Когда Михаил рассказал Вере, что врачи отвели ему не больше полугода жизни, та отреагировала бурно. Сначала был крик, слёзы, разбитая посуда, а потом она неожиданно заявила, что подает на развод...

Когда Михаил рассказал Вере, что врачи отвели ему не больше полугода жизни, та отреагировала бурно. Сначала был крик, слёзы, разбитая посуда, а потом она неожиданно заявила, что подает на развод…

Автобус взревел и тронулся в сторону города, оставляя за собой густое облако пыли. Михаил Фёдорович стоял один на опустевшей остановке и ясно понимал — назад дороги уже не будет. Когда старенький ПАЗ скрылся за горизонтом, оставив после себя только тишину, Михаил огляделся, пытаясь вспомнить, где именно находился бабушкин дом. Спустя пару минут память подсказала путь. Хотя прошло уже три десятка лет с его последнего визита, он узнал дорогу.

«Хорошо, что не продал этот дом… хоть крыша над головой будет», — с ироничной улыбкой подумал он. Дом остался ему по завещанию от бабушки, и Михаил давно подумывал о продаже, но всё как-то откладывал, чем немало раздражал жену. — Зачем тебе эта рухлядь? Продадим, машину купим, — ворчала Вера. Он всегда соглашался, но ничего не предпринимал. Что-то внутри останавливало его.

Он закинул сумку на плечо и медленно пошёл по грунтовой дороге, вспоминая последние события своей жизни.

Всё началось с того, что он случайно увидел свою жену в компании другого мужчины. Их крепкие объятия не оставляли сомнений: встречались они явно не впервые. Молодым он, возможно, закатил бы скандал, может, даже влез бы в драку. Но в 55 лет?.. Любовь давно угасла, да и детей у них не было. Михаил просто смирился.

Позже начались проблемы со здоровьем: частые головные боли, обмороки. Он всё откладывал поход к врачу, пока коллеги на работе буквально не заставили его пройти обследование.

— Слишком поздно обратились, — вздохнул онколог, перелистывая снимки и анализы. — С таким диагнозом, как правило, живут от трёх до шести месяцев. Хотя в медицине всегда есть место чуду. Вдруг повезёт…

Назначили гору препаратов, рекомендовали отказаться от вредных привычек и больше бывать на свежем воздухе. Когда Михаил вернулся домой и рассказал жене о приговоре, та не выдержала. Её реакция была яркой, но совсем не той, которую он ожидал. — Ты всё равно скоро умрёшь, а я не хочу быть вдовой! — заявила Вера. — И хоронить тебя тоже не хочу. После этого она подала на развод. Михаил не стал сопротивляться. Он понимал, что ей ещё жить и жить.

Поддержка в этот момент была бы как воздух, но Вера ушла, и в жизни Михаила не осталось никого. Родители давно умерли, детей не было, братьев и сестёр — тоже. В голове всплыли слова бабушки: «Родные стены лечат». Он продал родительскую квартиру, оставив себе только необходимую сумму, остальное отдал в приют. Вере досталось всё остальное имущество — на том свете, как он думал, деньги ему не пригодятся.

Оставался лишь один важный вопрос — кто его похоронит. Но с этим Михаил рассчитывал разобраться позже. Дом с участком — неплохая цена за такую услугу.

Вот он и оказался у покосившейся калитки с облупленной табличкой «ул. Земляничная, 12». С трудом толкнул её, прошёл во двор, заросший бурьяном. Когда-то здесь был уютный сад и крепкий дом с резными наличниками, теперь же — мох, щели в стенах, провалившаяся крыша… «Идеальное место для такого, как я», — подумал Михаил и почему-то улыбнулся.

Вдруг в глазах потемнело, закружилась голова, под ногами поплыла земля. Он успел ухватиться за старую яблоню, постоял, отдышался и двинулся дальше. Первую неделю он почти не выходил из дома. Лишь изредка — за хлебом или в аптеку. В остальное время лежал на кровати и смотрел в потолок, где пауки плели свои сети. Михаил наблюдал за ними с безразличием, размышляя, как бесцельно прошла его жизнь.

Он вспоминал Веру. Теперь, после всего, осознавал, что она никогда его не любила. И жалел, что не ушёл от неё раньше. «Теперь поздно. Я никому не нужен. Один. Жду смерть в полуразвалившемся доме…»

Когда Михаил стал чаще выходить во двор, заметил соседку. Женщина с косой и в платке. «Может, это и есть та самая с косой, которую я жду?» — иронично усмехался он сам себе…

На самом деле женщина, помимо косы, вполне уверенно управлялась и с другими инструментами. То дрова колола, орудуя топором с такой сноровкой, что невольно восхищался, то стучала молотком, укрепляя что-то на участке. Когда наступал перерыв в делах, развешивала выстиранное бельё между деревьями, угощала кур или вполголоса разговаривала с кем-то, кого Михаил не мог разглядеть, но прекрасно слышал.

Каждый раз, когда звучал звонкий, радостный лай, он замирал, провожал взглядом в ту сторону и вздыхал. Он давно мечтал о собаке. Но в их прошлой жизни с Верой это было невозможно — «только этого нам не хватало», — отрезала она, стоило ему заговорить о щенке. Тогда он снова отступил. Ни детей, ни питомцев… Жил, как будто в полупустом доме. «Да и ладно. Живут же люди без всего этого. И я проживу».

Изменить уже ничего нельзя, а жаль… В один из тех дней голова разболелась особенно сильно, и Михаил отправился прогуляться вдоль озера. Ходил долго, не спеша, стараясь очистить голову. И вдруг услышал знакомое с детства кукуканье. Улыбнулся и, словно по привычке, поднял руку:

— Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось?

Птица, как в былые времена, на миг замолчала, будто задумалась. Он уже хотел уйти, как вдруг та куковкнула один раз… и тут же улетела. Михаил тяжело вздохнул и прошептал: «Вот и всё… Похоже, и правда, недолго осталось». Ноги подкосились, он опустился на траву, лёг, расправил руки и стал смотреть в небо. Облака медленно плыли над ним. Всё было так спокойно. А потом он закрыл глаза — и темнота поглотила его.

Михаил стоял у воды. На другом берегу звала его бывшая жена. Он зашёл в озеро, вода доходила уже до груди, потом до подбородка. Он не останавливался, и вдруг — тьма, тяжесть, словно кто-то тянет ко дну. Он не сопротивлялся. Смирился.

Когда открыл глаза, то увидел щенка, который лизал его щёку с такой самоотверженностью, что Михаил даже рассмеялся.

— Всю жизнь мечтал о собаке… А в итоге она меня сама нашла, — прошептал он, улыбаясь.

— Афоня, ну-ка иди сюда! — послышался строгий женский голос. — Нечего с незнакомыми валяться!

— Это я алкоголик, что ли? — Михаил попытался подняться.

— А кто ещё лежит посреди поля, да ещё днём? У нас только алкаши так отдыхают.

— Я не пьяный, я просто прилёг!

— Ага, знаю я это «просто». Из дому не выходишь, только в магазин и обратно.

Когда Михаил поднялся, солнце перестало слепить глаза, и он увидел ту самую женщину с участка напротив. Соседку.

«Так вот чей голос я всё время слышал», — догадался он. Женщина развернулась и пошла прочь, Афоня — за ней, а Михаил вдруг почувствовал, как его обуревает решимость. Он не алкаш. Он докажет.

На следующее утро, едва солнце взошло, Михаил вышел во двор с косой и граблями. Через пару часов участок был чист, трава собрана в кучу, бурьян вырван. Соседка, делая вид, что занята, время от времени поглядывала через забор.

А вечером на участке снова появился Афоня. Михаил подумал прогнать щенка, но в итоге сел с ним поиграть. Лёгкость, радость — такие эмоции он давно не испытывал.

— Афоня! — снова голос женщины.

— Он у меня, — ответил Михаил. — Здравствуйте.

— Виделись уже. Афоня, домой! Не стоит тебе с незнакомыми гулять.

— Я не алкоголик.

— Вы слишком стараетесь меня в этом убедить. Обычно такие дома, как у вас, только у тех, кто забросил всё и пить начал. Извините за откровенность.

Она забрала пса и ушла. Без прощания. Михаил обиделся. Но признал — в чём-то она права. Дом надо привести в порядок.

С тех пор он трудился не покладая рук. Починил крыльцо, закрыл щели, перекрыл крышу, покрасил рамы. Вложил почти все оставшиеся деньги, но когда смотрел на результат — сердце наполнялось гордостью.

Афоня продолжал приходить. Михаил с ним и играл, и говорил.

— Только не привыкай. У тебя хозяйка есть. А мне ненадолго… Но знаешь, спасибо тебе. Я и не думал, что смогу снова почувствовать себя живым.

Соседка стояла за забором и всё слышала. На следующий день она принесла пирожки. Так они и разговорились. О болезни Михаил ничего не рассказал. А она и не спрашивала — знала и так. Стали общаться, помогать друг другу.

Прошёл месяц, потом другой, третий. Приступы бывали, но Михаил на них почти не обращал внимания. Слишком много дел: помочь Гале, дрова нарубить, на рыбалку сходить, в огороде прибраться. Жить было когда — умирать нет.

Однажды он всё-таки решил признаться.

— Галя… у меня беда. Болен я сильно. Сказали — полгода максимум.

— Мишенька, — улыбнулась она. — Знаю я всё. Но, может, не спешить тебе ещё туда?

Зимой Михаил перебрался к ней — в своём доме не успел ни печь починить, ни дров заготовить. А смерть не торопилась. Полгода прошли — он всё жил. Весна, лето… Год пролетел. Боли утихли. Сил прибавилось.

— Пойдем, Афоня, на рыбалку? — позвал он.

Громкий лай был ему ответом. С платком на голове и улыбкой на губах Галина стояла у калитки, провожая их взглядом. Михаил шёл рядом с верным псом, и впервые за много лет чувствовал, что живёт. А она знала: за него стоит бороться. До конца.