо.
Пёс медленно подошёл, обнюхал руку, слегка махнул хвостом.
— Товарищ участковый! — вывалился из дома брат Витьки. — Мы тут культурно, в порядке.
— Вижу. Где мать?
— Сейчас приведу! Ма! Тут к тебе…
Женщина вылезла, закутавшись в рваный халат.
— Чего опять?
— Всё вы, — рявкнул Петрович. — Сына вашего за брошенную собаку — статья. А что у вас в сарае, мне уже интересно. Протокол будем составлять?
— Да не надо, Петрович… Мы ж соседи…
— Так по-соседски и отдайте собаку. И разойдёмся.
— Забирайте, — пробурчала она. — Только расписку дайте.
— Сейчас, — Петрович достал блокнот. — И подпишите.
В машине Никита повернулся:
— А если бы не согласились?
— У них тут столько всего, я бы нашёл, к чему прицепиться. А так — по-хорошему решили.
Он обернулся к псу:
— Ну что, поехали, товарищ?
Рыжик тихонько заскулил и лизнул руку.
Обратно ехали молча. Никита поглядывал в зеркало: Рыжик лежал спокойно, будто понимал — везут в новую жизнь.
— Светка меня убьёт, — буркнул он, набирая номер.
— Ты где?
— Еду. Не один.
— Неужели… собаку?
— Да.
— Ту самую?
— Её.
— Дурак ты, Никита… Такой дурак. Но я тебя люблю.
Дома пёс всё обнюхал, дошёл до дивана, посмотрел вопросительно.
— Только не на диван! — строго сказала Света.
Он вздохнул, улёгся на ковёр. Через минуту рядом уже сидела Света, обняв его.
— Ну кто у нас красавец?
Вечером он устроился у них в ногах. На кровати. Сдались.
Через неделю позвонила мама:
— Витька объявился. Говорят, с дочкой поругался, квартиру спустил, опять здесь. Собаку ищет.
— И что?
— А ничего. Петрович ему объяснил, что к чему. Все права на собаку он потерял.
— Мам?
— Что?
— Мы на выходных приедем. Ты же кашу обещала…
Пёс, будто услышав, прижался к нему и заглянул в глаза.
