Ваську снова высmавили за дверь. В третий раз за его ещё совсем короткую жизнь. Не повезло ему — ни с домами, ни с людьми. Только исполнился год, а уже выkинули из трех семей.
Сначала его передавали «по доброте», как ненужную вещь, от одного хозяина к другому. А потом… просто вынесли на улицу. Далеко от дома. Опустили в мусорный бак — и ушли. Быстро, будто боялись, что он пойдёт за ними. Но он и не пошёл. Даже не пытался. Он сразу всё понял. Увидел это в лице мужчины, который держал его под мышкой. Жена его тогда разозлилась — Васька поцарапал новенький, дорогущий кожаный диван. И сразу вынесла приговор. А мужчина? Он как всегда промолчал и согласился.
Он просто молча взял кота и понёс его к мусорке в соседнем дворе. Васька даже не пытался следовать за ним. Зачем? Всё уже было ясно. Даже не попрощался, не погладил, не сказал ни слова. Просто оставил, как пустую коробку. Как мусор.
Кот тяжело вздохнул и начал рыться в отходах. Нашёл пару костей, куриную кожицу — перекусил. Потом выбрался наружу и уселся у большого зелёного контейнера. Щурясь на солнце, он смотрел в небо. Там было тепло. Очень. Последнее осеннее солнце. Последние тёплые лучи перед тем, как придёт зима. Лёд начал таять на поверхности, но внутри у Васьки уже всё замёрзло.
С наступлением вечера стало по-настоящему холодно. Мороз, ветер, колючая крошка снега — всё это пронизывало насквозь. Кот не знал, куда идти, где укрыться. Он нашёл кучу сухих листьев, забрался внутрь и свернулся клубочком. Сначала дрожал, весь сжался от холода. А потом… Потом шерсть задубела от влаги и мороза, и ему вдруг стало легче. Будто бы в теле начало разливаться тепло. Какой-то голос внутри говорил ему: «Спи… Всё закончится… Устанешь — и станет спокойно». Васька слушал, соглашался, смыкал веки. Внутри — покой. Снаружи — холод. И зачем бороться? Завтра снова голод, снова холод. И снова одиночество.
Он в последний раз глянул на фонари, что зажглись вдали. Когда-то он смотрел на них из тёплого окна. Сейчас же — просто смотрел в последний раз. Его глаза ещё раз отразили этот свет. И именно этот слабый огонёк заметила рыжеволосая девочка, шедшая мимо с отцом.
— Пап, там кто-то есть, — дёрнула она его за рукав.
— Да нет там никого, — вздохнул мужчина, кутаясь в куртку. — Пошли домой, замёрз я.
Но девочка не отставала. — Я видела свет. Там, в листве. Свет!
— Свет в листве? — переспросил отец, удивлённо хмыкнув. — Да быть такого не может…
Но она уже стояла у кучи, раскапывая листья. И вдруг закричала:
— Вот! Папа! Я же говорила! Вот он!
— Кто «он»? — удивился отец, подходя.
— Он! — указала девочка на обледеневшее тельце рыжего кота. — Я видела свет в его глазах. Он живой!
— Да брось. Он замёрз. Это просто… просто трупик, — пробормотал мужчина.
— Нет! Он живой! — стояла на своём девочка.
Отец вздохнул, поднял кота, попытался нащупать пульс. А Ваське так хотелось спать. Голос внутри снова звал его: «Сон… покой… тишина…». Но рядом звучал другой голос. Детский. Настаивающий. Добрый.
— Свет в его глазах! — шептала девочка. — Я видела!
И тогда он, не понимая почему, завернул кота в свою куртку и поспешил домой. Девочка бежала рядом, просила поторопиться:
— Папочка, пожалуйста! Он замёрзнет!
В их доме, на пятом этаже, загорелся свет. Кота окунули в тёплую воду, поили молоком. А девочка гладила его и шептала:
— Только не умирай. Пожалуйста. Ты теперь мой. Живи…
И лёд на его шерсти растаял. А вместе с ним — и в душе Васьки стало таять. Он уже не спал. Он смотрел. С удивлением и благодарностью. На папу, который грел ему лапки. На девочку с рыжими волосами. На свет. На тепло. На жизнь.
А снаружи, под окнами, стоял тот, кто приходит редко. Он смотрел вверх и тихо говорил:
— Всё, что мог… Всё, что мог.
Он помолчал, потом добавил:
— Свет. Его видят не все. И ещё меньше тех, кто умеет его сохранить.
А Васька, глядя на девочку, не думал о высоком. Он просто чувствовал. Он видел свет. В её глазах.
