Каждое утро у автобусной остановки старый пёс преданно провожал своего хозяина, а к пяти часам вечера неизменно приходил встречать. Это продолжалось не один год. Не то чтобы это было заведённым порядком или правилом, просто между ними установилась настоящая, крепкая дружба.
Ранним утром хозяин первым делом кормил пса, после чего они вместе выходили за калитку и шли к остановке. Бармалей — так его звал с любовью хозяин — всю дорогу не отставал ни на шаг, попутно обнюхивая каждый кустик и травинку. Достигнув остановки, они обменивались взглядами на прощание, и Бармалей отправлялся назад. Он ловко пролезал под изгородью и оказывался во дворе, где целый день занимался важными собачьими делами: охранял дом от незваных гостей, ведь кто знает, вдруг кто-то решит вторгнуться, или гонял нахальных кошек, которые не упускали случая подразнить его. Иногда к нему наведывался его давний приятель. А к вечеру Бармалей вновь выбирался из-под забора и торопился к остановке — для него это был особый момент, волнительный. Он внимательно всматривался в лица пассажиров и ловил носом запахи, в надежде почуять того единственного — своего хозяина, чья рука привычно гладит его по голове и ласково треплет за ухо. Иногда он приносил с собой что-то вкусненькое.
В тот день всё шло как обычно: Бармалей пришёл встречать. Люди выходили и заходили в автобусы, создавая бесконечную суету, перед глазами мелькали ноги, а запахи сменяли один другой. От одного прохожего тянуло мясом, от женщины в объёмном пальто — колбасой, такой вкусной, что хозяин иногда и сам угощал Бармалея. Но один мужчина источал резкий запах с горечью, явно неприятный — он всё время что-то пил и выдыхал зловонный аромат. Но Бармалей терпел. Он знал, что должен дождаться хозяина. Прошёл уже час, но Сергея всё не было. Бармалей начал волноваться, подходил ближе к прибывающим автобусам, заглядывал внутрь — пассажиры сидели или стояли, но знакомого запаха и самого хозяина не было.
На улице начинало темнеть, подул прохладный ветер, а хозяин так и не появился. Молодёжь стала собираться у остановки, шумно смеялась, толкалась. Потом они заняли скамейки под навесом, галдели и один из них что-то бросил в сторону пса. Предмет ударился о землю рядом, разлетелся с резким звоном, и один из осколков больно задел Бармалея. Он вздрогнул, заскулил, отскочил на пару шагов и принялся облизывать пораненное место. Рана ныла, во рту ощущался вкус крови, но Бармалей был привычен к таким мелочам — не впервой зализывать болячки.
Проехал и последний автобус, ребята разошлись, а Сергей так и не появился. Бармалей направился домой — он надеялся, что утром хозяин всё же вернётся. Возможно, задержался, не успел на нужный рейс. Или поехал к кому-то в гости — бывало и такое.
С первыми лучами солнца Бармалей уже был на остановке. Приехал первый автобус, первый зевающий пассажир забрался внутрь. Следом пришли ещё люди. Всё происходило как всегда, но Бармалей не чувствовал знакомого запаха. Прошёл час, затем другой. Но он не терял надежду.
— Привет! Как дела? — услышал Бармалей знакомый голос. Это был его приятель Шарик.
— Привет! Нормально, жду хозяина. Волнуюсь сильно — вчера не приехал домой, — ответил Бармалей.
— Эх, эти хозяева… — пожал плечами Шарик. — Мои вот — строгие. Жена гоняет, а муж пинает, если у порога валяюсь. Кормят редко, не то что раньше. Я бы сказал, лучше свобода! — он устроился поудобнее и стал вычёсывать блох. — Ты только посмотри на меня! Я везде был: по паркам гулял, по речке носился, у магазина крутился — одна добрая тётка даже сосиску дала. С болонкой в парке роман завёл. А ты всё тут сидишь и грустишь. Пойдём лучше со мной?
— У меня хозяин хороший… — задумчиво протянул Бармалей, виляя хвостом и вспоминая счастливые моменты. — Мне надо дождаться Сергея.
— Ну, как знаешь. Я бы не стал — они предают. Пинают потом.
— Нет, мой не такой!
— Ладно, старик, я пошёл. Ты жди. — Шарик хитро улыбнулся и удалился в сторону ближайшего магазина.
— Пока! — вслед ему пробормотал Бармалей, слегка махнув хвостом.
Прошло ещё несколько часов. Бармалей чувствовал сильный голод, но дома пустовала миска. Никто, кроме хозяина, её не наполнял. Они жили вдвоём, после того как умерла жена Сергея, а сын уехал в другой город учиться.
Живот сводило от голода, но Бармалей не уходил — он всё надеялся увидеть Сергея. Мимо проходила женщина и бросила кусок хлеба. Бармалей жадно схватил его, проглотил так быстро, словно его и не было вовсе.
Так проходили дни, сменялись ночи, а Бармалей всё сидел на остановке, ожидая. Он стал худым, измождённым, но не покидал своего поста. Одна добрая женщина, живущая поблизости, иногда подкармливала его: то сухой коркой хлеба, то старой косточкой от своей собаки. Конечно, это было не то, что готовил хозяин, но выбирать не приходилось.
Иногда прохожие жалеют — бросят кусочек булочки или сосиску. А на выходных Шарик позвал Бармалея на настоящий пир, хоть и пришлось бежать целых два квартала. На помойке оказалось изобилие еды. Живот потом болел, но чувство насыщения того стоило.
Прошла неделя. Днём послышался скрежет ключа в замке. Дверь отворилась. Бармалей услышал знакомые, но не родные голоса.
— Привет, Владик! Давно не видела тебя. Сергей говорил, что ты учишься в другом городе. Ты вернулся?
— Здравствуйте, тётя Света! Да, приехал ненадолго. Через неделю снова обратно. Учусь.
— Ну и как там?
— Всё отлично. Последний курс на заочке. Совмещать с дневным и работой стало тяжело, пришлось перевестись.
— Женился уже?
— Почти. Живу в гражданском браке, планируем роспись. Только жаль, отца не будет рядом…
— Да… жалко Сергея… — вздохнула соседка. — Такой молодой. Сердце, говорят?
— Да, на работе прихватило. Вызвали скорую, увезли в реанимацию. Две недели держался… Потом… А я за границей был, начальство не отпустило. Не успел… Сегодня только вернулся — забрал его вещи из больницы и заехал к папиной племяннице.
— Держись, Владик. Всё наладится. Женишься — начнётся новая жизнь. — Тётя Света подмигнула. — Ой, совсем забыла, пёс твоего отца, наверное, уже не жив. Четыре дня не видно, с тех пор как ливень прошёл. Раньше всё сидел на остановке, ждал…
— Спасибо, тётя Света! — Влад открыл дверь и вошёл. Высокий, в чёрной куртке и шапке, он оглядел двор.
Но Бармалей не вышел навстречу — у него не было сил. Влад прошёл внутрь, осмотрел двор. В старом ведре была ледяная корка и гниющие листья. Он направился к задней двери, возле которой стояла будка пса. Заглянув внутрь — пусто. Влад решил оставить вещи и поискать Бармалея позже. В доме было промозгло — он стоял месяц без отопления. «Ничего, затоплю — будет тепло», — подумал Влад. Через полчаса он уже искал собаку по двору, но так и не нашёл. В груди было тяжело — ведь он когда-то пообещал отцу, что позаботится о Бармалея, если с ним что-то случится. После смерти матери он поклялся…
— Ну здравствуй, дружище. Как ты? — произнёс Влад, когда наконец нашёл Бармалея, лежащего на диване. Тот слабо приоткрыл глаза, не в силах подняться. Он не мог говорить, но взгляд его был ясен — он рад. Рад, что хозяин, пусть и новый, вернулся. — Я уж думал, не найду тебя…
За свою вроде бы короткую, но в то же время наполненную событиями жизнь Бармалей стал свидетелем практически всех этапов взросления Влада — от шаловливого мальчугана до сформировавшегося мужчины. А ведь когда-то они оба были малышами: Влад был ещё ребёнком, а Бармалей — крохотным щенком. Тогда они спали в обнимку, гуляли по двору, Влад сам кормил его из рук. Но прошло всего пару лет, и молодой хозяин всё больше отдалялся от своего пушистого друга. На смену детской привязанности пришли новые интересы: сначала друзья, потом девочки, вечеринки и взрослые заботы.
Хотя и сам Бармалей успел повзрослеть, превратиться в статного пса, в душе он всё равно оставался тем самым щенком, которого впервые принесли в этот дом четырнадцать лет назад. Время не щадило никого, но старел он быстрее людей. Шерсть у него стала сединой покрываться, но это было заметно лишь на морде — светлые волоски у носа ярко выделялись на фоне его чёрно-белой шубы. С остальным же окрасом возраст был почти незаметен.
— «Слава Богу, я всё-таки нашёл тебя. А то подумал, что и ты ушёл вслед за отцом. Теперь я смогу сдержать слово, которое дал ему. Бедный Бармалей, как же ты похудел и ослаб за это время… Но ничего, я вытяну тебя», — голос Влада прервал поток мыслей старого пса, вернув его в реальность. Молодой человек поднёс к морде мисочку с горячим бульоном и кусочками отварной курочки. Бармалей не смог даже поднять голову. Тогда Влад взял ложку и начал осторожно кормить отцовского любимца с руки.
Он рассказывал о завтрашнем дне: «С утра поедем к ветеринару. Он тебя осмотрит, послушает. А потом мы тебя подлечим, и ты снова будешь бегать по парку рядом со мной». А у Бармалея в голове звучало своё: «Хозяин, знал бы ты, как мне сейчас плохо. С тех пор как попал под тот холодный дождь, лежу, не могу подняться. Меня то бросает в жар, то колотит от холода. Тогда промок до нитки, а потом сразу подул ледяной ветер… Может, врач и поможет… А может — нет».
Погасив свет, Влад лёг рядом с псом на старенький диван, обнял его и начал гладить. Шерсть, всегда жестковатая, теперь казалась особенно колючей и сухой. Но он не переставал ласково говорить, что утром поедут к доктору, а пока нужно отдыхать. Тёплая ладонь Влада согревала Бармалея, придавая ему чувство покоя, и хоть в теле не прекращался озноб, мысль о том, что хозяин рядом, придавала силы. Бармалей закрыл глаза и уснул.
Во сне он снова был молод и силён. Ему снился парк, как он мчится за палкой, которую бросил хозяин, ловит её и несёт обратно, а Сергей смеётся, зовёт, хлопает в ладоши. А потом садится рядом, гладит Бармалея по голове и говорит: «Ну вот, Бармалей, я снова с тобой. Ты дождался. Теперь мы больше не разлучимся. Пойдём домой — мама приготовила нам обед. Здесь не будет больше боли, ни страха, ни одиночества».
И Бармалей пошёл рядом с Сергеем по парковой дорожке. Он шёл счастливо виляя хвостом, ни на шаг не отставая, но и не забегая вперёд — ровно, как положено настоящему другу.
Неподалёку от городского кладбища, там, где растёт берёзовая рощица, есть маленькая тропинка. Местные её называют кладбищем домашних животных. Если пройтись вдоль этой аллеи, можно заметить множество памятных табличек. Но одна, у самой берёзки, особенно выделяется. На ней вырезано простое, но глубокое: «Спи спокойно, Верный Друг».
