— Освобождайте квартирку, я новая жена вашего мужа, буду тут жить! — Улыбаясь заявила мне какая-то женщина на пороге

— Вы ещё здесь? Я-то была уверена, что вы уже съехали, — женщина у входа откинула тёмную прядь за плечо и смерила меня недобрым взглядом. — Освобождайте жильё, я теперь жена вашего бывшего. Здесь буду жить!

Улыбка у неё была как с рекламного щита — безупречная, но холодная, как январская стужа. Я остолбенела, вцепившись в дверную ручку. В голове стучало одно: этого не может быть.

Утро началось промозгло. Я снова проснулась одна. Роман, как обычно, ушёл не попрощавшись. Ни записки, ни сообщения. Это стало привычным. Мы превратились в случайных соседей, каждый — в своём графике.

Я как раз наливала себе чай с жасмином, когда в дверь позвонили. Натянула поверх футболки старенький свитер и поплелась открывать. Ожидала курьера с заказом для студии.

А там — она. Светловолосая, с глянцевым маникюром и пальто, которое стоило, наверное, больше, чем моя камера. И взгляд, полный снисхождения.

— А вы, простите, кто? — только и выдавила я.

— Наталья. Можно Наташа, — ответила, проходя в квартиру, будто ей тут давно всё знакомо. — Рома разве не объяснил? Ай-яй-яй, как неудобно. Он всегда стесняется говорить напрямую…

Это моя квартира. Моя прихожая. И она — в ней. Уверенная, с лёгкой усмешкой, говорящая о моём муже, как о своей собственности. У меня онемели пальцы.

— Уходите, — прошептала я.

— Да брось ты, — она неспешно прошла вглубь, каблуки цокали по паркету. — Хм, симпатично. Хотя, конечно, шторы сменю. И диван… как-то не мой стиль. Но пожить можно.

Тот самый диван, который мы с Ромой выбирали вдвоём. Шторы, что я шила вручную, пока училась шить.

— Я сказала — уйдите! — голос сорвался.

— Яночка, ну давай без трагедий, — уселась в кресло, будто у себя дома. — С Ромой у нас регистрация на носу. Он тебе должен был объяснить…

Нет. Просто нет.

— Пошла вон, — я схватила её за руку, потащила к двери. Пальто поддалось под моими пальцами. — Вон отсюда!

Она не сопротивлялась. Позволила себя вытолкать. Уже на пороге, поправляя волосы, обернулась:

— Он придёт через час. Сама у него спросишь. И, кстати, квартира на него оформлена. Так что у тебя пара дней на сборы. Будь благоразумной.

Хлопнула дверь. Я соскользнула по стене на пол. Ни слёз, ни слов — одна тишина. И осознание, что всё это время я сама закрывала глаза на правду.

Телефон завибрировал. Сообщение от Романа: «Буду через 30 минут. Надо поговорить».

Я уставилась на экран. И ощутила, как возвращается способность чувствовать. По венам растекалась не боль — злость.

Тридцать минут. Именно столько у меня было, чтобы решить, как встретить человека, который разрушил мою жизнь.


Щелчок замка. Его шаги. Я стояла в центре гостиной, прямая, как струна. Он вошёл, замер, глаза бегают.

— Она уже приходила? — выдохнул он.

Без оправданий. Без лжи. Только финал. Без прикрас.

— Три года, Рома, — произнесла я. — И ты даже не нашёл в себе смелости сказать это лично.

Он прошёл в квартиру, бросил ключи на комод. Сколько раз я слышала этот звук — и радовалась, что он дома?

— Я хотел сказать сам… просто всё немного пошло не так.

— Не так? — повторила я. — По какому сценарию? Планировал бросить меня и сразу заменить на более яркую версию?

— Она — риелтор, — машинально вставил он. Я даже чуть усмехнулась.

— Ну конечно. Это многое меняет, — горечь сжимала грудь. — Сколько времени?

Он налил себе виски. Мне, конечно, ничего не предложил.

— Полгода. Всё началось с флирта. Потом…

Полгода. Именно тогда ты начал исчезать. Я заметила, но не захотела верить.

— И когда ты собирался сказать мне? После свадебной фотосессии с ней?

Он смотрел в окно. Снаружи моросил мелкий дождь, стирая очертания города.

— Хотел всё сделать правильно. Развод, оформление…

— Правильно?! Ты называешь это правильно?!

Он обернулся. Лицо раздражённое:

— Не надо драм. Мы уже давно отдалились. Каждый в своём мире. Ты — со своими фото, я — со своей работой.

— Не перекладывай вину, — шагнула к нему. — Не смей делать меня частью твоего предательства.

Он грохнул стакан на стол:

— Я не оправдываюсь. Просто констатирую факт. С ней легко. С ней я чувствую, что живу.

Каждое его слово било в сердце. Я больше не узнавала этого человека.

— И квартира? — он продолжил сухо. — Куплена до брака. У тебя нет юридических прав…

— Можешь не продолжать. Всё понятно.

Внутри — ледяной штиль.

Я зашла в спальню и достала чемодан, спрятанный глубоко в кладовке. Начала складывать вещи медленно и спокойно, как будто не сбегала из своей жизни, а просто собиралась в поездку, к которой давно готовилась. Роман стоял, опершись плечом о дверной косяк, и смотрел, не вмешиваясь.

— Может, пока поживёшь у мамы? Или я сниму тебе жильё на первое время, пока ты… — начал он неуверенно.

— Спасибо, не нужно, — отрезала я, даже не обернувшись.

На стене, словно издевка, висели наши фотографии — со свадьбы, с отпусков, с вечеров, когда казалось, что мы по-настоящему счастливы. Я сняла рамки, вытащила снимки, молча положила перед ним на комод.

— Это тебе. Больше ведь не пригодится, — сказала я сдержанно.

Хотя внутри бушевал ураган эмоций, снаружи я была холодна. Застегнула чемодан, нащупала в кармане телефон — последний контроль, чтобы ничего не забыть.

— Куда собираешься? — тихо спросил он.

— А тебе теперь какое дело?

Он не ответил. Даже не попытался остановить. Лишь смотрел, как я выхожу за дверь из квартиры, которую ещё недавно называла своим домом.

В такси, наблюдая за серыми зданиями, бегущими за стеклом, и одинокими прохожими под зонтами, я впервые почувствовала, как по щеке скатилась единственная слеза. Не слёзы горя, а признание — всё, что мы строили, разрушено. Безвозвратно.


Жизнь у мамы началась с долгого сна. Два дня я словно провалилась в забвение, не вставая с постели. Мама тихо заходила, оставляла еду, гладила по голове. Не расспрашивала — и за это я была ей особенно благодарна.

На третий день я открыла глаза вместе с утренним солнцем. В груди больше не жгло. Там осталось только ощущение пустоты — спокойной, как чистый лист, который ждёт, чтобы на нём что-то нарисовали.

Я пошла на кухню и поставила вариться кофе. Мама уже проснулась, проверяла ученические тетради.

— Доброе утро, — сказала она, приподнимая очки.

— Утро, — ответила я, вдруг почувствовав, что голос звучит уверенно. — Спасибо, что не давила.

Она отложила карандаш.

— Ты уже решила, что дальше?

Я не знала, но впервые не боялась искать ответ. Где-то внутри меня начало прорастать решение.

— Мне нужна студия. Своя. Не уголок в квартире, а полноценное пространство, куда люди будут приходить за фотографией и атмосферой.

Мама улыбнулась:

— У Валентины на первом этаже сын сдает помещение. Там раньше был цветочный магазин.

С этого и началось моё возвращение к себе.

Бывший цветочный оказался почти идеальным — простор, свет, окна до пола. Дорого, но я оформила кредит. И не пожалела. Стало ясно: хуже уже не будет, а попробовать стоит.

Я вкладывала в ремонт душу. Днём — стройка, по вечерам — съёмки первых клиентов. Уставала до слёз. Но с каждой каплей пота во мне рождалась новая я — не та, что терпела, а та, что делает.

Через месяц стены украсили мои фотографии. Я создала страницу в соцсетях, выложила работы. Сосед, у которого была пекарня, попросил снять десерты. Так пришли первые заказы.

— Ты изменилась, Яна, — как-то сказала мама.

— В каком смысле?

— Глаза снова горят. Как когда ты только начала снимать. До всей этой истории с Романом.

Я поняла, что она права. Во мне ожило то, что раньше я пыталась задавить, чтобы «быть удобной женой».


Однажды ко мне в студию пришёл мужчина с дочкой лет семи. Девочка крепко держала его за руку, с опаской оглядываясь.

— Павел, — сказал он. — А это Соня. Хотим портрет для бабушки, подарок на день рождения.

Он сразу вызвал доверие — спокойный, внимательный взгляд, уверенность без нажима. Я заметила обручальное кольцо и слабо вздохнула.

— Жена не смогла? — спросила я, настраивая технику.

— Её не стало два года назад. Болела…

Съёмка прошла легко. Соня оживилась, даже рассмеялась, когда я показала, как держать объектив.

— А можно мне попробовать? — робко спросила она, указав на мой старый фотоаппарат.

Я дала ей камеру. Она нажала затвор с важным видом. Павел улыбался — тёпло, с благодарностью.

— Первые шаги будущего фотографа, — сказал он, когда они уходили.

Через неделю он пришёл снова — с коробкой пирожных.

— Соня велела поблагодарить. Бабушка в слезах была от счастья.

Мы выпили чаю. Говорили обо всём — о жизни, книгах, детях, одиночестве. Он стал появляться чаще — то один, то с Соней. Всегда ненавязчиво.

Однажды он протянул мне небольшой свёрток:

— Это вам. Вернее, для студии.

Внутри была рамка, а в ней — снимок. Я смеюсь, показывая детям, как держать камеру. Он поймал момент, когда я была настоящей. Без маски.

— Решил попробовать фотографировать. Кажется, заразно, — улыбнулся он.

— Знаете, что самое удивительное? — тихо сказал он. — Мы с Соней искали фотографа. А нашли больше.

От бывшего доходили слухи. Новая жена быстро устала, ссоры, конфликты. Он редко появлялся дома. Но мне это было всё равно. Совсем.

— Я думала, что разбилась о дно, — как-то сказала я Павлу, когда он осторожно спросил о прошлом. — А оказалось, что на самом дне я нашла себя.

— И каково это?

Он взял меня за руку — легко, не требовательно.

— Это — быть собой. И больше я не дам себя потерять.

Что думаете о такой истории? Поделитесь, если тронуло. Мне будет очень приятно услышать ваши мысли.

Оцените статью
Апельсинка
Добавить комментарии