«Какая же короткая у меня получилась жизнь, — думал щенок. — Весна, лето, осень и капля зимы… Печально». Он уже не сопротивлялся — знал, что мороз однажды сожмёт его сердце своей ледяной, равнодушной рукой…
Старик не заметил, как из человека с именем он стал просто «дед с десятой квартиры». Никто больше не вспоминал, кем он был прежде. Да и имя его давно кануло в лету.
Он свыкся. С тем, что стал невидимкой, и с тем, что оказался никому не нужным.
«Теперь всё в спешке. Людям ни до кого нет дела. Старики будто стираются — сначала теряют цвет, а потом и вовсе становятся незаметными», — размышлял он.
«Я на свободе!» — торжествовал маленький пёс. Он запомнил эту фразу из обрывка песни, что доносилась из быстро мчавшейся машины.
Песня исчезла, растворилась в шуме улицы, но эти слова зацепили его. Быть свободным гораздо приятнее, чем чувствовать себя забытым.
Щенок был молод, у него не было дома, но он не жаловался. Он появился на свет прямо на улице, и то, что выжил — уже было победой. Иное существование он и не знал, поэтому воспринимал свою жизнь как естественное положение вещей. Радовался каждому дню.
Сейчас было лето. Он имел мягкое солнце, зелёные кусты на пустыре и кусок сосиски, который ещё хранился в животе. Солнечные лучи грели его тёмную шерсть, вокруг люди суетились, а мир казался добрым и дружелюбным.
Летом быть одиноким — не так уж плохо.
Старик тоже любил лето. Оно давало ему возможность покинуть тесные стены квартиры и неспешно гулять, вспоминая былое.
Или просто сидеть на лавке, ничего не думая, подставляя лицо солнечным лучам и наблюдая, как небо выцветает до бледно-голубого. Ему никто не мешал. Никто и не замечал. Почти никто. Только она — соседка напротив.
— Добрый день, — говорила она всякий раз, проходя мимо.
Он отвечал кивком и лёгкой улыбкой. Её имени он не знал. В душе называл её «девчушка». Была она юной, стройной, лучистой. Сколько ей? Двадцать? А может, чуть больше?
Определять возраст он не умел. Просто всех женщин делил на девушек, дам и бабушек. Последние — это его ровесницы. Таких вокруг почти не осталось. Немногие доходят до восьмидесяти…
С теми, кто был его возраста, старик не водился. Они имели детей, внуков, свою насыщенную жизнь. Он чувствовал себя рядом с ними неуместным.
У него — никого. Жизнь сложилась так. Женщина, которую он любил, не захотела его судьбы. Ей нужны были стабильность, достаток, спокойствие. Она выбрала другого.
С тех пор старик не искал любви. Так и прожил — в одиночестве. Иногда ему казалось: если «девчушка» однажды не поздоровается — он просто исчезнет…
Щенок не знал, что настала осень. Он никогда раньше её не встречал.
Сначала ему даже понравилось: жары больше не было, деревья роняли яркие листья, а те, попадая в лужи, превращались в кораблики.
Но вскоре всё изменилось.
Утренние туманы стали пронизывающими, дождь — холодным и колючим, а ветер — беспощадным. Листьев становилось всё меньше, и деревья обнажались, как скелеты. На лужах появлялся лёд — сначала прозрачный, тонкий, потом всё толще.
Свобода перестала радовать. Щенок мечтал о тепле. О доме. О миске с едой и тёплой лежанке у батареи. Но никто его не звал. Никто не замечал.
Люди проходили мимо, спеша по своим делам. Они, казалось, даже не поняли, что лето закончилось.
«А что же дальше?» — подумал он. И вдруг ощутил: ему страшно…
Старик терпеть не мог осень. А ещё больше — зиму. Квартира становилась душной и глухой, а за окном царила белая пустота. Небо казалось низким, а деревья — мрачными и безжизненными.
Самое обидное — даже «девчушка» исчезала. Они переставали встречаться. Зима отнимала у него последние нити общения…
Маленький пёс лежал на люке над теплотрассой. Ему было не до страха. Он устал.
Устал голодать, искать угол, где не дует ветер, бегать в поисках еды. Он боролся с холодом, но зима была равнодушна. Она не жалилась. Она засыпала улицы снегом, морозила землю, покрывала всё белым молчанием.
«Какая же короткая у меня жизнь… Всего лишь весна, лето, осень… и чуть-чуть зимы», — думал он.
Щенок понимал: мороз рано или поздно проникнет в него, схватит сердце своей ледяной ладонью. А потом снег аккуратно скроет его тело…
Старик вышел в магазин — это было одно из немногих дел, ради которых он покидал квартиру зимой. Мороз кусал щёки, ветер пробирался под одежду. Он кутался в пальто, придерживал палку, шагал осторожно — под снегом могли прятаться коварные ледяные ловушки.
И вдруг он увидел: чёрный комочек на люке. Пёс? Мёртв?
Старик медленно подошёл, присел, снял перчатку и коснулся шерсти. Тёплая!
Щенок приоткрыл глаза. Глянул на старика с недоумением. Будто спрашивал: «Зачем ты подошёл?»
Он ничего не ждал. Ни чудес, ни помощи. Он просто не привык, что на него кто-то смотрит.
Старик с усилием попытался поднять пса.
— Ничего, справимся…
— Давайте помогу! — раздался голос.
Это была она. «Девчушка». Она скользила по снегу, махала варежками, спешила к ним. Поддержала старика, подала палку, потом подняла пса.
— Бедный малыш. Замёрз совсем. А вы как? Пойдёмте. Отведу вас домой!
— Я… в магазин…
— Потом. Список мне дадите — всё куплю. А сейчас — домой. Тепло — в первую очередь!
И он пошёл. Без возражений…
Пока они шли к подъезду, наконец-то состоялось настоящее знакомство:
— Я Лена, — сказала «девчушка», улыбаясь. — Вот ведь как странно, живём через стенку, а и имени друг друга не знаем.
— Иван Петрович, — произнёс старик.
Имя прозвучало для него непривычно — так давно он никому себя не называл, будто и забыл, как это делается.
— А как звать этого чёрненького? — Лена взглянула на пса. — Может, Счастливчиком? Удача ему сегодня явно улыбнулась.
— Пусть будет Счастливчик…
С тех пор Лена стала частой гостьей. Стоило только на лестнице послышаться знакомым шагам, Счастливчик уже радостно метался к двери, а звонок доносился весёлым: «Бз-з-з-з!» Пёс нетерпеливо вился у порога и бросал взгляды на хозяина.
— Да иду я, иду! Это Лена к нам! Кто ещё так настойчиво звонит? — старик спешил к двери.
— Привет, мужчины мои! — входила Лена, и словно солнце заливало всю квартиру. — Скучали по мне?
Они устраивались на кухне с чаем, вели разговоры, полные смысла. Счастливчик лежал под столом и слушал каждое слово…
— Так у вас была прямо та самая — любовь? — как-то спросила Лена.
— Да не лебединая, обычная человеческая, — ответил Иван Петрович. — Просто так получилось, что я один раз по-настоящему полюбил… Тебе и правда интересно?
— Конечно. Расскажите.
Он провёл рукой по виску, будто нащупывая нужные воспоминания, и начал свой рассказ…
— Дело было давно… Я работал горноспасателем. Работа — не просто профессия, призвание. Ты пойми, Леночка, я рос в шахтёрском городке. Отец погиб под завалом, когда я ещё пацаном был. Не успели вытащить…
С тех пор я дал себе слово: вырасту — и стану спасать. Чтобы никто больше не терял отцов, как я. Учился, прошёл подготовку, вступил в отряд. Работу свою любил, да и нужной себя чувствовал. А потом появилась она — Света.
Про неё много говорить не стану. Просто скажу — единственная. Да и я для неё был не чужим. Но профессию мою она не принимала:
— Ваня, однажды ты не вернёшься! — упрекала она. — А я семью хочу, спокойствие, уверенность…
Я всё пытался убедить, что справлюсь, что учёба не зря прошла. А она сначала просто злилась, потом ушла. К тому, кто был «надёжней». Всё при нём: и профессия «нормальная», и достаток…
Я с ума сходил, стена мне была собеседником. Но выжил. Только вот сердце моё, похоже, навсегда закрылось. Вся любовь, что была отпущена мне судьбой, ушла к ней…
С тех пор в работе только и жил. Рвался в самые сложные задания, страха не знал. И вот, судьба не выдержала — проучила…
Обвал в старой шахте. Подростки забрались, ищем. Одного сразу нашли, а второго — нет. Я пошёл один. Ошибка…
Потолок обрушился. Очнулся в больнице. Ногу собрали по частям. Спасателю конец. Перевели меня в завхозы. Снабжение, документация… А потом — пенсия, одиночество, затворничество.
Так и дожил. Один. Ни семьи, ни друзей, ни даже могилки, к которой бы пришли…
Иван Петрович замолчал, вздохнул.
— Прекращайте так говорить! — строго произнесла Лена. — У вас есть Счастливчик, а теперь и я — ваша подруга. Забудьте про Костлявую! Вы должны жить вечно, ясно?
— Я постараюсь, — улыбнулся старик. Но, помедлив, добавил: — Только пообещай, Леночка, если вдруг всё же не получится, не оставь Счастливчика. Он ведь теперь наш общий.
— Даже не думайте. Он со мной, навсегда.
— Знаешь… Я теперь даже к старухе с косой не с таким страхом. Ведь ты рядом. Ты — моя наследница…
— Отставить! — нахмурилась Лена.
Иван Петрович прожил ещё восемь добрых лет. С ясным умом, тёплым сердцем. Счастливчик был с ним, а Лена каждый день заглядывала. Даже когда вышла замуж, навещала — гуляла с псом, помогала Ивану Петровичу, просто была рядом.
Он однажды отдал ей второй комплект ключей. «На всякий случай». И этот случай настал.
Именно Лена первой узнала, что Костлявая всё же пришла. Она нашла Ивана Петровича в его кровати. Счастливчик лежал рядом и тихо скулил.
Лена подняла пса, прижала к груди.
— Больно, я знаю. Но ты не один. Он свою жизнь прожил хорошо. А теперь мы будем жить дальше. Вместе. Ведь мы — почти семья.
Пёс затих. Он знал. И ещё знал то, чего Лена пока не знала: Иван Петрович оставил ей квартиру по завещанию. Он пошёл к нотариусу, составил всё как положено и даже сказал Счастливчику:
— Лене достанется наша квартира. Хорошая она. Ты ей не болтай, пусть сюрприз будет.
Счастливчик молчал. А потом Лена узнала.
Прошли годы. Счастливчик поседел, стал степенным. Но лето до сих пор — его любимое время. Особенно он любит, когда Лена берёт поводок и говорит:
— Пойдём, навестим Ивана Петровича.
Они идут через парк, по тропинке к серебристому ограждению. Лена садит цветы, подкрашивает скамейку. А Счастливчик думает: настоящее счастье — не свобода. Настоящее счастье — это любовь.
