Она осторожно взяла кошку на руки. Бедняжка прижалась к груди Елены Викторовны, будто ища спасения от своей беды. Тихое, едва слышное мурлыканье и тепло добрых рук постепенно успокоили ее. Но дома кошку ждало новое потрясение…
— Ну здравствуй, соседушка. Всё скучаешь да маешься без дела? — раздалось за спиной.
Елена Викторовна вздрогнула, обернулась и мысленно выругалась — впрочем, вслух такого сказать воспитанная женщина себе бы не позволила.
Ничего удивительного — это была Зинаида Никитична. Та самая, что всегда лучше всех всё знает и считает своим долгом учить жизни каждого встречного.
— Доброе утро, — натянуто улыбнулась Елена Викторовна.
— Всё маешься, говорю, — в голосе соседки сквозило раздражение, а взгляд буквально сверлил Елену Викторовну насквозь. — От безделья вся твоя тоска. Сто раз тебе говорила: радуйся! Одна осталась, так всё у тебя есть — квартирку сдаёшь, на природе живешь, свободная женщина. Чего еще надо? Заведи хозяйство — гусей, кур, да займись делом, и грусть пройдёт.
— Козы с курами сердце мне не заменят. И огород этот… кому он нужен? — тихо ответила Елена Викторовна.
— Тебе самой и нужен! А родная душа… Да что толку в детях и внуках! Приедут — как на повинность. Всё для себя надо жить! — бурчала Зинаида Никитична.
Ирина чуть не сказала вслух, что соседку вполне можно понять — не каждый стерпит её характер. Но, подумав, промолчала: зачем провоцировать новый скандал.
Так сложилась жизнь: детей у Елены Викторовны и её мужа Дмитрия Андреевича не было. Жили душа в душу вдвоем. Годы пролетели незаметно — казалось, недавно праздновали сорок лет вместе, а уже и шестой десяток пошёл.
После шестидесяти Елена Викторовна только молилась об одном — чтобы судьба не разлучила их. Но жестокий инфаркт унес мужа в одночасье.
Жить в пустой квартире она не могла. Перебралась в свой дачный домик, надеясь, что на природе тоска утихнет. Но тоска только усилилась.
Новых друзей завести оказалось трудно, да и особо некому было. Лишь Зинаида Никитична досаждала разговорами. Лучше бы уж никто не тревожил…
Когда лето подошло к концу, дачники начали собирать чемоданы.
— Ползут пузогреи в свои города, — усмехнулась Зинаида Никитична, наблюдая за потоком машин. — Скоро бездомные кошки и собаки налетят, примета такая.
— Почему? Они же своих питомцев должны забрать, — удивилась Елена Викторовна.
Соседка только усмехнулась:
— Заберут… Все, да не все! Ты у меня наивная…
И заторопилась домой — ожидала приезда родных.
Елена Викторовна задумалась: «Правда или злобные фантазии?»
Но очень скоро убедилась: правда…
Наступила середина октября. Днём было ещё солнечно, а по ночам мороз подкрадывался к земле.
Однажды утром она увидела: у ворот сидит собака. Худой, печальный пес с ошейником. Словно размышлял: подойти или убежать.
— Бобик? Шарик? Тузик? — позвала она, похлопав по бедру.
Пёс насторожился, пару раз шагнул вперёд и тут же попятился. Наконец, робко подошёл.
— Чей же ты, бедолага? Почему один, да еще и такой худой? — спросила Елена Викторовна.
Ответ был очевиден: брошенный.
Она приласкала пса, и он буквально расцвёл: стал вилять хвостом и прыгать от радости.
— Пойдём, дружок, накормлю тебя, — ласково сказала она.
С тех пор пес остался с ней. Его прозвали Друг. Только Зинаида Никитична не унималась:
— Ну ты даёшь, Лена! Я же тебе говорила про хозяйство полезное! А ты — псов таскаешь.
— Мне от него благодарности не нужно. Мне нужно, чтобы не было страшно и пусто, — спокойно отвечала Елена Викторовна.
— Да ты сама виновата, что одна! — огрызалась соседка.
Но Елена Викторовна и слушать не хотела. Для неё Друг стал настоящим спасением.
Чуть позже в её жизни появился ещё один найденыш — маленький звонкий пёсик.
— Звоночек, — решила она, услышав его заливистый лай.
Друг сразу принял малыша, стал ему наставником и защитником.
А вот кошку Елена Викторовна нашла сама. Рыжая, истощённая, она сидела в кустах, оплакивая мёртвых котят.
— Ах ты моя бедняжка, мамочка ты моя несчастная, — шептала Елена Викторовна, поднимая её на руки.
Кошка, уткнувшись в её грудь, будто нашла тихую гавань от всей своей боли.
Теперь её дом наполнился новой жизнью — тёплой, трепетной. И никакие язвительные замечания Зинаиды Никитичны не могли затмить это чувство.
Потому что там, где появляется любовь, грусть и одиночество уходят. И остаётся свет.
Мягкое урчание и тепло, исходящее от заботливой женщины, понемногу успокаивали рыжую кошку. Однако дома ее поджидала новая буря…
— Знакомьтесь, мальчики. Это Мамаша. Или Мамочка, как вам больше по душе, — представила новенькую Елена Викторовна, ласково поглаживая кошку.
Друг зарычал, оскалившись, а Звоночек, почувствовав, что старший товарищ не рад, подхватил настроение и залился тявканьем. Мамаша тут же метнулась под кровать и зашипела.
— Вот вы и молодцы! Настоящие кавалеры, нечего сказать! — строго обратилась к ним хозяйка. — У бедняжки и без вас душевной боли выше крыши. Попробуйте только обидеть — грех на душу возьму, но вразумлю!
Как оказалось, кошка вполне могла постоять за себя и без опеки. Когда Друг любопытно сунул морду под диван, рыжая лапа с когтями дала понять, где граница дозволенного, и только чудом не задела нос.
Звоночек, заметив это, решил, что лучше знакомство отложить. А вскоре и вовсе забыл, что собирался его начинать.
Дружбы между ними не случилось, но и вражды не было. Собаки жили как будто в одном мире, а кошка — в параллельном. Их дороги пересекались лишь изредка.
А вот Зинаида Никитична была повсюду. Завидев, как Мамаша крадется следом за Еленой Викторовной по заснеженной тропке к дровнику, она, как водится, крутанула пальцем у виска и заявила:
— Совсем рехнулась. Две собаки, теперь еще и кошка! Ты что, всех бездомных решила собрать? Пенсию некуда девать, али с квартирной сдачи деньги руки жгут?
— Зина, ну чего ты всё злишься? — не сдержалась Елена Викторовна. — Ты ведь сама жалуешься, что родные к тебе редко приезжают. А как им приезжать, если ты с порога на всех ворчишь? Ты бы хоть раз по-доброму заговорила.
— А потом они мне на шею сядут, да? — огрызнулась соседка. — Нет уж, спасибо.
Елена Викторовна вздохнула. «Не переделать её, видно. Так и проживёт, воюя с жизнью и людьми…»
Так и вышло. Весной Зинаиды Никитичны не стало.
Май едва успел расцвести, готовясь уступить июню. Соседка, как всегда, возилась в огороде, громко ругаясь на сорняки. Елена Викторовна в это время сидела на лавочке, гладя свернувшуюся у неё на коленях Мамашу и наслаждаясь тишиной.
Но вдруг тишина стала непривычной… Соседский голос затих. Женщина взглянула через забор и замерла: Зинаида Никитична лежала прямо на грядке, глядя в небо без всякого выражения.
После похорон дом с участком унаследовал её сын Егор.
Говорить плохо о покойных не принято, и Елена Викторовна и не говорила. Но мысленно признавалась, что Егор, его жена Светлана и шестилетний сын Алёшка оказались куда приятнее в общении. Особенно Алёшка…
— Бабушка, можно к тебе в гости? — однажды прошептал мальчишка, просунув нос в калитку.
— Конечно, можно! — обрадовалась она. — Только предупреди родителей, чтобы не волновались.
— Папа, мама! Я к бабушке пошёл! — прокричал он через забор.
— Не будет он вам в тягость? — осторожно спросил Егор.
— Да что вы, — отозвалась Елена Викторовна. — У меня гостей не было уже сто лет.
С тех пор Алёшка стал частым и желанным гостем. Он звал Елену Викторовну бабушкой, и та не возражала. Внуков у неё не было, и это обращение согревало душу.
Друг и Звоночек приняли мальчика без всяких оговорок. Алёшка играл с ними, бегал, шалил — то, чего от доброй, но не слишком активной хозяйки псы давно не ждали.
Елена Викторовна с умилением наблюдала за их веселой компанией. Даже Мамаша, похоже, одобряла нового члена стаи, не спрыгивая с хозяйских колен, но поглядывая на мальчика с интересом.
— Вот и нашли себе занятие, наконец, — думала она, лениво потягиваясь.
Егор и Светлана тоже иногда захаживали — пили чай, беседовали, делились новостями.
— Если бы у моей мамы было хоть чуть-чуть вашей мягкости, — однажды сказал Егор. — Отец ушёл от неё, а она обозлилась на весь мир. Один человек обидел — а злость на всех, даже на нас.
«Вот оно как…» — поняла Елена Викторовна. — «Зина, Зина… зря ты отталкивала. У тебя ведь семья прекрасная была».
Хотелось сказать что-то теплое:
— А вы знаете, Алёшка меня бабулей зовёт. Такое чувство — словно награду получила. Думала, не суждено.
— Мы в курсе. И, если не против, пусть так и остаётся. Маму он называл по имени-отчеству. Она терпеть не могла слово «бабушка».
Когда вечер сгустился, и соседи вернулись домой, Елена Викторовна проговорила вслух:
— Забавная штука — счастье. Оно пришло ко мне с лаем, мяуканьем и босыми детскими пятками. А Зина так его и не впустила. Всё боролась…
— Добро к тебе счастье привело, — будто ответила Мамаша, приоткрыв один янтарный глаз. — Да чего вы, люди, такие непонятливые…
