— Оля, ты застряла в прошлом. Нужно жить настоящим, — произнёс Алексей, не отрывая взгляда от экрана ноутбука и отхлёбывая кофе.
— Я всего лишь спросила, пойдёшь ли со мной в кино, — ответила Ольга, всматриваясь в его лицо, будто пыталась отыскать того человека, которым он был раньше.
Солнечный свет мягко ложился на кухонные стены, окрашенные в теплый терракотовый оттенок. Шесть лет назад она сама подбирала краску — мечтала о доме, напоминающем о её несбывшемся путешествии в Италию. Тогда она ещё не знала Алексея. Дом стал её первым самостоятельным решением — купленным на деньги от продажи квартиры бабушки и собственные накопления.
— Мне надо к маме. Она приготовила ужин. И потом, ты знаешь, у меня куча дел, — хлопнул крышкой ноутбука Алексей.
— Ты месяц твердил про новый проект, но я так и не видела, чтобы ты чем-то занимался, — нахмурилась Ольга.
— Ты просто не понимаешь, — раздражённо бросил он. — Мне нужно личное пространство. Творчество не терпит рамок.
Она опустила глаза. С недавних пор все разговоры оборачивались одной и той же фразой — «ты не понимаешь». Когда-то она находила оправдание в его «творческой натуре» — странностях, отрешённости, забывчивости. Но теперь это начало пугать. Он подолгу лежал, глядя в потолок, нашёптывал что-то, а на бумагах оставлял хаотичные надписи, будто автор их — кто-то другой.
— Может, тебе просто нужно отвлечься? Проведём вечер вдвоём, без мыслей о проектах? — предложила она.
— Ради того, чтобы ты могла следить за каждым моим шагом? — он вскочил, едва не опрокинув чашку. — Я не могу дышать в этой клетке!
— Лёша, я…
— Оставь меня в покое! — он выскочил из кухни, грохнув дверью, отчего задрожали окна.
Она осталась сидеть, чувствуя, как внутри что-то ломается. Когда всё пошло не так? Когда между ними появилась эта холодная стена?
Вспомнился первый день их встречи — он стоял перед странной арт-инсталляцией и увлечённо записывал что-то в блокнот. Его глаза сияли, когда он рассказывал о форме, о пустоте, о смысле. Тогда Ольга влюбилась — в его голос, в его мир. Сейчас в его взгляде жила холодность, враждебность… и что-то, чего она не могла понять.
— Ты поздно, — голос свекрови прозвучал, как ласковый упрёк с ядовитым оттенком. Ольга еле заметно вздохнула.
Татьяна Михайловна сидела в кресле, будто на троне, демонстрируя безупречный вид: маникюр, прическа, сумочка под цвет туфель.
— Работа, — бросила Ольга, снимая пальто. — Конец квартала, аврал.
— Я к сыну зашла. Проверяю, как он. Ему тяжело. Не каждая женщина может понять такого мужчину.
«Особенно ты», — подумала Ольга, но промолчала.
— Мы поужинали у мамы, — появился Алексей. — Она сделала бефстроганов. Помнишь, ты в прошлом году пыталась?
— Да. Ты сказал, что невкусно, — тихо ответила Ольга.
— Мама не верила, что можно испортить настолько простое блюдо, — хмыкнул он, перекидываясь взглядом с матерью.
— Ну зачем ты так, Лёша, — наигранно нахмурилась свекровь. — Оля ведь старалась. Просто у неё другие приоритеты. Работа, счета, не до кухни.
Ольга почувствовала тошноту от этого притворного сочувствия. Всё, что делала свекровь — это тонкие уколы, маскируемые под заботу.
— Кстати, — оживилась Татьяна, — в комнате нужно бы сменить жалюзи на шторы. И обои — слишком простые, не ваш уровень.
— Я сама их выбирала. Они мне дороги, — спокойно заметила Ольга.
— Конечно. Но я ведь думаю о вашем будущем. Правда, Лёша?
— Да, — кивнул он. — В этом доме нужны перемены.
В его голосе прозвучало что-то тревожное. Его взгляд был чужим.
Ночью Ольга не спала. Алексей лежал рядом, отвёрнутый, бормотал что-то непонятное. Она уловила фразы: «наш… скоро… правильно…».
— Лёша, ты не спишь? — шепнула она, дотрагиваясь до его плеча.
Он резко развернулся:
— Ты кто вообще? Почему ты здесь?
Ольгу охватила дрожь. Но уже через миг он поморгал, будто проснулся:
— Приснилось. Ложись спать.
Она не сомкнула глаз до утра. Что-то в их жизни треснуло — глубоко и навсегда.
— Я хочу развестись, — произнёс он за завтраком. Голос был ровным, безэмоциональным, как у диктора прогноза погоды.
— Что? — чашка застыла в руке.
— Развода. Мы не подходим друг другу. Ты меня сковываешь.
— Своей заботой? Тем, что живу по твоим правилам в своём доме?
— В моём доме, — резко произнёс он.
— В моём. Я купила его до знакомства с тобой.
Он сжал губы, в глазах сверкнуло что-то злобное:
— Мой и мамин.
— Что ты сказал?
— Забудь. Я перееду к матери.
Она стояла у окна, наблюдая, как он уходит. Его спина была пряма, шаги — уверенными. Ни прощания, ни сомнений. Как будто завершил не главу, а книгу. Внутри неё — пустота. Потом пришёл гнев: как он посмел заговорить о правах на её дом?
Через неделю документы на развод были у юриста. Вещи Алексея — в коробках. Ответа на сообщение не последовало, да это было уже и не важно.
В пятницу она впервые за долгое время запланировала вечер для себя. Бутылка вина, соль для ванны, долгожданный фильм. Но дома её ждал сюрприз.
Ключ не подходил. Замок будто кто-то сменил. Постучав, она увидела — дверь открыл Алексей.
— Ты что здесь делаешь? — начала она.
— Ты больше тут не живёшь, — холодно бросил он.
— Что?
— Это не твой дом.
Из глубины квартиры появилась Татьяна:
— Это наказание. Ты не подходила моему сыну.
— Вот документы, — участковый пролистал бумаги, глядя на мокрую от дождя Ольгу.
— Всё на моё имя, до брака, ипотека — всё моё.
Алексей, открывший дверь, вежливо заявил:
— Я её не знаю. Она сумасшедшая. Преследует меня.
— Алексей, ты что несёшь?!
— Видите? — он испуганно отступил. — Она называет меня по имени. Мы едва знакомы.
— Мы живём здесь семь лет, — вступила Татьяна. — А она всё врёт.
Участковый нахмурился, изучая две папки с разными свидетельствами.
— Не возражаете, если я осмотрю дом?
— Нет. Без ордера — нельзя! — запротестовала Татьяна.
— Тогда вызываю наряд, — спокойно сказал полицейский. — С экспертом.
Наверху Алексей схватил подсвечник.
— Убирайтесь! Это наш дом!
Участковый скрутил его. Татьяна визжала, металась. Прибыли другие офицеры, нашли мусорные пакеты с вещами Ольги, поддельные бумаги, а на чердаке — сотни тетрадей с жуткими записями.
«Она недостойна дома. План: изоляция — дискредитация — подмена». «Она думает, что любит. Слабая. Как мама сказала».
— У мужа паранойя, — сообщил следователь. — Всё — по наущению матери. Дом был целью с самого начала.
— Можно увидеть их? — спросила Ольга. — Мне нужно завершить это.
Врач насторожился:
— Вы уверены?
Татьяна встретила её с ухмылкой:
— Поняла, что ошиблась? Не бойся, мы всё исправим.
Ольга смотрела в глаза — и не видела ни капли раскаяния.
— Вы никогда не выйдете, — спокойно произнесла она.
Алексей выглядел бледным, осунувшимся.
— Я ждал тебя. Я знал, что ты придёшь.
— Почему ты это сделал?
— Дом был наш. Ты отняла его.
— Нет. Он мой. И ты это знаешь.
Он улыбнулся:
— Мы ещё вернёмся.
— Нет. Это конец, — сказала она.
Возвращение в дом было трудным. Вещи — на чердаке, мебель переставлена. Ольга собрала всё, что напоминало о них, и сожгла. Пламя поглощало прошлое. С друзьями она перекрасила стены, сменила замки. Это был не просто ремонт — это было очищение.
— Может, продашь дом? — спросила подруга.
— Нет. Это мой дом. Я не отдам его безумцам.
Она смотрела на перила новой веранды. Страх ушёл. Осталась сила. Её жизнь разбилась, но теперь она собирала её заново — неидеальную, но настоящую.
