— Прости, Шарик.
Слова словно повисли в воздухе, растворяясь в облачке пара. Ноябрь был особенно холодным.
Макс присел на корточки, погладил пса по загривку и отвел взгляд. Шарик вильнул хвостом и лизнул ладонь хозяина, но не понимал, что происходит.
Поводок туго затянулся на столбе двойным узлом. Макс встал, отряхнул колени и быстрым шагом направился к машине, чувствуя на себе взгляд пса — недоумённый, с надеждой, всё ещё верящий.
Двигатель завёлся не сразу, как будто и сама машина не хотела уезжать, оставляя друга на обочине. Шарик тявкнул пару раз, потянул поводок, но так и не понял, что узел слишком крепкий.
— Мааакс! — раздался голос жены из приоткрытого окна. Раздражённый, торопящий.
«Это всего лишь собака», — сказала она вчера. — «Семь лет я терплю шерсть на диване, твои прогулки в шесть утра! Или я, или он.»
Не было выбора. Невозможно было сделать такой выбор, который не болит под сердцем.
«Найдут, — убеждал себя Макс, выворачивая руль. — Здесь люди часто ходят. Кто-нибудь заберёт, может, даже лучше меня будет.»
В зеркале заднего вида мелькнуло — пёс сидит, смотрит вслед. Уши опущены, хвост неподвижен. Он ждёт.
Макс не смог больше смотреть, переключил зеркало и вдавил педаль газа.
Шарик всё ещё сидел у столба. Машины проносились мимо — чужие, шумные, пугающие. Дождик начал капать, превращая рыжую шерсть пса в слипшиеся иголки. В его глазах застыл вопрос, на который никто не мог ответить.
Пожилая женщина с сумкой-тележкой остановилась рядом и заглянула в собачью морду.
— Эх ты, бедняга, — вздохнула она. — Бросили тебя, значит.
Шарик повернул голову, принюхался. Но затем снова обратил взгляд на дорогу.
Ещё верил.
Мария Степановна поправила шаль и, тяжело вздохнув, сделала шаг вперёд. Она уже почти прошла, но что-то заставило её обернуться. Может, это был взгляд этих больших карих глаз? В них не было злости, только надежда и непонимание.
— Да кого ты ждёшь? Никто не приедет.
Шарик поднял уши, услышал голос. Поторопился потянуть поводок.
Ноги сами понесли женщину к столбу. Шарик замер, словно боялся пошевелиться — будто любое движение могло разрушить это случайное чудо освобождения.
— Ну, пошли, что ли? Замёрзнешь тут насмерть.
Дома, в своей тесной однушке на окраине, Мария Степановна налила в тазик тёплой воды. Пёс был грязным, дрожал и всё время оглядывался на дверь.
— Не смотри ты туда. Не придёт он.
А Шарик смотрел. И в первую ночь он выл так, что соседи стучали по батареям. Мария Степановна сидела рядом на старом одеяле, укрывшись у батареи, и гладила спутанную шерсть.
— Эх ты, глупый. Как я тебя звать буду? Шариком, что ли?
Пёс поднял морду и взглянул с вопросом.
— Не Шарик? А кто тогда?
Пёс положил голову на лапы. Ответа не было.
— Буду звать тебя Верный. Подходит тебе это имя.
Через три дня Верный сбежал. Мария Степановна искала его по всему району, кричала, пока горло не заболело. Нашла к вечеру — он сидел на той самой обочине, у того же столба. Ждал.
— Ну вот зачем? — устало спросила она, присаживаясь рядом. — Не вернётся он. Бросил тебя, понимаешь?
Пёс положил голову ей на колени. Но в глазах всё ещё была надежда.
И так повторялось ещё дважды. На четвёртый раз Мария Степановна просто пришла и села рядом, не ругаясь, не уговаривая. Просто сидела. Машины проносились мимо, обдавая их брызгами из луж. Верный вздрагивал при виде каждой тёмной машины.
— Смотри, какой дождик, — тихо сказала женщина. — Домой пойдём, а? У меня суп стынет.
К её удивлению, Верный медленно встал и побрёл за ней. Больше к тому столбу они не возвращались.
— Представляешь, Верный, я сегодня в магазине встретила свою бывшую ученицу. Ленку Сорокину. Не узнала сначала — взрослая стала, с ребёнком. А потом как бросится мне на шею! Говорит: «Мария Степановна, а я вас часто вспоминаю». Тридцать лет прошло, подумать только.
Мария Степановна помешивала кашу и улыбалась. Верный сидел рядом, склонив голову, как будто действительно слушал.
Раньше она разговаривала с телевизором. Теперь — с Верным. И впервые за много лет ей не было одиноко по вечерам.
Звонок в дверь застал её в халате, с бигуди на голове. На пороге стоял молодой мужчина.
— Добрый день. Я из группы волонтеров. К нам поступила информация, что у вас находится потерянная собака. Рыжая, среднего размера.
Сердце пропустило удар. Мария Степановна схватилась за косяк двери.
— Кто сказал?
— В нашей группе разместили фото потеряшки. Вас видели с собакой в парке.
Верный подошёл к двери, обнюхал штанину волонтёра.
— И что теперь? — голос Марии Степановны дрогнул.
— Хозяин объявился. Хочет забрать собаку.
Мир будто остановился. Три месяца они прожили вместе. Верный только начал есть нормально, перестал просыпаться по ночам, научился приносить тапки и газету. Недавно сам запрыгнул в ванну, позволил намылить себя шампунем.
— А вы знаете, что он собаку на дороге бросил? Привязал к столбу и уехал! — Мария Степановна сама не заметила, как перешла на крик. — Я нашла его замерзающего, голодного!
Волонтёр поправил очки.
— Это правда?
— Конечно правда! Верный первые недели всё время к тому месту бегал, ждал его! А теперь, значит, совесть проснулась?
Волонтёр опустил планшет.
— Я не знал. Нам сказали, собака потерялась.
Мария Степановна выпрямилась, насколько позволяла больная спина.
— Передайте ему, что пусть сначала приедет и объяснит Верному, почему он его бросил. А потом я решу, отдавать или нет.
Она захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной. Ноги дрожали. Верный сел рядом, положил морду ей на колени.
— Не отдам, — прошептала Мария Степановна, обнимая тёплую рыжую голову. — Слышишь? Не отдам.
Через неделю после визита волонтёра в дверь снова позвонили. Мария Степановна вздрогнула, поправила выбившуюся из пучка седую прядь. Верный насторожился, уши торчком, глаза внимательно следят за хозяйкой.
— Кто там? — окликнула она, не снимая цепочки.
— Максим Андреевич, — раздался мужской голос. — Насчёт собаки.
Мария Степановна медленно открыла дверь. На пороге стоял мужчина лет тридцати пяти — высокий, в дорогом пальто, с какой-то неловкостью в позе.
— Зачем пришли? — сухо спросила она, загораживая проход.
— Я. — мужчина запнулся. — Я хотел бы увидеть Шарика.
— Верного, — отрезала Мария Степановна. — Его зовут Верный. И с чего вы взяли, что он хочет вас видеть?
Где-то за её спиной раздался тихий скулёж. Верный почуял знакомый запах.
— Можно войти? — спросил Максим.
Она хотела отказать, но пёс уже протиснулся между ней и дверным косяком, замер, принюхиваясь. Хвост неуверенно дёрнулся.
— Шарик, — Максим опустился на корточки, протянул руку.
Верный потянулся вперёд, слегка коснулся носом пальцев Максима, а затем неожиданно отступил и прижался к ноге Марии Степановны.
— Видите? — горько усмехнулась она. — Он помнит, как вы его предали.
Максим поднялся, тяжело вздохнул.
— Я могу объяснить.
— Мне не нужны объяснения, — ответила она. — Объясните Верному, почему привязали его к столбу под дождём.
В прихожей повисла тишина. Мария Степановна всё же отошла в сторону.
— Проходите. Только обувь снимите.
В маленькой кухне было чисто и пахло свежей выпечкой. Верный лёг в углу, положив морду на лапы и не сводя глаз с бывшего хозяина.
— Чай будете? — спросила Мария Степановна, привычным жестом поправляя скатерть.
— Да, спасибо.
Она поставила чайник, достала печенье и две чашки, руки её едва заметно дрожали.
— Я не собираюсь его забирать, — неожиданно сказал Максим. — Если вы об этом беспокоитесь.
Мария Степановна замерла у плиты.
— Тогда зачем пришли?
— Хотел убедиться, что ему хорошо.
Она хмыкнула и покачала головой.
— А раньше это вас не волновало?
Максим обхватил чашку, как будто пытаясь согреться.
— Я развёлся, — тихо сказал он. — Три месяца назад. В тот день. Я не знал, куда мне идти с Шариком. Жена поставила ультиматум: или она, или собака.
— И вы выбрали жену.
— Я выбрал свою семью, — резко ответил он. — У нас двое детей. Я думал, что поступаю правильно.
— Привязав собаку к столбу на трассе? — Мария Степановна стукнула чашкой по столу. — Вы могли сдать его в приют! Или найти новых хозяев заранее! Или хотя бы отвязать поводок, чтобы он мог укрыться от дождя!
Верный приподнял голову, встревоженный повышенным тоном.
— Я знаю, — Максим опустил взгляд. — Я запаниковал. Жена кричала, дети плакали, вещи уже были в машине, — он провёл рукой по лицу. — Это не оправдание, конечно. Я часто вспоминал его за эти месяцы. Как он смотрел мне вслед.
— Он возвращался туда, — тихо сказала Мария Степановна. — К тому столбу. Первые недели он постоянно убегал. Ждал вас.
Максим сглотнул, отвернувшись к окну.
— Через месяц после развода я вернулся туда. Искал его. Потом разместил объявление в группе волонтёров.
Мария Степановна взглянула на Верного. Пёс теперь сидел, переводя взгляд с неё на Максима, словно пытаясь понять смысл разговора.
— Он очень привязан к вам, — сказал Максим, после долгого молчания. — Я вижу. Лучше ему остаться здесь.
— А как же ваши дети? Они скучают по нему?
— Они, — Максим замялся. — Они живут с матерью. В другом городе. Я вижусь с ними по выходным, привожу подарки, пытаюсь быть хорошим отцом на расстоянии.
Мария Степановна внимательно его изучила. Впервые она заметила тени под глазами, неровно выбритый подбородок, усталый взгляд.
— Вы тоже брошенный, — вдруг сказала она.
Максим вздрогнул, как от неожиданного удара.
— Вот что, — решительно сказала Мария Степановна, вставая. — Раз в неделю, по воскресеньям, можете приходить и гулять с Верным. Если он захочет, конечно.
— Правда? — в голосе Максима прозвучало удивление.
— Посмотрим, что из этого выйдет, — пожала плечами Мария Степановна.
Максим опустился на колени рядом с псом, протянул руку. Верный осторожно подошёл, понюхал пальцы, а затем лизнул ладонь. Хвост нерешительно махнул из стороны в сторону.
— Здравствуй, дружище, — прошептал Максим. — Прости меня. Пожалуйста, прости.
Мария Степановна отвернулась, украдкой вытирая глаза уголком фартука. За окном начинался снег — первый в этом году, крупными хлопьями покрывающий землю, сглаживающий все неровности и следы прошлых ошибок.
— Пойдёмте, — наконец сказала она. — Покажу, где у нас поводок и намордник. Если Верный не против, можете сегодня погулять с ним в парке. Только недолго — у него ужин в шесть вечера.
Прошло полгода. Воскресные прогулки стали традицией.
Верный узнавал звук подъезжающей машины Максима и начинал нервно кружить у двери ещё до звонка. Хвост стучал по полу, как метроном. Мария Степановна улыбалась, глядя на это.
— Ну-ну, угомонись, — приговаривала она, пристёгивая поводок. — Не убежит твой гость никуда.
С каждым визитом Максим выглядел всё лучше. Поначалу приходил какой-то рассеянный, с потухшим взглядом. Теперь расправил плечи, улыбаться начал чаще.
А потом Максим привёз детей. Он заранее предупредил, конечно. Мария Степановна весь вечер накануне пекла булочки, волновалась, как перед открытым уроком.
— Вы только не подумайте, — говорил Максим, — что я хочу забрать Верного. У меня съёмная квартира. Просто дети скучают. Жена отпустила их ко мне на каникулы.
Мальчишки — семь и девять лет, весёлые и шумные — ворвались в её уютную квартирку, как ураган. Верный, от восторга, чуть с ума не сошёл, крутился между ними, подставлял спину под ладошки. Видимо, вспомнил, как с ними играл раньше.
— Он нас помнит! — кричал младший. — Папа, смотри, он нас помнит!
В тот день они вчетвером пошли в парк. Мария Степановна с улыбкой смотрела, как Максим бросает детям и собаке мячик. И что-то тёплое разливалось в её груди.
В мае у Марии Степановны случился инсульт. Лёгкий, сказали врачи. Повезло, что привезли вовремя. Но ходить стало тяжело, правая рука почти не слушалась.
Максим нашёл её в больнице. Пришёл с цветами, соком и каким-то неловким беспокойством в глазах.
— С Верным всё хорошо, — сказал он сразу. — Я его забрал к себе временно. Дети счастливы.
— Насовсем забирай, — ответила Мария Степановна, смотря в окно, где начиналась гроза. — Куда мне с ним теперь?
— Даже не думайте, — отрезал Максим. — Он вас ждёт. Мы все ждём.
Когда её выписали, Максим помог добраться до дома. На столе стояла ваза с полевыми цветами, в холодильнике был суп и котлеты, а в углу — новая лежанка для Верного.
— Через неделю приедем все вместе, — пообещал он. — А пока отдыхайте.
Осенью, когда листья в парке окрасились в золото, Максим привёз Марии Степановне ключи от своей новой квартиры.
— Первый этаж, — объяснил он. — И парк рядом. И комната для вас есть. И для Верного место найдётся. Переезжайте.
— Это что ещё за новости? — нахмурилась она.
— Предложение, — пожал плечами Максим. — Дети к вам привязались. Да и я тоже. Вы нам как семья стали.
Мария Степановна хотела возразить, но Верный подошёл, положил голову ей на колени и взглянул снизу вверх. И вдруг она поняла — одинокими они больше не будут. Никогда.
«Кто бы мог подумать, — размышляла она, поглаживая тёплую собачью голову, — что пёс, привязанный к столбу, свяжет нас всех невидимыми нитями прочнее любых верёвок».
