Я уже третий раз за последние пять минут смотрела на циферблат. 8:57. Свекровь, как по расписанию, появится ровно в девять. Ни секундой раньше, ни позже — её пунктуальность была почти священной. Как и убеждённость в том, что я не пара её обожаемому Игоречку. Кофе в турке начал подниматься, и я, чертыхнувшись, сняла его с плиты. За окном моросил унылый осенний дождь, капли стекали по стеклу, словно плакала грустная кукла. Примерно так вчера плакала наша соседка Марина, когда её муж в очередной раз пришёл домой подшофе и закатил скандал на весь подъезд.
— Олечка, солнце, — донёсся из спальни голос мужа, ещё хриплый от сна. — Ты не видела мой синий свитер?
— Какой именно? Тот, что от мамы, или мой подарок?
— Твой. Мамин я не надену, он колется.
Я едва заметно улыбнулась. Услышала бы это Анна Петровна — точно бы записала в свою вечную коллекцию моих «грехов»: «настроила сына против моих подарков». В дверь позвонили, как по сценарию, ровно в 9:00. Анна Петровна стояла на пороге как всегда безупречная — каждый волосок уложен, костюм выглажен, туфли сверкают. В руках — пакет с пирожками. Наверняка снова с капустой. Хотя она точно знает, что я люблю с яблоком. Просто игнорирует. Из принципа.
— Доброе утро, Анна Петровна, — выдала я свою дежурную улыбку.
— Приветствую, Ольга, — она скользнула взглядом по моему домашнему костюму. — Пятница, а ты всё ещё в пижаме?
— Я работаю удалённо, — сдержалась я, не добавив «и довольно успешно, между прочим».
— А, эти ваши интернет-штучки, — сказала она тоном, будто я торгую фальшивыми дипломами.
Игорь выглянул из спальни, уже одетый:
— Мама! Какая неожиданность!
— Да какая ж неожиданность? Я же каждую пятницу у вас бываю.
— Шутка, мам. — Он поцеловал её в щёку и подмигнул мне, пока она не видела.
За чаем всё пошло по давно знакомому сценарию. Анна Петровна принялась за своё:
— Вот Людочка, жена Павлика, каждое утро в шесть поднимается, завтрак на столе, дети причёсаны…
— Мам, — вмешался Игорь, — у нас с Олей другой ритм. Мы допоздна заняты, спим дольше.
— Ну-ну, — отпила она чай, будто сидит на троне среди простолюдинов. — Просто, сынок, мужчины порой многое не договаривают, особенно если боятся быть неправильно понятыми.
Моя рука с чашкой застыла в воздухе. В её голосе что-то тревожное мелькнуло.
— Вы намекаете на что-то, Анна Петровна?
— Ой, да нет-нет, — она изогнула губы в своей фирменной улыбке, от которой мне становилось не по себе. — Некоторые вещи лучше не трогать. Правда, Игорёк?
Игорь уткнулся в телефон, будто это спасательный круг. Я же вдруг ощутила холод внутри. Будто знала: грядёт буря. Тогда я заглушила это предчувствие. Глупая. Через неделю она разрушила мой уютный мир одним предложением.
На этот раз визит был вне расписания — не пятница, а среда. Без звонка. Я только завершала важную деловую беседу, как в дверь врезался звонок.
— А, вы… — растерянно произнесла я. — Игоря нет, он на работе.
— Я не к нему. Я к тебе, — прозвучало с таким холодом, что я непроизвольно отступила назад.
Она села на кухне, аккуратно положив сумочку на стол, и посмотрела на меня так, словно собиралась озвучить приговор.
— Чаю? — спросила я, в надежде разрядить атмосферу.
— Не надо. Присаживайся. Нам надо серьёзно поговорить.
Я подчинилась, внутренне напрягаясь.
— Я долго размышляла, стоит ли тебе рассказывать. Но как мать… я не могу больше молчать, — она выровняла юбку и добавила: — У Игоря есть сын. Пять лет.
Я рассмеялась — от шока, не от веселья. Это звучало абсурдно.
— Это какая-то шутка?
— Вы вместе три года. А мальчику — пять. Считать умеешь?
Она протянула мне телефон. На экране — мальчик на качелях. Светловолосый. И с той самой ямочкой в щеке. Я знала эту ямочку. Это была ямочка Игоря.
— Это… неправда. Он бы сказал.
— Сказал бы? — она приподняла бровь. — А ты бы поняла? Приняла?
Она говорила и говорила, а я сидела в ступоре. История о женщине, которую Игорь знал до меня. О том, что сначала он не хотел признавать ребёнка. О потомках, об алиментах, о визитах по выходным, когда якобы был в «командировке».
— Подождите, он что… ездил к нему всё это время?
— Конечно. Ты же думала, что он так усерден на работе?
Я вспомнила его поездки, подарки, магнитики. Я даже альбом завела для этих сувениров.
— Зачем вы это делаете?
— Потому что мой сын должен быть с семьёй. А ты — это просто временное.
Когда она ушла, я осталась в тишине. За окном всё тот же дождь. Я перебирала фотографии, сообщения, вспоминала моменты, когда он был «загружен». И всё приобретало новый смысл. Телефон завибрировал: «Задержусь на работе. Клиент важный». Я усмехнулась: «Как зовут этого клиента?» — подумала я. — «Миша?»
Он вернулся поздно.
— Оля? Почему темно?
— Как зовут твоего сына?
Он замер. И я увидела — он понял, что всё, вся ложь, раскрыта.
— Откуда ты…
— Неважно. Имя.
— Миша.
— Хорошее имя. Почему ты мне не сказал?
— Боялся… Это было до тебя…
— Три года. Лжи. Историй. Выдумок.
— Я просто… не знал как. Всё усложнилось.
— Я бы поняла. Если бы ты доверился. Но ты выбрал ложь.
— Что мне сделать?
— Ничего, — я встала. — Уже поздно. Проблема не в Мише. А в тебе.
Я собирала вещи в молчании. Он стоял, потерянный, бледный. Я вспомнила, как год назад мы встречали рассвет с бокалами вина и говорили о будущем. А теперь я уходила в это самое будущее одна.
— Куда ты?
— К Марине. Она ждёт. Та самая соседка с пьющим мужем. Только теперь — бывшим.
Телефон снова вибрировал. Сообщение от Анны Петровны: «Ты поступила правильно». Я удалила его, даже не читая до конца.
Прошло три месяца. Я переехала, мой проект пошёл в рост. Марина познакомила меня с группой поддержки — женщины, пережившие развод. Я сначала не хотела. А потом поняла: помощь — это не слабость.
Игорь писал. Сначала каждый день, потом всё реже. Я не отвечала, но и не блокировала. Однажды он написал: «Нам нужно поговорить. Очень нужно».
Мы встретились там, где впервые увиделись. Он постарел. Но в глазах было что-то новое.
— Я начал терапию, — сказал он. — У меня много старых травм. Мама… Она всегда давила. Я не умел быть честным. Теперь учусь.
— Как успехи?
— Трудно. Но я стараюсь. С Мишей теперь всё открыто. Он спрашивал про тебя.
— Про меня?
— Увидел фото. Спросил, кто та красивая тётя.
Я молчала. Он продолжил:
— Ты была права. Проблема не в ребёнке. А во мне. Ты заслуживала правду.
— Мы все её заслуживаем.
На прощание он протянул мне рисунок. От Миши. На листе — солнце. Смешное, но светлое. Я не плакала. Просто улыбнулась.
Через неделю я шла в парк. Увидела их. Он с Мишей строили что-то в песке. Я не подошла. Просто смотрела. А потом пошла дальше.
Солнце грело лицо. И в кармане завибрировал телефон: «Помнишь юриста из группы? Он спросил твой номер!» — от Маринки.
Я улыбнулась: «Дай. Пора строить новое. Без прошлого».
Потому что правда действительно освобождает. Даже если приходит слишком поздно.
