— Мама, тебе понравится, правда, — Пётр мягко дотронулся до плеча матери. — Там свежо, спокойно. Отдохнёшь от города.
— Конечно, мам, тебе давно пора сменить обстановку, — подхватила Лена, избегая её взгляда.
Звонкие стрекотания сверчков — неизменная деревенская мелодия — стали неотъемлемой частью жизни Галины Николаевны за последние месяцы. Даже по ночам ей чудился их навязчивый «цирик-цирик». Она сидела за стареньким, перекошенным столом, подперев щеку рукой и разглядывала мерцающий огонёк керосиновой лампы — частая замена свету, ведь электричество тут то и дело выключалось.
— Только попробуй кому-нибудь рассказать, что я, педагог с четырьмя десятками лет за плечами, добровольно променяла город на эту лачугу, — проворчала она, сделав глоток холодного чая.
В углу лениво тянулся Василий — её единственный спутник в этом затерянном уголке. Он тихо мяукнул, будто отвечая: «Я ведь тебя предупреждал».
— Вот именно, Вася, предупреждал, — слабо улыбнулась хозяйка, почесав кота за ухом. — Помнишь, как тогда на Петю и Лену шипел? А я, старая дурочка, всё в шутку перевела…
Три месяца назад дети внезапно нагрянули в её квартиру — с магазинным тортом и громкими новостями. Торт оказался безвкусным, совсем не таким, как её собственный «Наполеон». А новости… те оставили горечь на душе.
— Мам, мы тут подумали, — Лена разливала чай, стараясь казаться непринуждённой. — Тебе ведь трудно жить одной в городе?
— С чего вдруг трудно? — насторожилась Галина Николаевна. — Я всю жизнь одна — и ничего.
— Ты ведь на пенсии теперь, — вступил Пётр. — На природе спокойнее. Дом в деревне у Лены стоит, воздух чистейший, огород, грибы…
Они говорили долго и сладко, пели о прелестях загородной жизни, о пользе свежего воздуха и том, как прекрасно будет отдохнуть вдали от шума и пыли.
Вот только про одно умолчали — что её городскую квартиру уже собирались сдавать.
Прошло четыре месяца.
— Галина Николаевна! — крик соседки Лизы ворвался сквозь утреннюю тишину и постукивание по оконному стеклу. — А вы интернетом пользуетесь?
— Интернет? Тут телевизор-то едва работает, — буркнула та.
— А вы попросите кого-нибудь посмотреть! Там ведь вашу квартиру сдают! Я внуку велела — он мне показал. Вот ужас-то…
Клубок пряжи покатился по полу — Галина Николаевна застыла, с недовязанным носком в руках. Сердце сначала дрогнуло, а потом ухнуло вниз.
— Что значит — сдают? — она вскочила, задев табурет. — Кто сдает?
— Прям так и написано: «Сдаётся уютная двушка в центре города», и фотографии твои — со стенкой, с креслом, всё твоё!
Кот Василий подошёл к ней и потёрся о ноги, как бы говоря: «Теперь-то до тебя дошло?»
Она медленно села, чувствуя, как в голове пульсирует одна-единственная мысль: «Вот оно что. Вот зачем всё было…»
Порывшись в сумке, вытащила старенький телефон с крупными кнопками. Набрала номер дочери.
— Леночка, это мама. Тут такое дело… Соседка сказала, что моя квартира в интернете. Сдаётся. Ты знаешь что-нибудь об этом?
— Мам, — Лена растянула слова, голос стал вязким, будто патока, — ну не переживай. Это временно. Нам же нужно как-то платить за коммуналку. Всё для твоего же блага…
— Для моего? — Галина Николаевна ощутила, как что-то закипает внутри. — А как же моё мнение? Меня спросить не нужно было?
— Мамулечка, не бери в голову. Главное — отдыхай. Наслаждайся природой, мы обо всём позаботимся.
«Уж постарались», — подумала она, отключая звонок. Выпрямилась, плечи расправились. В глазах появился твёрдый огонёк — тот, от которого дрожали двоечники.
— Что, Вася, — обратилась она к коту, — похоже, пришла пора напомнить, что старая гвардия ещё в строю!
— Ты куда собралась в такую рань, Галина Николаевна? — Елизавета Сергеевна выглянула из-за забора, наблюдая, как соседка складывает в сумку документы.
— В город, Лиза. Пора выходить из подполья. Надо разбираться.
— Одна? В такую даль? Да вы что! Я с вами. Не брошу.
— А куры твои?
— Справятся. Им не впервой, — отмахнулась она. — Десять минут — и я готова.
Галина Николаевна хотела возразить, но махнула рукой. Ладно, вдвоем и правда надёжнее.
Василий, завидев сумку, ловко в неё запрыгнул.
— Нет, милый, ты остаёшься, — аккуратно вынула его хозяйка. — Пригляди тут за всем. И не смотри так укоризненно!
Электричка мерно гремела на стыках, как старый котел с гречкой. Галина Николаевна достала из сумки потёртую записную книжку.
— Вот, Лиза, глянь. Тут у меня записан один адвокат. Сын Верочки, из 10 «Б». Ещё совсем малыша помню, — она показала рукой, — а теперь юрист знатный, говорят.
— Отлично, — кивнула Лиза, разворачивая бутерброды. — Только сначала перекусим. На голодный желудок не воюют.
Галина Николаевна хотела отказаться, но живот подал голос. Они устроили скромный перекус, привлекая внимание попутчиков.
— А вы помните, как моего лоботряса по физике натаскивали? — усмехнулась Лиза.
— Конечно, — хмыкнула Галина Николаевна. — Способный был, но ленивый жуть.
— Теперь профессор. Вот так судьба!
— А мне теперь, на закате лет, приходится не отдыхать, а воевать. Да ещё с кем — с детьми!
Город встретил жарой и шумом. После тишины деревни машины казались ревущими монстрами. Галина Николаевна на миг замерла, но тут же собралась. Не время сдаваться.
— Лиза, по плану — сперва к адвокату…
В приёмной было прохладно и пахло кофе. Сергей Валентинович — тот самый Верин сын — вышел им навстречу и сразу узнал учительницу.
— Галина Николаевна! Вот это встреча! Мама о вас вчера вспоминала!
Два часа пролетели в разговорах и звонках. Сергей Валентинович что-то помечал, сверял, листал документы.
— Значит, так. Не самая приятная ситуация, но решаемая. Вы единственный собственник?
— Да, с тех пор как Коля… муж умер.
— Отлично. Документы при вас?
— Конечно. Даже в деревню с собой увезла — предчувствие было.
— Браво! — воскликнул адвокат. — Учителя — самые организованные люди. Сейчас мы подготовим заявление в полицию…
— В полицию?! — Галина Николаевна прижала ладонь к груди. — Против своих детей?
— А они, когда сдавали вашу квартиру за вашей спиной, о вас думали? — сурово спросила Лиза.
Адвокат снял очки и серьёзно взглянул на неё:
— Галина Николаевна, вы ведь педагог. А иногда детей приходится учить. Даже своих.
«Учить… — пронеслось в голове. — Всю жизнь учила чужих. А своих, выходит, недоучила…»
— Хорошо, — сказала она твёрдо. — Готовьте заявление. Но сначала я хочу взглянуть в глаза тем, кто живёт в моей квартире.
Они стояли у двери той самой квартиры, что когда-то была для Галины Николаевны родной гаванью. Женщина едва сдерживала слёзы, глядя на знакомую ручку, облупившуюся краску и табличку с номером, которую когда-то она сама прикрутила.
Дверь отворила молодая женщина с малышом на руках:
— Проходите, пожалуйста, только аккуратнее — у нас тут игрушки по полу валяются…
Когда Галина Николаевна переступила порог, её словно обдало чужим ветром. Её уютные обои теперь были заклеены яркими детскими плакатами, на месте семейных снимков — картинки с мультяшными героями, а там, где раньше стоял любимый книжный шкаф, теперь высилась пластиковая детская горка.
— А вы здесь раньше жили? — весело щебетала молодая женщина. — Мы вот уже третий месяц обживаемся. Квартира — мечта! Район тихий, цена устроила…
— Три месяца, говорите? — переспросила Галина Николаевна, голос её задрожал. — А скажите, девушка, вы с хозяйкой квартиры встречались?
— Нет-нет, что вы! Мы через агента всё оформляли. Приятный такой человек, Пётр Иванович…
— Вот как, — Галина Николаевна выпрямилась. Где-то внутри её поднялась та самая внутренняя сила, от которой когда-то дисциплиной наполнялись самые буйные классы. — Так вот, дорогуша, открою вам тайну. Я — и есть владелица этой квартиры.
Комната погрузилась в тревожное молчание, нарушаемое лишь лепетом ребёнка.
— Эт-это вы?.. — молодая женщина побледнела. — Нам ничего такого не говорили…
— Конечно. Вам же сообщили, что бабушку отправили в деревню доживать. А квартиру — в дело. Да вот беда — бабушка-то не в маразме, и документы у неё на месте, и разум пока что при ней.
Рядом стояла Елизавета Сергеевна — как стена, готовая подставить плечо, но подруге это было ни к чему. Та будто помолодела, в ней снова проснулась прежняя уверенность и решимость.
— Простите, пожалуйста… — женщина прижала малыша к груди. — Мы не знали. Нам всё показали как законное…
— Да вы тут ни при чём, — махнула рукой Галина Николаевна. — Вас так же провели. Но вот с этим вашим риэлтором… поговорить придётся. И не только словами.
— Мама?! — Пётр застыл в дверях, будто вкопанный. Позади него маячила смущённая Лена. — Ты… что ты здесь делаешь?
— Я тут живу, Петенька. Или ты решил, что я на выезд уехала навсегда?
— Но ведь свежий воздух… деревня…
— И свежесть, и грядки, и белые грибочки — всё там, — с иронией прервала его мать. — Только ещё и интернет с соседками, умеющими им пользоваться, как оказалось.
Сестра и брат переглянулись. Лена нервно сжимала ремешок сумки:
— Мамочка, мы правда не хотели ничего плохого…
— Конечно. Вы просто хотели, чтоб вам было удобно. Себе удобство искали, а меня — списали?
— У нас кредит, у Пети — долг за машину, у меня ипотека… — попыталась оправдаться Лена.
— А у меня, выходит, пенсия и молчание? — Галина Николаевна отвернулась к окну. — Больше всего обидно не то, что квартиру сдали. А то, что даже слова не сказали. Как будто я уже не человек, а вещь — переставили с места на место и забыли.
Повисло гнетущее молчание. Где-то на кухне из крана капала вода — кап… кап… кап… будто подчеркивая неловкость момента.
— Я бы помогла. Если бы вы сказали. Я ж мать — всё отдам, если попросят. А вы — в обход, втайне…
Пётр сел на диван, спрятал лицо в ладонях:
— Прости, мама. Мы… я правда думал, что это лучшее решение.
— Лучше было бы честно поговорить, а не устраивать спектакль, — она достала из сумки аккуратно сложенную папку. — Вот так, дети. Завтра вы приносите ключи. И возвращаете деньги, полученные за аренду. До последнего рубля.
— Все?! — пискнула Лена.
— Каждую копейку, доченька. А жильцов я не выгоню. Найдём им вариант. Я уже думала о Маргарите Степановне — у неё пустует квартира в соседнем доме.
Прошло семь дней. Галина Николаевна снова сидела в своём мягком кресле, поглаживая Василия, который явно решил, что из деревни больше ни лапой. За окном шелестели листья старого тополя.
Зазвонил телефон. Лена.
— Мам, можно мы с Петей приедем? Надо поговорить…
— Конечно, приезжайте, — с теплом ответила Галина Николаевна. — Я пирог поставлю. Тот, твой любимый.
В дверь позвонили — это была Елизавета Сергеевна, верная как всегда, с баночкой варенья в руках.
— Ну что, как у тебя дела, подруга?
— Потихоньку, — улыбнулась Галина Николаевна, разливая чай по чашкам. — Звонят почти каждый день, извиняются. Всё вернули. И обещали чаще навещать. Даже внуков привезти скоро.
— А обратно в деревню не собираешься?
— А почему нет? — прищурилась она. — Поеду. Когда сама захочу. Отдыхать — не прятаться.
Василий потянулся, громко зевнул и свернулся клубком у неё на коленях.
— Гляди, — засмеялась Елизавета Сергеевна, — даже кот твой заулыбался!
— А как не улыбаться? Всё наладилось. И знаешь, Лиза, я вот что поняла — возраст не повод сдаваться. Это просто новый этап. И сценарий этого этапа я хочу писать сама. Без подстановок и правок за моей спиной.
