Когда я собиралась на лечение в санаторий, всё казалось тихим и размеренным. Пара недель, может, три — врач настоятельно порекомендовал: «Вам необходимо как следует отдохнуть. Возраст, давление, суставы — пора позаботиться о себе». И я, впервые за десятилетие, согласилась. Сдала анализы, собрала вещи, купила новые тапочки и отложила немного из пенсии на дорогу.
Больше всего тревожилась за Тёму — моего пса. Ему около девяти лет, обыкновенная дворняжка, рыжий, упёртый, с добрыми глазами и вечно потертым видом — будто только что из передряги, хотя по сути был самым мирным и ласковым существом. Я подобрала его щенком, у мусорного бака. Он пищал, был весь в клещах, с порванным ухом — кто-то выбросил его, а я просто не смогла пройти мимо. Принесла в старом шарфе, отмыла и оставила у себя. С тех пор мы были неразлучны. Он сопровождал меня везде, даже в туалет провожал, извините за подробности. Он был не просто собакой — он был моим охранником, спутником, частичкой души. Утром ложился у моих ног, когда я пила чай, вечером мы вместе выходили гулять — он знал, кого обнюхать, а кого обойти стороной. Всё было привычно, спокойно, по-нашему.
Сына я предупредила заранее: — Я уезжаю в санаторий. Можешь забрать Тёму к себе на время? Всего пара недель. Только, пожалуйста, не увиливай.
Он замялся: — Мам, ну ты же в курсе… Ремонт, дети, Лена терпеть не может шерсть, она не привыкла к животным…
— Тогда пусть он остаётся дома. Я оставлю корм, воду, он спокойный, проблем не доставит. Ты даже не заметишь его.
Он кивнул, обнял, пообещал: «Не переживай, всё улажу».
Прошло всего четыре дня, когда мне позвонила соседка, Нина Павловна с третьего этажа. В её голосе слышалась тревога: — Тамара Ивановна… Простите, что беспокою, но ваш Тёма… Он с утра под подъездом лежит.
— Что значит — под подъездом?! — в ужасе воскликнула я.
— В прямом смысле. Он сидит у двери, будто вас ждет. Я подумала — вы уже вернулись. Но вас же нет…
Я застыла, сердце ушло в пятки. Через секунду уже звонила сыну. Он долго не брал трубку. Наконец ответил.
— Ты выставил его на улицу?! — я едва сдерживала крик. — Ты с ума сошёл?
— Мам, ты только не нервничай… Он всё время скулил, следовал за Леной, она испугалась, дети ревели. Мы решили, ему так будет спокойнее. Двор он знает…
— Спокойнее?! Он всю жизнь в квартире жил! Он ждет! Он не понимает, почему его выгнали!
— Я поставил ему корм, воду. Бабушки подкармливают, он не один.
Я повесила трубку. Просто не могла больше слушать. Казалось, меня сжали со всех сторон.
Следующие дни я жила от окна к телефону. Заглядывала в прогноз, звонила Нине Павловне:
— Он всё ещё там?
— Да. Лежит у двери, только иногда поднимается, смотрит в проем — и снова ложится. Не уходит никуда. Корм даём, но ест мало. Видно, тоскует.
Он даже внутрь подъезда не заходил, хоть двери и открывали. Он как будто ждал не просто жильё, а именно меня. Мой голос, мои шаги. Потом начался дождь. Сильный, с ветром. Я не знала, где он укрывается. Может, под козырьком, может, в кустах у дома. Представляла, как он свернулся в комочек, как дрожит от холода. А лапы у него давно болели…
Звонила сыну:
— Пожалуйста, забери его обратно. Пусть хоть в прихожей посидит!
— Мам, он не прижился. Лена на грани, дома и так напряжённо. Не надо снова всё раскачивать.
Я не спала ночами, не могла читать, телевизор был выключен. Даже еду в столовой я оставляла нетронутой. Медсестра спрашивала: «Вы похудели — вы точно отдыхаете?» Я только качала головой.
На десятый день я больше не выдержала. Отменила всё, села на автобус, приехала поздно вечером. Усталая, с чемоданом, в старом пальто, дрожащая от волнения.
Он лежал на коврике у подъезда. Мокрый, худой, грязный. Но он был жив.
Я подошла медленно, присела рядом:
— Тёма… это я. Прости меня, милый. Я не знала, прости…
Он поднял голову, посмотрел на меня, замер — а потом подскочил, стал лизать мне руки, тереться о ноги, повизгивал, будто рыдал по-собачьи. Я гладила его, шептала: — Всё, малыш. Я рядом. Больше никогда. Слышишь, никогда.
Соседи выглядывали в окна. Кто-то сказал: «Дождался-таки». А кто-то добавил: «Вот же преданная душа…»
Мы просидели так минут десять. Потом пошли домой. Он не сопротивлялся ванной, только фыркал. Съел целую миску каши с курицей и тут же уснул на своей подстилке, положив голову мне на колени. Я не двигалась, только гладила его и повторяла: — Прости. Больше ни на день, ни на час.
На следующий день отнесла соседке коробку конфет и оставила записку: «Если вдруг что-то случится — Тёма должен остаться дома. Ни в коем случае не выпускать. Ключ у вас. Спасибо».
Теперь, даже если я выхожу только в магазин — он со мной. Под дождём, под солнцем — всегда рядом. А я, как всегда, говорю ему:
— Пошли, родной. Ты заслужил, чтобы тебя больше никогда не оставляли.
Он ждал. Просто ждал под дверью. А я до сих пор каждый день прошу у него прощения.
Если у вас была похожая история — поделитесь в комментариях. А чтобы не пропустить новые рассказы — подпишитесь. Впереди ещё много душевного.
