Николай Петрович решил отправиться за грибами. Воздух был свежим, наполненным запахом дождя, который только что прошёл, и мокрых листьев. Корзинка тяжело висела на его плече, а нож для грибов был в кармане старой куртки, в которой он уже ходил не один год. Лес встретил его тишиной, и Николай Петрович глубоко вдохнул, ощущая, как уходит напряжение. Именно для этого он любил лес — за одиночество, за возможность быть наедине с природой.
И тут он заметил, что он не один. На тропинке сидела собака. Худенькая, грязная, с клочьями свалявшейся шерсти, но с глазами, полными отчаянной надежды, которые прямо смотрели на Николая Петровича.
— Ты что тут делаешь? — буркнул Николай Петрович. — Кыш, давай!
Пёс не двинулся с места, только тихо заскулил и поковылял вперёд, постоянно оглядываясь. Он как будто звал Николая Петровича за собой.
— Да что ты, — отмахнулся Николай Петрович. — Мне грибы собирать надо.
Но пёс снова обернулся и заскулил. Что-то в этом взгляде заставило Николая Петровича замереть.
— Ладно, — вздохнул он. — Веди уже, раз так нужно.
И пёс побежал дальше, углубляясь в лес, а Николай Петрович пошёл за ним, сам не понимая, почему не может остановиться. Они уходили всё дальше, и Николай Петрович несколько раз пытался остановиться или развернуться, но взгляд собаки был настолько настойчивым, что ему не удавалось.
— Да что ты такой настырный? — продолжал ворчать Николай Петрович, перепрыгивая через поваленные деревья. — Я вообще-то за грибами пришёл!
Но собака всё продолжала вести его всё глубже в лес. Мужчина уже начинал раздражаться, когда пёс вдруг остановился. Они оказались на небольшой поляне, и перед ними стояла старая полуразрушенная избушка.
— И что это? — спросил Николай Петрович, оглядывая развалины. — Ты меня сюда привёл?
Собака тихо заскулила и побежала к провалу в полу, где когда-то был погреб. Николай Петрович подошёл поближе и заглянул в тёмный провал.
— Эй! — крикнул он. — Кто там?
Из подземелья донёсся слабый стон.
— Вот чёрт, — бросил Николай Петрович корзинку и начал искать что-то, чтобы помочь. Он нашёл старую доску, прислонил её к краю ямы и осторожно спустился вниз.
Темнота окружила его. Вонь плесени и сырости сразу ударила в нос. Он достал телефон, включил фонарик и направил свет в угол. Там, в грязи, лежал человек, весь в порванной одежде и с засохшей кровью на лице.
— Эй, вы как? Живы?
Человек с трудом открыл глаза и прошептал:
— Воды…
Николай Петрович достал из кармана фляжку, приподнял его голову и дал ему немного воды.
— Что с вами случилось? Как вы здесь оказались?
— Упал, — едва выговорил мужчина. — Шёл, темно было… не заметил яму…
— Давно тут?
— Два дня, может.
Николай Петрович осмотрел яму. Он понимал, что выбраться отсюда без помощи этот человек не сможет. Если бы не пёс.
— Давайте, попробуйте встать. Я помогу.
Мужчина с трудом приподнялся, опираясь на Николая Петровича. Когда свет фонарика осветил его лицо, Николай Петрович остановился, потрясённый.
— Василий? — произнёс он, едва веря своим глазам.
Мужчина поднял взгляд и узнал его.
— Коля? Николай Петрович?
В голове Николая Петровича пронеслись воспоминания о прошлом: собрания, крики, унижения, разрушенная жизнь. Он чувствовал себя подавленным.
— Ты? — произнёс он, почти не веря.
Василий посмотрел на него с выражением, которое можно было бы назвать смесью страха и смирения.
Скулёж пса напомнил о настоящем. Он всё ещё сидел у ямы, ожидая.
— Ну что, — сказал Николай Петрович. — Веди, раз привёл.
Василий с недоверием посмотрел на него.
— Ты мне поможешь? После всего?
Николай Петрович не ответил. Он просто подставил плечо, поддерживая Василия, чтобы тот мог встать.
— Недалеко отсюда есть доска. Попробуем выбраться. Только медленно. У тебя что-то сломано?
— Нога, кажется, вывихнута. И голова болит.
— Обопрись сильнее, потихоньку.
Николай Петрович медленно пошёл к импровизированной лестнице. Каждый шаг давался ему с трудом — Василий едва держался на ногах. Но Николай Петрович крепко поддерживал его, не позволяя упасть. Подняться из погреба было намного сложнее, чем спуститься. Василий едва переставлял ноги, а Николай Петрович, несмотря на свою крепость, тяжело дышал от веса чужого тела. Доска, на которой они опирались, скрипела и прогибалась. В какой-то момент она треснула, и оба чуть не рухнули обратно.
— Держись! — выдохнул Николай Петрович, чувствуя, как его пальцы затекают от напряжения. — Почти, держись!
Пёс наверху метался и скулил, как бы подбадривая их. Когда они наконец выбрались, Василий рухнул на землю. Его трясло — то ли от холода, то ли от пережитого страха. Николай Петрович сел рядом, стараясь отдышаться. Осенний свет, пробиваясь через кроны деревьев, высвечивал лицо человека, которого он долгое время считал своим врагом. Это лицо выглядело жалким и беспомощным.
— Ты спас меня, — с трудом произнёс Василий. — После всего, что я тебе… — его голос едва слышен.
Николай Петрович поднял взгляд к деревьям, размышляя, что ответить. Он не знал.
— А я должен был оставить тебя там? — произнёс он, взгляд его не встречал взгляд Василия.
— Мог бы, — Василий закашлялся. — Никто бы не узнал. Справедливо было бы.
— Справедливо, — эхом откликнулся Николай Петрович, но слово прозвучало пусто. Сколько лет он мечтал о справедливости, представляя, как судьба воздаст этому человеку по заслугам. И вот он увидел его — униженного, испуганного. И что?
— Тридцать лет я представлял нашу встречу, думал, что скажу, что сделаю, — медленно сказал Николай Петрович.
Василий молчал, лишь смотрел, и в его взгляде не было страха, а скорее, понимания.
— И что теперь? — спросил он. — Уйдёшь?
Николай Петрович покачал головой.
— Нет. Нужно довести тебя до деревни. А пёс твой?
Николай Петрович взглянул на собаку, сидящую рядом.
— Не мой. Бездомный. Я его подкармливал пару раз. Неделю назад. Не думал, что он меня запомнит.
Николай Петрович протянул руку и погладил пса по грязной шерсти. Пёс не двинулся, только взглянул — взгляд тот же человеческий, полный понимания.
— Умное животное, — сказал Николай Петрович. — Понял, что тебе нужна помощь. И привёл.
В этих словах, в их тоне было что-то смешное. Николай Петрович — помощь для Василия? После всего?
— Слушай, я… — начал Василий и его голос дрогнул. — Я был не прав. Я знаю. Всегда знал.
Как часто Николай Петрович мечтал услышать эти слова! Он был уверен, что в этот момент почувствует триумф, радость. Но вместо этого он не почувствовал ничего, кроме усталости.
— Тебя всё равно надо до деревни довести, — сказал он. — И там уже скорую вызвать. Вставай.
Он помог Василию подняться и закинул его руку себе на плечо. Они пошли через лес — два старика, когда-то полные сил и страстей. Пёс шёл рядом, часто оглядываясь, проверяя, идут ли они за ним.
Они почти не разговаривали по дороге, потому что все слова были сказаны — или не сказаны — тридцать лет назад. На полпути Василий вдруг схватил Николая Петровича за руку. В его глазах стояли слёзы.
— Знаешь, я ведь каждый день, каждый день думал об этом. Что натворил. Как тебе жизнь поломал.
Николай Петрович осторожно высвободил руку.
— И что толку? — спросил он тихо. — Что толку теперь?
Василий опустил голову.
— Никакого. Просто хотел, чтобы ты знал.
— А ведь я тоже, каждый день. Каждый чёртов день думал о тебе. О том, как отомщу, если встречу. Ты всё это время жил в моей голове. Как будто не отпускал меня.
Пёс, пробежав вперёд, часто оглядывался — словно убеждался, что они всё ещё идут, не повернули назад. И где-то глубоко внутри Николая Петровича тяжесть, которую он носил все эти годы, стала немного легче, но не исчезла.
К деревне они пришли, когда солнце уже клонилось к закату. Василий, с трудом переставляя ноги, упорно шёл, опираясь на Николая Петровича. Пёс бежал рядом. Время от времени он останавливался и поглядывал на них.
На краю деревни встретила их соседка Николая Петровича, Анна Михайловна. Она ахнула и схватилась за голову.
— Господи, Петрович! Что случилось-то?
— Скорую вызови, — кратко сказал Николай Петрович. — Нога, кажется, сломана. И голова.
Анна Михайловна поспешила в ближайший дом, а они медленно двинулись дальше — к дому Николая Петровича. Там можно было подождать скорую.
— К тебе? — удивился Василий, когда понял, куда они идут.
— А куда ещё? — буркнул Николай Петрович. — Не оставлять же тебя на лавочке.
Во дворе Николай Петрович помог Василию сесть на скамейку, принёс воды и полотенце, чтобы вытереть лицо. Пёс лёг рядом, положив голову на лапы, не сводя глаз с Василия, как будто боялся, что тот исчезнет.
— Спасибо, — тихо сказал Василий. — Я бы не выбрался без тебя.
Николай Петрович пожал плечами.
— А я бы не нашёл тебя, если бы не пёс.
Они помолчали. Издалека слышался звук сирены — Анна Михайловна, вероятно, дозвонилась.
— Знаешь, — сказал Василий, глядя куда-то поверх головы Николая Петровича, — я всё время хотел извиниться перед тобой. Но не знал, как. А потом стало поздно. А потом…
— Ну и ладно, — неожиданно ответил Николай Петрович. — Было и прошло.
И, самое удивительное, он почувствовал это. Как будто что-то внутри отпустило. Не до конца, но всё же.
Звук сирены становился всё громче. Скоро приедет скорая, и Василий уедет. А Николай Петрович останется — с пустой корзиной для грибов, с этим странным псом и с чем-то новым внутри — свободой, возможно.
— Собаку-то куда денешь? — вдруг спросил он.
Василий удивлённо посмотрел на пса.
— Не знаю. Может, приютит кто.
Николай Петрович помолчал, а потом осторожно протянул руку и погладил пса по голове.
— Ладно, — сказал он. — Оставлю пока у себя. Потом решим.
Машина скорой помощи остановилась у калитки. Перед тем, как его увезли, Василий сказал:
— Спасибо тебе. За всё.
Николай Петрович просто кивнул и остался стоять у калитки, вместе с псом, который смотрел на него с надеждой.
