Плыть у неё больше не было сил, да и куда плыть, когда кругом вода и не за что зацепиться. Она устало вздохнула, легла, свернувшись в клубок, и затихла…

Плыть у неё больше не было ни сил, ни смысла. Вокруг раскинулась одна лишь вода, и зацепиться было не за что. Туська тяжело вздохнула, свернулась в тугой клубок и замерла, словно замолившись в тишине…

Беда пришла, как это часто бывает, внезапно. Потом начнут выяснять, кто виноват, кого наказать, будут поднимать архивы, проверять системы. А пока стояло раннее утро. Солнце медленно поднималось над просыпающимися полями и лесами, окрашивая небо золотисто-алым светом.

Эту тишину нарушил глухой рёв воды. За пару часов волна покрыла улицы, огороды и дома в трёх деревнях и близлежащем посёлке. Люди, растерянные и сонные, метались в панике, хватая первое, что попадалось под руку. Кто-то пытался поднять вещи на чердак, кто-то вытаскивал скотину. Повсюду слышались тревожные крики, жалобное мычание, лай, вопли.

Кошки, спасаясь, вскакивали на деревья и крыши. Вода сносила хрупкие постройки, деревянные скамейки, детские игрушки, доски и мусор, которого в деревне, казалось, никогда не было.


Накануне Степан Фёдорович оставил Туське, курам и кроликам полные кормушки с водой и отправился в город. Хотел повидать жену, недавно попавшую в больницу с сердцем, а потом заехать к дочери и внукам. Планировал вернуться до вечера, но всё пошло не по плану. Милочка, его супруга, чувствовала себя уже гораздо лучше, и не хотела отпускать мужа — расспрашивала о хозяйстве, о погоде, о соседях. А когда он добрался до дочери, та настояла на плотном обеде, и его тут же «захватили» дети — Машка с Федькой. Они обожали деда, особенно за его умение рассказывать истории так, будто в них сам жил.

Когда он уже собрался в обратный путь, небо разразилось грозой. Дождь стеной, гром сотрясает окна, молнии вспарывают небеса. — Отец, ты куда в такую бурю? — обеспокоилась Катя. — Оставайся у нас, переночуешь, а с утра уедешь.

— Да как я её оставлю? — вздохнул старик. — Туська вот-вот щенков приведёт, да и если у нас такая ливень, то хату затопит. Но в итоге он остался. Гроза казалась предвестником чего-то куда более серьёзного.


Туся лежала у крыльца, вслушиваясь в темноту. Всё вокруг казалось чужим: редкие капли, пробежавшие по крыше, исчезнувшие звуки, тревога внутри. Щенки в животе ворочались — скоро. Она вздрагивала от каждого глухого раската и пыталась унять тревогу.

Утром пришёл шум, незнакомый и страшный. Вода. Она прибывала стремительно, заполняя двор. Собрав все силы, Туся залезла на скамейку, а потом, когда вода залила даже её, прыгнула в мутную жижу. Поток понёс её к клеткам у сарая, закреплённым когда-то проволокой. Уцепившись за край, она вскарабкалась. Дальше стояла высокая клетка. Сначала не смогла. Потом, дрожа, позволила воде приподнять её, и так, с рывками, доползла до крыши. Здесь она затаилась. Вода лизала края, всё вокруг превратилось в бескрайнее озеро, и Туся не знала, ждать ли ей смерти или спасения.


Степан Фёдорович проснулся рано. Катя уже была на кухне. — Пап, — начала она, и он понял: что-то случилось. — Это не мама. Смотри.

Он увидел экран телефона. Новости. Картинки. Репортаж. Потоп. Его деревня. Его дом. Его Туся. — Господи, Туська… — только и смог выговорить он. Он оделся за минуты. — Я с тобой, — начала Катя. — Нет, останься с ребятишками. Мне так будет проще.

На автостанции он услышал: автобусы отменены. И тут заметил знакомую фигуру. — Макаарыч, стой!

Так они и поехали, пока не упёрлись в оцепление. Дальше — только на лодках.


Туся подняла голову. Она услышала. Лодка. Люди. Мужской голос: — Потерпи, красавица. Сейчас за тобой вернёмся.

Туся действительно была настоящей красавицей: белоснежная шерсть, пушистая, ухоженная, а на одной стороне головы — большое чёрное пятно, из-за которого она выглядела одновременно мило и загадочно. Лодка скрылась из виду, и Туся, не понимая, что ей только что сказали, вновь опустилась на крышу сарая, тяжело дыша. Её тело уже сотрясали редкие, но ощутимые волны схваток — роды были совсем близко.

Прошло около получаса, и лодка вернулась, но подобраться вплотную к сараю не смогла — до Туси оставалось не меньше пяти метров. Мужчина в лодке, тот же самый, что звал её прежде, начал вновь звать:

— Ну же, милая, плыви ко мне, хорошая, — хлопая по воде, он протягивал к ней руку.

Туся, переминаясь с лапы на лапу, скулила, но страх перед водой сковывал её движения. Видя, что собака не осмеливается прыгнуть, мужчина плюнул, стянул с себя куртку и сапоги и прыгнул в воду.

— Ты что, Серёга, с ума сошёл?! — крикнул его товарищ.

— Да отстань, — буркнул тот в ответ и поплыл быстрее. — Она же жить хочет.

Туся, будто услышав, наконец, зов, решилась и бросилась в воду. Лапы её с трудом перебирали, силы уходили, и она начала уходить под воду, когда Серёга подхватил её и затянул в лодку. Он укрыл дрожащую собаку своей курткой и бережно прижал к себе, стараясь согреть.

— По-моему, она рожает, — заметил напарник, увидев, как Туся снова поднялась и начала тяжело дышать.

— Ну и денёк, — вздохнул Серёга, — давай-ка прибавим ходу.

Пока лодка добралась до берега, у Туси родился первый щенок. Она вылизывала его с трепетом, едва держась на лапах.


На берегу тем временем Степан Фёдорович шагал туда-сюда у самой воды, словно надеялся увидеть, как Туся вдруг выплывет из этой мутной стихии. Макарыч, не выдержав, прикрикнул:

— Да хватит тебе метаться, Стёп. Щас кого-нибудь выловим. О! Вон Пашка на своей резиновой дуре!

И точно, к берегу направлялась большая резиновая лодка, где среди прочих сидел молодой Паша.

— Пашенька, дорогой, там Туся, ей рожать, помоги, прошу тебя, — Степан чуть не плакал.

— Далеко это, Фёдорыч, там спасатели работают, может, уже забрали, — ответил парень.

— А если нет? — с укором в голосе сказал Степан, глядя ему в глаза.

— Ладно, поехали, только по дороге ещё кого-нибудь подберём.

Они сняли с сараев пару собак, прихватили козу, а ещё на старом клозете обнаружили тётю Пелагею с рыжим котом в обнимку. Как она туда забралась — тайна, а сама молчала, как партизан.

Добравшись до родного двора, Степан увидел лишь грязную воду и затопленные постройки. Ни кроликов, ни кур, ни Туси.

Он звал её, надеялся, но в ответ только журчание воды, стучавшейся о стены дома.

— Прости, Степан Фёдорович, — прошептал Паша.

— Да чего уж теперь, — вздохнул он, отвернувшись.

Паша высадил их на сухом участке. Пелагея пыталась утешить:

— Может, её спасли, МЧСники ведь везде шныряют.

Вдруг Степан услышал знакомый лай — радостный, надрывный. Он обернулся. Люди расступились. На куртке лежала Туся. Рядом копошились четверо щенков, тыча мордочками в её живот.

Собака, вся в грязи, но счастливая, стучала хвостом по земле, глядя на хозяина. Он не бросил её, пусть и чуть позже. А она — не подвела.

Степан едва не упал от нахлынувших чувств. Еле передвигаясь, он подошёл.

— Ваша? — спросил незнакомец.

Кивок.

— С пополнением, — засмеялся тот.

Степан присел рядом и позвонил дочери:

— Кать, готовься. У нас теперь прибавление. Щенки. Да, да, Туся спаслась. Я на связи, не волнуйтесь.

Дома внуки встретили их как героев. Через неделю выписали Милу, и весь их небольшой «зоопарк» поселился в двухкомнатной квартире. Было тесно, шумно, но душевно.

Щенки росли. Туся порыкивала на Федьку и Машку, которые постоянно пытались утащить щенят. Мила с Катей управлялись с хозяйством, не забывая вовремя всех накормить.

Однажды вечером Федя подошёл к маме:

— Мам, а можно мы одного щенка оставим? — прошептал он.

Катя глянула на сына, потом на Машку, выглядывающую из-за двери. Улыбнулась и кивнула. Конечно, можно.

Оцените статью
Апельсинка
Добавить комментарии