Когда все, кто пришёл проститься, разошлись по домам, у свежей могилы остался только Фёдор.
Он долго стоял в тишине, затем шагнул вперёд, дотронулся до деревянного креста и тихо произнёс:
— Обещаю тебе, Машенька… Я никого не пущу в наш дом. До самого конца останусь верен нашей любви.
Прошло пять лет.
За это время деревня заметно изменилась: соседи выстроили двухэтажный коттедж с блестящей крышей из металлочерепицы, дороги отремонтировали благодаря стараниям районного депутата, а автобус теперь ходил строго по расписанию — каждые два часа, а не пару раз в день, как раньше.
Кто-то уехал навсегда, перебравшись в город, а кто-то, наоборот, бросил шум мегаполиса и поселился здесь, поближе к земле.
На месте, где покоилась Мария, теперь красовался гранитный памятник с её портретом, сменивший старый деревянный крест.
Многое изменилось…
Лишь одно оставалось прежним — то обещание, которое Фёдор дал жене в день прощания. Он не впустил ни одну чужую душу в дом, где когда-то звучал её смех.
Хотя женщин, желающих стать новой хозяйкой, хватало.
Ничего удивительного: мужчина одинокий, крепкий, хозяйственный, да ещё и рукастый — настоящий мастер. В доме порядок, в саду — урожай, и ни детей, ни претендентов на наследство.
Некоторые дамы даже из соседних деревень приезжали — и не по одному разу.
Но все было тщетно.
— Фёдор, ну зачем ты опять Олечку мою обидел?! — с упрёком вопрошала его неудавшаяся тёща, Елизавета Игоревна.
— Интересно, чем же я её обидел? — удивился он, подходя к калитке с топором в руке. Как раз рубил дрова и не стал бросать инструмент на землю — поясница у него давно подводила, лишний раз наклоняться не хотелось.
— Ну не будь ты таким упрямым! — зашипела женщина, инстинктивно отступая назад. — Она тебя любит, жить с тобой хочет! А ты не то что её, даже меня на порог не пускаешь!
— Я уже говорил, и повторю: в моём доме и в сердце нет места для других. Возвращайтесь, пожалуйста, домой. И не приезжайте больше каждые полгода, как по расписанию.
Оля когда-то попросила Фёдора переделать печь — мужчины в доме у неё не было, то появлялись, то исчезали. Тогда ещё Елизавета Игоревна заявила, что такого зятя хотела бы себе. Только тогда Фёдор был женат.
А потом Марии не стало…
С тех пор и начались попытки «взять в оборот». Но тщетно. Хоть Оля и выглядела привлекательно, и моложе его была лет на десять, никакого отклика в душе Фёдора она не вызывала.
Он по-прежнему любил другую.
— Ну живи тогда один, как мартовский кот! — фыркнула она. — Я ведь тебе добра желаю! Хотела, чтобы ты с Олечкой ладили…
— Чтобы ваш табор ко мне в дом перекочевал, так? Родню прописать и за хозяйство зацепиться? — перебил он её. — Нет, спасибо. Лучше в одиночестве.
Многие бы сказали: шестьдесят — не конец жизни. Всё ещё впереди.
И они бы, пожалуй, были правы.
Некоторые и в семьдесят влюбляются и женятся.
— Да тебе же ещё жить и жить, Феденька! — уговаривали его соседки. — Найди себе кого-нибудь. Нельзя так.
Но он не мог. Слишком сильной была его любовь к Маше. Даже смерть её не смогла угасить это чувство.
Он знал: нельзя жить с одной, а в сердце хранить другую.
Хотя одиночество — это тяжело. Очень тяжело.
Иногда он заходил в старый, покосившийся сарай, который всё откладывал разобрать. Смотрел на сгнившие балки и пытался понять, какая из них могла бы выдержать его вес.
Потом вздыхал и выходил обратно: с больной спиной он вряд ли заберётся на табурет. Да и грех это — с жизнью кончать.
Так он и жил — тихо, одиноко, в тени старых яблонь. Пока однажды…
Однажды ранним утром Фёдор вышел на участок и увидел чужого кота. Тот сидел в огороде, прямо среди капусты, и грыз капустные листья.
— Ну надо же… — усмехнулся Фёдор. — Люди детей в капусте находят, а мне кот попался.
Он подошёл ближе:
— Ты чей будешь, усатый?
Кот глядел на него настороженно. Видимо, знал, что из-за обглоданной капусты можно схлопотать. Но не убегал — видно, голод гнал его вперёд. На улице стояли холода, и каждый день мог оказаться последним.
— Да не дрожи ты, — мягко сказал Фёдор. — Хочешь — ешь, не жалко.
Он на минуту задумался:
— Слушай, а как бы тебя назвать?..
Кот замер, только собрался продолжить трапезу, но остановился.
— А назову-ка я тебя Фёдор. Не возражаешь?
Кот уставился на него, как будто пытался понять смысл слов. Потом тихо мяукнул — вроде как согласие.
— Ну и отлично, — улыбнулся хозяин. — Есть у меня к тебе предложение.
Фёдор огляделся по сторонам, удостоверился, что никто не подслушивает, и доверительно произнёс:
— Слушай, Федя… У меня в доме мышь одна завелась. Упрямая. Всех других вывел, а эту никак не поймаю. Если справишься — накормлю, разрешу во дворе жить. Не обещаю ресторан, но голодным не останешься. Идёт?
Фёдор-человек протянул руку, а Фёдор-кот сделал пару шагов навстречу. Как будто понял: это его шанс.
Он, конечно, не понял всех слов, но почувствовал — тут можно остаться.
Фёдор-старший решил пока не кормить кота, чтобы охота прошла эффективно. Накорми — и никакой работы не дождёшься. А мышь эта уже и спать не даёт своими ночными маршами по кухне.
Поздним вечером, когда по дому раздался очередной подозрительный шум, Фёдор схватил спящего кота с кресла, быстро донёс до кухни, распахнул дверь и кинул его в тёмный угол.
— Давай, родной, твой звёздный час! — сказал он, захлопывая за ним дверь и направляясь обратно.
Стоять у двери смысла не было — охота требует терпения.
Фёдор лишь усмехнулся, услышав грохот: что-то явно упало.
— Началось… — пробормотал он и впервые за долгое время почувствовал что-то тёплое в груди. Может, не всё так пусто в его доме.
Когда на следующее утро Фёдор распахнул дверь на кухню, он замер на месте и несколько минут не мог вымолвить ни слова.
Он сам не понимал, что в этот момент испытывает: то ли рассмеяться от неожиданности, то ли расплакаться…
А всё потому, что прямо на пороге сидели бок о бок кот и мышь, и оба смотрели на него с одинаково голодными и отчаянными глазами. В этих взглядах читалась такая тоска, что впору было произнести классическое: «настоящие товарищи по беде».
По-хорошему, надо бы воспользоваться моментом — мышь прихлопнуть, кота прогнать.
Но…
Он увидел в их глазах такую грусть, что не смог. Сердце не позволило.
— Ну что ж, — вздохнул он. — Раз уж вы тут оба, идёмте завтракать.
Конечно, такое решение было бы воспринято окружающими как странность. Наверняка, все соседи разом покрутили бы пальцем у виска, если бы узнали, что Фёдор кормит не только кота, но и мышь, которую тот не смог поймать — то ли не захотел, то ли пожалел.
Но, к счастью, об этом никто и не догадывался…
Зато теперь ночная возня на кухне прекратилась. А зачем шуршать по ночам, если с утра всё равно получишь порцию еды от доброго хозяина?
Мышь, впрочем, приходила редко — только поесть, и то изредка. А вот кот быстро стал частью повседневности Фёдора, постепенно заполняя собой всё его свободное пространство. И, надо признать, делал он это умело.
Куда бы ни пошёл человек — за ним, как тень, следовал кот. Фёдор в магазин — и кот рядом, важно подняв хвост. Фёдор собирается на рыбалку — усатый спутник не отстаёт. В лес — и туда вместе. Деревенские с улыбкой посматривали вслед и шутили: «Ну вот, оба Фёдора опять куда-то отправились».
Даже в баню они ходили вдвоём.
Сначала Фёдор-старший парился, потом сажал кота в таз с тёплой водой, мыл его с шампунем, аккуратно ополаскивал, а потом нёс домой, завернув в полотенце, как ребёнка, чтобы не замёрз.
Когда наступала ночь, и Фёдор переворачивался на живот, кот забирался к нему в постель, устраивался прямо на его больной пояснице и…
…лежал, согревая своим телом. И, хотя все знают, что коты просто так ничего не делают, этот — делал именно так.
В огороде тоже трудились вдвоём: Фёдор копал лунки и бросал в них семена, а кот, следом за ним, аккуратно загребал ямки лапами. Соседи, увидев это, только качали головами:
— Вот это да… кот у тебя — просто золото!
Но дело было не в кошачьем уме — просто этот кот искренне привязался к своему человеку. А человек — к коту. И это было взаимно.
Жизнь у них теперь была ярче, веселее и, что самое главное, наполненной. Оба уже были в том возрасте, когда особенно остро ощущаешь потребность в любви и заботе. А когда это есть, словно второе дыхание открывается. Даже поясница напоминает о себе реже.
Но, пожалуй, самое важное — Фёдор смог снова испытать чувство, похожее на любовь, и при этом не нарушил того клятвенного слова, что дал когда-то у могилы жены.
Ведь любовь к коту — это совсем другое.
Может быть, если бы у Маши не было с самого детства страшной аллергии на кошек, то мурлыки давно бы обосновались в их доме. Но что уж теперь… Пусть и поздно, но всё же случилось.
Прошло уже пять лет — незаметных, тёплых, полных тихой радости. Фёдоры по-прежнему жили вместе: ходили за покупками, в лес за грибами, на озеро, в огород — и даже на кладбище.
Там, возле памятника, Фёдор долго всматривался в лицо жены, запечатлённое на камне. Улыбка Марии была доброй и ясной, как раньше.
И он понимал…
…что жизнь не остановилась. Она просто изменилась.
