— Когда будешь одна — открой. Это о нас. Тогда поймёшь, насколько ты мне дорога.
— Спасибо, — сказала я, беря небольшую коробочку, аккуратно завернутую в серебристую обёртку, и чмокнув Алексея в щёку.
День рождения проходил тихо, как и каждый год — без суеты, в кругу самых родных. Илья с Артёмом сидели за столом, с аппетитом уплетая торт, который я испекла сама — это уже стало традицией, покупные десерты их никогда не привлекали. Я вертела в руках аккуратную коробку с бантом, всё никак не решаясь развязать ленту. Алексей наблюдал за мной, и в его взгляде была странная напряжённость, будто он искал во мне что-то незримое.
— Папа сказал — откроешь потом, — подмигнул Илья. — А мы с Тёмой хотим подарить тебе кое-что прямо сейчас!
Они вытащили огромную открытку — почти плакат — с вырезками наших фотографий, тёплыми подписями и рисунками. Я обняла сыновей, вдохнув в себя запах их волос — тот самый, родной до слёз. Алексей сидел молча, нервно постукивая пальцами по столу.
Когда дом погрузился в сон, я села в кресло в углу гостиной и всё-таки решилась распаковать подарок. Внутри оказался диск с надписью: «Марии. Обязательно досмотри». Я включила старый DVD-плеер, убавила громкость, чтобы не тревожить домашних.
На экране промелькнули кадры нашей жизни — Илья делает первые шаги, Артём задувает свечки на торте, мы вместе на побережье, смеёмся, держимся за руки. Я улыбалась, погружаясь в эти воспоминания.
Однако где-то на двадцатой минуте атмосфера на экране начала меняться: фон стал мрачнее, звук — глуше, изображения — искажёнными. Это выглядело как дефект записи, но внутренний голос подсказывал — здесь что-то скрыто. Я перенесла файл на ноутбук, запустила редактор звука — с университета у меня остались навыки по аудиомонтажу.
Когда я изолировала шум, стало ясно — это не просто фон. В записи был голос Алексея, безжизненный, ровный, пугающий:
«Я больше не выдерживаю. Они мешают. Она вся в них, в этих детях. Это неправильно. Я хочу вернуть её. Только для себя. Без них».
Сердце упало куда-то в живот. Я прослушала ещё раз — с надеждой, что ослышалась. Но нет. Голос был чётким:
«Она должна быть только моей… Дети — лишние».
В голове вспыхнули воспоминания: его исчезновение десять лет назад, его «усталость», «депрессия», «поездка в санаторий»… Но теперь всё выстраивалось в новую, пугающую картину. Это была не просто клиника, а психиатрическое учреждение.
Я взглянула на закрытую дверь спальни. Алексей спал там. Я дрожащими пальцами набрала номер.
«Миша, ты можешь приютить нас с мальчиками на несколько дней? Это важно. Объясню потом».
Ответ пришёл быстро:
«Конечно. Всё, что нужно — ключ у тебя есть. Я подъеду вечером».
Утром я собрала нужные вещи, документы и, обернув тревогу в улыбку, сказала Алексею, что еду с детьми к маме на пару дней.
— Отлично, — он улыбнулся в ответ и поцеловал меня в лоб. — Отдохните. Я потом к вам присоединюсь.
Он и не догадывался, что я всё знаю.
Через час мы уже были в дороге. Я выключила геолокацию на всех телефонах, меняла маршрут, делала лишние пересадки. Мальчики были уверены, что мы едем в мини-путешествие — я говорила о сюрпризах и весёлой поездке.
— Мам, а почему мы к дяде Мише, а не к бабушке? — спросил Артём на маленькой станции, где мы пересаживались.
— Бабушке нехорошо, — выдавила я. — У Миши есть двор и большая собака. Вам понравится.
Миша встретил нас у вокзала на своей «Ниве». Он понял всё без слов. Пока дети засыпали наверху, мы с ним сидели на кухне. Я показала запись. Его лицо побледнело.
— Ты всё правильно сделала, — тихо сказал он. — Теперь главное — безопасность.
Той ночью я не спала. Рядом спали мальчики, а я слушала каждый шорох. На телефоне — 17 пропущенных вызовов от Алексея.
Прошло три дня. Дети привыкли к новому месту, играли во дворе, помогали Мише. Я взяла отпуск. Алексей писал — сначала тревожные сообщения, потом стал обвинять. Я отвечала сухо: «Мы в порядке. Побудем здесь ещё».
Четвёртой ночью я проснулась от лая Рекса — пёс был не в себе, яростно скребся в дверь. Миша, накинув куртку, вышел во двор.
— Не выходи, — бросил он через плечо.
Я подошла к окну. В калитке стоял Алексей. Он был каким-то изогнутым, с жутким выражением лица.
— Маша! — его голос пронзил ночь. — Ты забрала их! Ты сбежала! Мы должны быть вместе!
Миша встал перед ним:
— Уезжай, Алексей.
— Это ты во всём виноват! — Алексей ринулся вперёд. Они рухнули на землю. Я в панике вызвала полицию.
— Срочно! Угроза жизни! Нападение!
Когда я снова посмотрела в окно, Алексей уже душил Мишу. Я схватила нож и выбежала.
— Алексей! Прекрати!
Он обернулся. Его лицо стало пугающе чужим.
— Только ты и я, Машенька. Они нам не нужны. Мы снова будем счастливы.
Уже слышался вой сирены. Миша сумел его оттолкнуть. Полиция приехала через несколько минут, задержала Алексея. Он кричал, пока его не увезли:
— Она моя! Она принадлежит мне!
Прошёл месяц. Мы с мальчиками обустроились в съёмной квартире в этом же городке. Городскую я выставила на продажу. Дети пошли в новую школу, узнав лишь то, что отец болен и проходит лечение.
Алексей оказался в закрытом отделении. Диагноз — тяжёлое параноидальное расстройство. Врач говорил спокойно:
— Он скрывал симптомы. Умел притворяться. Но теперь уже не выйдет.
Я оформила развод. Суд быстро отдал мне полную опеку и право на имущество. Миша помог найти работу — я начала преподавать английский онлайн.
— Мам, смотри! — Артём подбежал с радостным криком. — Я забил гол!
Мы сидели в парке. Вокруг звучал детский смех. Илья играл с ребятами, Миша сел рядом, протянул кофе.
— Они уже освоились, — заметил он.
— Дети живут настоящим, — ответила я. — А я всё ещё проверяю двери по ночам.
— Это тоже пройдёт. Всё наладится.
Вечером к нам пришли Миша с Леной. За ужином было уютно. Дети болтали, смеялись. Мы убирали со стола, и Лена тихо спросила:
— Как ты на самом деле?
— Я думала, что это просто подарок. А оказалось — шанс. Услышать. Понять. Спасти.
Я смотрела на сыновей. Они смеялись, толкались, делились попкорном.
— А дальше? — спросил Миша.
— А дальше я просто хочу жить. Ради них. Ради себя.
Вечером я вышла на крыльцо. Ветер играл листвой. Я глубоко вдохнула и впервые за долгое время почувствовала — я свободна.
Любовь — это не о том, чтобы удерживать. Это о том, чтобы освещать путь. И больше я не позволю никому его затмить.
