Пенсия… Странное слово. Николай, отработавший тридцать пять лет на заводе, так и не привык к тому, что жизнь может быть другой. Теперь не надо вскакивать по звонку будильника, торопиться на автобус или слушать указания мастера. Дни растягивались, как старая резинка — медленно и безвкусно.
— Хлеб… — бубнил он себе под нос, шаркая по мокрому тротуару. — Молоко… Что там ещё нужно было?
На остановке толпился народ. Кто-то спешил на работу, кто-то уже возвращался. А чуть в стороне сидела женщина с коробкой. Николай было прошёл мимо, но что-то остановило его.
— Люди добрые, заберите! — надрывалась женщина. — Последний остался! Шестерых уже разобрали!
В коробке шевелился маленький комочек. Щенок. Самый обыкновенный, с торчащими ушками и блестящими бусинками-глазами. Он поднял мордочку и посмотрел прямо на Николая так, словно был знаком с ним всю жизнь.
Что-то дрогнуло внутри. Николай никогда не был импульсивным. Жена бы точно не одобрила его выходку. Валентина терпеть не могла неожиданности.
— Не нужен? — спросил он сам не свой.
— Да кому он сдался? — развела руками женщина. — Маленький, ест много…
Николай кивнул и пошёл дальше. Купил хлеб, молоко и даже пряники. Но на следующее утро снова направился к магазину. Коробки уже не было. «Ну и пусть,» — подумал он, хотя чувствовал странную пустоту.
Но за углом у ларька что-то жалобно пискнуло. Николай заглянул и увидел того самого щенка, жмущегося к ступеньке, дрожащего от холода.
— Ах ты, бедолага, — выдохнул он и поднял щенка на руки. — Никому не нужен…
Он завернул малыша в шарф и пошёл домой.
В квартире Валентина возилась у плиты.
— Где пропадал? — буркнула она, не оборачиваясь. И тут услышала писк.
— Это кто там у тебя?
— Щенок, — неуверенно пробормотал Николай. — Нашёл. Один был.
Валентина даже головы не повернула.
— Отнеси обратно. Привяжи у магазина. Кто-нибудь подберёт.
Будто речь шла о старой тряпке, а не о живом создании, которое дрожит у него на руках.
Николай вышел из квартиры, прижимая комочек к груди. На улице начинался дождь. Он стоял на лестничной клетке, разрываясь между долгом и жалостью. Нет, не оставит. Повернул к старому сарайчику за домом.
Замок заржавел, но поддался. Внутри пахло сыростью и пылью, но крыша держалась.
— Поживёшь тут пока, малыш, — прошептал Николай, раскладывая старую тряпку.
Щенок облизал его руку. Николай улыбнулся.
— Назову тебя Пятнышком. По белой отметине на спине. Подходит тебе, брат?
Дома Валентина не задала ни одного вопроса. Только молча подала кружку чая. Николай сидел, делая вид, что смотрит телевизор, а сам думал о холодном сарайчике и маленьком существе, ждавшем его там.
Ночью он ворочался, прислушиваясь к ветру за окном. Под утро не выдержал. Притащил в сарай еду — кусок колбасы и кашу.
Пятнышко встретил его радостным писком, запрыгал вокруг.
— Тише, малыш, — шептал Николай. — Нас ведь не должны услышать.
Теперь каждый день он уходил «на прогулку».
— Спортсмен завёлся? — удивлялась Валентина. — Ты ж всю жизнь только от дивана до холодильника бегал!
— Врачи велели, — оправдывался он.
Сарайчик постепенно обустраивался: старое одеяло, миски, лекарства. Николай даже завёл блокнот, куда записывал советы из ветаптеки.
Но дома становилось всё сложнее. Валентина смотрела подозрительно.
— Ты что, Коль, любовницу завёл? — спросила она однажды за ужином.
Он поперхнулся.
— С ума сошла? Какая любовница!
— А чего ты тогда таишься, бегаешь куда-то?
Николай сам себя не узнавал. Он никогда не шел против течения. А теперь — шёл.
Пятнышко рос не по дням, а по часам. Умный, преданный, он встречал Николая так, как не встречал его никто за всю жизнь.
Однажды Николай задумался: а не перебраться ли им к сестре за город? Там у неё участок, простор…
Но это значило оставить Валентину. После стольких лет. Из-за щенка?
Домой он теперь возвращался поздно, молча. Валентина ощущала: что-то происходит.
— Ты болен? — спросила она однажды без злобы.
— Нет. Всё хорошо.
Но внутри бушевала буря.
Истина открылась в обычную среду. Ничто не предвещало беды.
Николай задержался у Пятнышка. Гладил его, шептал что-то о будущем. О доме. О тепле. О свободе.
— Потерпи ещё чуть-чуть, малыш, — говорил он. — Мы обязательно что-нибудь придумаем.
И в этот момент он уже знал: назад дороги нет.
Вернувшись домой, Николай сразу почувствовал что-то неладное. В квартире стояла звенящая, давящая тишина. Валентина сидела на кухне, застывшая, словно каменная статуя. На столе перед ней лежала яркая пластиковая миска с нарисованными косточками — та самая, которую он недавно купил для Пятнышка.
Сердце болезненно сжалось.
— Откуда это у тебя? — спросил он, хотя ответ был и так ясен.
— Сегодня за тобой проследила, — спокойно, почти холодно произнесла Валентина. — Интересно стало, куда ты всё время бегаешь по утрам. Думала, может, баба завелась.
Горькая усмешка исказила её лицо.
— А ты, оказывается, к собаке таскаешься. К той самой, которую я велела выбросить.
Николай молча опустился на стул напротив, чувствуя, как ноги становятся ватными.
— Валя, давай поговорим…
— Нет уж, — оборвала его она, стукнув ладонью по столу так, что миска подпрыгнула. — Ты лучше меня послушай! Ты меня обманывал, Коля! Глазами в глаза смотрел — и врал!
— Я не врал, — тихо сказал он. — Просто не всё рассказывал.
— Ах, ну да! — с сарказмом бросила она. — «Не всё рассказывал»! Прямо рыцарь в сияющих доспехах!
Он молчал. Сейчас не было смысла оправдываться. Впервые за все годы брака он не чувствовал за собой вины.
— Скажи только одно, — Валентина нависла над столом, сверля его ледяным взглядом. — Зачем? Для чего тебе эта бродячая псина? Проблем мало? Забот недостаточно? Или деньги лишние?
Николай поднял голову. В груди всё кипело, но голос звучал спокойно:
— Я не могу бросить живое существо, Валя. Не могу делать вид, что мне всё равно. Этот щенок доверяет мне. Для него я — весь мир.
— Пятнышко, значит, — усмехнулась Валентина. — Имя даже дал. С ума сошёл на старости лет.
Она резко вскочила, зашагала по кухне, сжимая кулаки.
— Мы тридцать лет жили вместе! А теперь ты готов всё разрушить из-за какой-то шавки?!
Это был тот момент, когда Николай впервые не стушевался. Не промолчал. Не уступил.
— Да, Валя, — произнёс он тихо, но твёрдо. — Всю жизнь было по-твоему. Куда ехать, с кем общаться, даже детей не завели, потому что ты не хотела. Я уступал. Всегда. А теперь — нет.
— Так вот что ты решил? — она остановилась, скрестив руки на груди. — Бунт устроить? Из-за собаки? Завтра же, чтобы духа её тут не было! Иначе…
— Иначе что? — спокойно перебил её Николай.
— Если для тебя эта шавка важнее жены…
Он медленно поднялся из-за стола. Когда-то он боготворил Валентину. Яркую, сильную, решительную. Гордился ею. Но сейчас…
Николай пошёл в коридор, достал старенький рюкзак. Начал складывать туда рубашку, бельё, бритву.
— Ты что делаешь? — голос Валентины надломился.
— Собираюсь, — просто сказал он.
— Из-за собаки? — в её голосе звенела паника.
Он продолжал молча собирать вещи. Спокойно. Без криков. Без обвинений.
— Подумай! — взмолилась она. — Что мы делим? Из-за чего?
Николай повернулся к ней, долго смотрел. В её глазах он видел только страх — страх остаться одной.
— Прости, Валя, — тихо произнёс он. — Но я больше не могу.
Он взял куртку, рюкзак и, не оборачиваясь, вышел из квартиры.
Во дворе его уже ждал Пятнышко. Завилял хвостом, заскулил от радости.
— Пошли, брат, — улыбнулся Николай. — Теперь мы вместе.
Приютить их согласилась сестра Николая, Марина. Небольшой дом в пригороде, тишина и место для щенка. Когда Николай появился на её пороге, Марина обняла его и без лишних вопросов провела в дом.
— Оставайся сколько хочешь, — только и сказала она.
Пятнышко облюбовал двор, завёл дружбу с соседскими ребятишками. Николай ожил на глазах. Даже бросил курить. Впервые за много лет чувствовал, как легко можно дышать полной грудью.
Племянница, смеясь, поддразнивала:
— Дядя Коля, да ты настоящий собачник! Гляди, как он тебя слушается!
Николай только улыбался.
А в городе Валентина варила суп, пересматривала старые сериалы, ходила в магазин. Но тишина в доме звенела. Тишина без шарканья тапочек, без негромкого бубнения у телевизора.
Однажды, стирая бельё, Валентина вдруг поняла: нет больше Колиной рубашки в стирке. Нет его носков. И нет его самого.
Неужели из-за собаки? Или всё-таки не в собаке дело?
Неделю она пыталась жить, как прежде. Но пустота давила сильнее с каждым днём.
В итоге она вызвала такси, купила в зоомагазине корм, игрушки и миски, и поехала к Марине.
Во дворе застыла, увидев Николая и Пятнышка. Николай смеялся так, как она уже не помнила, когда последний раз слышала.
— Коля… — её голос дрогнул. — Я… не знаю, как сказать. Но вот — корм, миски, игрушки. Если хочешь — возвращайтесь. Оба.
Николай долго смотрел на неё.
— А если он испортит тебе новый ковёр? — спокойно спросил он.
— Купим новый, — выдохнула Валентина.
Он обнял её. Без слов. Просто — обнял.
