– Ну всё, ребят, бывайте! Роман вскочил на подножку уже уходящего поезда. С перрона ему махали друзья, кто-то кричал что-то напоследок. Он улыбался. Три года минуло с тех пор, как он вернулся из армии. За это время успел устроиться на работу, поступить в институт на заочку. Но выбраться вот так, в другой город — впервые.
С друзьями его свела одна судьба — детдом. В детстве они были детьми без семьи, теперь — взрослые люди с планами и надеждами. Аня с Петей поженились, обзавелись жильём в ипотеку и ожидали ребёнка. Рома радовался за них, по-хорошему завидовал. У него всё складывалось иначе.
С самых первых лет в детдоме он пытался понять — кто он, откуда, почему оказался тут. Воспоминания были мутными, почти неуловимыми, но что-то хорошее чувствовалось в прошлом. Единственное, что удалось выяснить — его привёл мужчина. Молодой, прилично одетый, примерно тридцати лет. Он не знал, что за ним наблюдает баба Нюра, местная уборщица.
– Я тогда молодая ещё была, мне только за пятьдесят, глаз — как орёл. Гляжу в окно — а он под фонарём вертится, пацана держит за руку. Ребёнок — мал, лет три, наверное. А этот ему что-то втолковывает, серьёзно так, как взрослому. Потом звонок нажал — и бегом, как ошпаренный. Я за ним — да только он, гад, быстро смылся. Узнала бы сейчас — хоть среди тысячи, нос у него был, как у Казановы — острый, длинный. Машины у него не было — значит, местный. А парнишке даже варежки не надел.
Рома, конечно, ничего не помнил. Но после долгих раздумий пришёл к выводу — скорее всего, это был отец. Что стало с матерью — неизвестно. Но в детдом его привели ухоженным, в чистой одежде. Единственное, что насторожило врачей — большое белёсое пятно на груди, вытянутое вверх к шее. Сначала думали ожог, но позже выяснили — редкое родимое пятно. Баба Нюра говорила, что такие часто передаются по наследству.
Рома смеялся: – Баб Нюр, думаешь, по пляжам ходить буду и на пятна заглядываться?
Но Нюра вздыхала. Она была той, кто стал ему родной. После выпуска она приютила Рому у себя: – Пока жильё не дадут — будешь жить у меня, нечего по углам мотаться.
Рома тогда сдерживал слёзы — он был мужчиной. Но как забыть, как он бывало плакал у неё на коленях, когда после очередной «справедливой» драки приходил в подсобку. Он всегда рвался защищать, даже если это было против старших. Нюра гладила его по голове: – Хорошо, Ромка, что ты добрый и справедливый, но тяжело тебе будет с такой натурой. Очень тяжело.
Тогда он не понимал этих слов. Только позже осознал, о чём она говорила.
Аня была в детдоме с младенчества. Петька пришёл позже, когда Роме было уже одиннадцать. Рома был худощавым и высоким, Петька — замкнутым, пришёл после трагедии: родители отравились суррогатным алкоголем. Первое время он был тихим. Пока не произошло то, что объединило их навсегда.
Аню не любили. Рыжая, невысокая, тихая — удобная мишень. Кто дразнил, кто дёргал за косички, кто пинал. В тот день ребята постарше особенно ожесточились. Рома не смог пройти мимо. Он вступился — но силы были неравны. Через десять минут он уже лежал на земле, прикрывая лицо. Аня визжала и размахивала портфелем.
И вдруг — визги, пинки прекратились. Кто-то поднял Рому на ноги. Перед ним стоял Петька: – Ты чего лезешь, драться же не умеешь! – А смотреть, как девчонку бьют, я должен, по-твоему? Петька замолчал, затем протянул руку: – Ты нормальный. Давай дружить.
Аня глядела на своего спасителя с таким обожанием, что Роман не выдержал и легонько прикрыл ей рот ладонью.
— Закрой рот, а то муху заглотишь.
Петя рассмеялся:
— Эй, малышка, теперь если что — сразу ко мне, говори всем, что под моей защитой.
С этого момента Петька всерьёз занялся физической подготовкой Ромы. Сначала тому было скучно, он бы лучше почитал книжку, но Петя умел убеждать. Постепенно Рома втянулся. В дневнике по физкультуре вместо троек навсегда поселилась пятёрка, мышцы стали крепче, и он начал замечать взгляды девчонок.
Петя первым покинул стены интерната. Аня плакала, а он, обняв её, сказал:
— Не реви, малышка. Я обязательно приеду. Я же тебя никогда не обманывал.
Он действительно приехал — один-единственный раз, а потом ушёл в армию. Вернулся, когда Аня уже паковала чемодан. Зашёл в комнату в военной форме, с букетом в руках:
— Я за тобой. Без тебя совсем тоскливо.
Аня за это время превратилась в яркую, медноволосую красавицу. Когда она обернулась, Петя от удивления выронил цветы:
— Вот это да! Ты просто сногсшибательна. Может, ты уже и не хочешь быть моей женой?
Аня улыбнулась:
— Хочу. Ты тоже хорош.
Петю направили служить в тот самый город, откуда теперь возвращался Рома. Он решил, что во что бы то ни стало навестит их, когда у них родится малыш. Крёстным будет только он.
Он устроился в купе, на этот раз решил не экономить и взял билет в СВ. Нужно было выспаться перед работой: Рома трудился высотником на стройке. Работу свою любил, платили достойно, переработок не было, так что и на учёбу оставалось время.
Собравшись было лечь, Рома услышал крики. Мужчина ругался и требовал, чтобы кто-то убрался из купе. Он хотел проигнорировать это, но вскоре к мужскому голосу добавился дрожащий, плачущий — голос пожилой женщины. Уж слишком напоминал голос бабы Нюры. Рома выглянул в коридор.
У соседнего купе стояла испуганная молодая проводница.
— Что там происходит?
— Да там какой-то важный, — шепнула она. — Бабушка случайно задела его стакан с чаем, испортила рубашку. А он теперь орёт, как будто её судить надо.
Мужчина продолжал кричать:
— Убирайся, старая ведьма! Пока всё тут не разнесла!
Рома шагнул вперёд:
— Мужик, поаккуратнее. Перед тобой пожилой человек. Она не виновата, и за билет она, к слову, тоже платила.
— А ты знаешь, кто я? Один звонок, и тебя уберут навсегда!
— Мне плевать, кто ты. Знаешь, у всех челюсти одинаково ломаются. И у «важных», и у обычных.
Мужчина замер, а Рома наклонился к бабушке:
— Пойдёмте, поменяемся. Моё купе к вашим услугам.
Старушка не сдерживала слёз благодарности. Проводница с уважением смотрела на Романа. Он вернулся, швырнул сумку на сиденье, расстегнул рубашку. Мужчина побелел.
— Это что у тебя?
Рома посмотрел на родимое пятно:
— Не бойся. Не заразно. С рождения.
— Боже мой…
Мужчина медленно осел на полку. Рома нахмурился:
— Ты чего?
Тот дрожащими руками расстегнул рубашку. На груди у него — точно такое же пятно.
— Я еду к тебе, чтобы извиниться. Не сплю ночами, слышу твой плач…
— Ты был тем самым, кто оставил меня у дверей детдома?
— Да. Я трус. Прости. Я был женат, а твоя мать, Марина… Она пришла ко мне, сказала, что у неё рак, и что, возможно, она умирает. Попросила позаботиться о тебе. Но через пару часов возвращалась моя жена. Я испугался и отвёл тебя туда. Через неделю мы переехали. Спустя годы Марина меня нашла. Лечение помогло, она выжила и искала тебя. А я… я сказал, что ты умер.
— Где она теперь?
— Слышал, что после инсульта её определили в дом инвалидов. Это было лет десять назад. В вашем городе.
Рома молча вышел, подошёл к проводнице:
— Я всё слышала, — шепнула она. — Хотите, можете отдохнуть в моём купе.
— Спасибо. И, кажется, я знаю, о каком доме речь.
Рома не вышел на работу, а позвонил с объяснением. Катя, так звали проводницу, поехала с ним. Он был ей благодарен: одному было бы слишком страшно.
— Марина, лет десять назад поступила после инсульта…
— Есть такая. Мария Павловна. Отличная женщина. Только говорила, что у неё никого нет, сын умер. А вы?
Рома пожал плечами:
— Возможно, сын. Если она — это она.
— Идите.
Женщина в кресле оторвала взгляд от вязания. Улыбнулась. Медсестра ахнула:
— Вы — как две капли воды!
Марина уронила клубок:
— Я знала, что ты жив. Я чувствовала.
Прошло два года. Марина восстановилась после курса лечения и реабилитации, за которые заплатил Роман. Она читала сказку внуку, а Катя, его жена, готовила праздничный ужин. Сегодня она узнала, что вновь беременна.
