Николай сжал руль так, что побелели костяшки. Уже третью ночь он в пути, веки слипаются, в висках стучит.
Работа — ни дать ни взять: суета, сроки, выматывающий график.
По радио уже не первую смену крутят одно и то же. Попса, от которой зубы сводит. Переключает на новости — опять санкции, опять кризис. Выключает вовсе.
Тишина в кабине будто давит. Гнетущая, слишком громкая.
Полгода прошло с тех пор, как он привык к этой пустоте. Раньше телефон звонил регулярно. Дочка почти каждый вечер интересовалась, где он, когда приедет, как дела.
А потом произошёл разговор, после которого всё изменилось.
— Пап, ну ты сам-то понимаешь, что делаешь? Ты же не робот, а человек!
— Я же стараюсь для вас…
— Для нас? Или ты просто от нас бежишь?
После этого трубка молчала. Он пытался дозвониться — раза четыре или пять. Ответы были отстранённые, холодные. Как будто чужому. Перестал набирать.
Может, и правда так лучше.
За окном — густая ночь.
Он щурится, стараясь удержать фокус на трассе. Осталось часа три — и будет дома. Его холостяцкая квартирка с пустым холодильником, телевизором, что включается для фона, и стенами, которые молчат.
Перед ним поворот. Николай сбрасывает скорость, включает пониженную.
И вдруг в свете фар — белое пятно.
Боже!
Тормоза визжат, фуру заносит. Сердце едва не выскакивает из груди. Он с трудом выруливает и останавливается на обочине.
Выскочив с фонариком из кабины, он бросается назад. Лужи, мокрый асфальт. Светит в кювет.
— Где ты? Эй!
И вдруг слышит — тихонькое повизгивание.
Под кустом, прямо в канаве, свернулся комочек. Щенок. Белый, крошечный, дрожащий от страха и холода. Одна лапка поднята, но он жив.
Николай присел. Щенок поднял мордочку. Глаза — черные бусинки, полные ужаса и надежды.
— Ну что ты, малыш… Влип?
Осторожно берет на руки. Теплый бок прижимается к куртке, тот не дергается, не скулит. Просто прижимается.
Что теперь?
Рация оживает:
— Коля, ты чего стоишь? Что случилось?
— Да нет… не авария.
— А что тогда?
— Да щенка чуть не сбил. Еле успел.
Пауза. Потом насмешка:
— С ума сошел? Брось ты его, и поехали. У нас ещё дела до ночи.
Николай смотрит на пушистый комок в руках. Щенок больше не дрожит, только греется о него.
— Принял, — говорит он в рацию.
Но не бросает.
В кабине находит старую коробку, на дно кладет куртку. Аккуратно укладывает щенка.
— Что, дружок? Поедешь со мной?
Утром, съехав с шоссе, он останавливается в первой деревне. Щенок почти всю ночь поскуливал, а под утро лапа опухла.
— Надо что-то решать.
Деревня — пара улиц и магазин. Но в одном окне — табличка: «Ветпункт».
Повезло.
У калитки старого, но опрятного дома его встречает женщина — лет сорока с хвостиком, в халате и джинсах, с серебристыми прядями в темных волосах.
— Что у вас?
— Щенка подобрал. Кажется, лапу повредил.
Светлана — так она представилась — повела его внутрь. Комната пахла антисептиком и лекарствами.
Она аккуратно взяла щенка, ощупала.
— Перелома нет. Просто сильный ушиб. Будет хромать немного, но жить будет. — Взглянула на Николая. — Его кто-то ждет?
— Не знаю. Нашел ночью на трассе.
— Такое часто бывает. Город близко, щенков выбрасывают, чтобы «в природе» жили.
Говорила с усталостью, без злобы.
— А дальше?
— Кто-то берет. Кто-то… не успевает.
Николай наблюдал, как она бинтует лапку. Щенок лежал спокойно, будто доверяя ей с первого взгляда.
— Сколько с меня?
— Нисколько. За то, что не проехали мимо — не берут.
Щенок снова оказался у него на руках и сразу уткнулся мордой в ладонь.
— Он уже выбрал вас, — сказала Светлана.
— Что?
— Собаки так делают. Не просто так.
Перед отъездом он зашел в деревенский магазин. Взял банку собачьего корма, миску. Продавщица улыбнулась:
— Приобрели друга?
— Сам прибился.
Щенок освоился быстро. На пассажирском сиденье — полотенце и вода. Он поел, попил, потом подошел поближе и положил голову Николаю на колено.
Тепло. Невероятное тепло.
Москва была еще далеко. Щенок дремал, иногда поднимая глаза на Николая — с полным доверием.
— Как звать-то тебя? Белая ты… может, Снежка? Хотя кто ты вообще? Мальчик, девочка?
На заправке проверил. Девочка.
— Ну, Снежка. Так и быть.
На имя отреагировала — хвостом завиляла.
Николаю это понравилось.
На следующий день, разгружая фуру, он вдруг заметил, что торопится. Раньше мог сидеть в кабине, слушать, ничего не делать. А сейчас — спешка. Снежка ждет.
Она встретила его радостным повизгиванием. Попробовала встать — хромала, но хвост бил с такой силой, что и слов не нужно было.
— Тосковала? — он провел рукой по голове. — А я, знаешь, тоже.
Телефон зазвонил. Номер незнакомый.
— Да?
— Папа? — голос дочки. — Ты звонил вчера? У меня пропущенный. Там еще собака лаяла на фоне…
Он вспомнил. Видимо, случайно нажал что-то, когда Снежка скулила.
— Нет, не специально.
— Ясно… Слушай, а приезжай на Новый год, ладно? Максим спрашивает про дедушку…
Имя внука кольнуло сердце. Семь лет. Видел его в последний раз давно.
— Не знаю, Оля…
— Подумай, ладно?
Он долго сидел в кабине. Снежка сопела рядом, иногда посматривала с ожиданием.
— Ну как думаешь, поедем? — спросил он. Она положила морду на его ладонь. Тихо, спокойно. Словно говорила: «Я с тобой».
Прошла неделя. Снежка чувствовала себя в квартире как дома. Почти не хромала, разве что после сна. Николай привык, что по вечерам рядом теплая спинка, что из кухни доносятся звуки лап.
Он даже купил ей косточку и мяч. Она играла с ними, приносила к ногам, приглашала.
— Балованная ты у меня, — улыбался он.
Но где-то в глубине его терзал вопрос: а вдруг ищут? А вдруг ждут?
В субботу повез ее в ветеринарку. Молодой доктор осмотрел, проверил на чип.
— Ничего. Ни меток, ни данных. Метис, но с породистой кровью. Что-то от лайки.
— А объявления? Пропажи?
— Можно искать. Но вероятность мала. Вы не первый.
Николай оставил свой номер, но в глазах врача было недоверие.
Он понял: Снежка теперь его.
Эта мысль одновременно радовала и тревожила. Николай уже успел привязаться к Снежке, но в голове крутились вопросы: а вдруг где-то в доме плачет ребёнок, потерявший любимицу? Что, если он забрал чужое счастье?
Он сидел в своей квартире, на диване, медленно поглаживая Снежку. Та свернулась калачиком у него на коленях, время от времени вздрагивая ушами. Вдруг открыла глаза, посмотрела прямо ему в лицо — спокойно, доверчиво, будто знала всё и прощала всё. Как тогда сказала ветеринар — она его выбрала.
Вдруг раздался звонок. На экране высветился номер ветклиники.
— Николай Петрович? — раздался женский голос. — У нас тут появилась женщина, описала собаку, очень похожую на вашу. Не могли бы подъехать?
У него внутри что-то оборвалось.
— Сейчас буду.
В клинике его уже ждали. Женщина — около тридцати пяти, ухоженная, в брендовой куртке, с безупречным макияжем и парфюмом. Рядом с ней стоял мальчик лет десяти, с угрюмым видом и скучающим взглядом.
— Ваша собака? — спросил ветеринар, когда Николай вошёл с Снежкой на руках.
Женщина посмотрела на щенка с оценкой, будто примеряя вещь в магазине.
— Ну… вроде похожа. Возможно, наша. Белла! — позвала она.
Снежка не шевельнулась. Только ещё крепче прижалась к Николаю.
— Странно, — женщина нахмурилась. — Она у нас две недели назад убежала с дачи. Мы её искали.
— А где именно? — тихо спросил он.
— Под Тверью. Были на выходных. Потерялась.
Под Тверью. Он похолодел — именно там он её и подобрал. Всё совпадает.
— Мам, а это точно Белла? — вмешался мальчик. — Она какая-то не такая. У Беллы характер был другой.
— Конечно, наша, — раздражённо бросила женщина. — Давайте её сюда.
Снежка заскулила, когда Николай осторожно подал её. Женщина взяла щенка, но явно с неприязнью — как неудобный пакет. Щенок дрожал, тянулся обратно, оглядывался.
— Может, просто не узнаёт, — неуверенно предположил врач. — Всякое бывает.
Женщина постояла немного, потом вдруг поставила щенка на пол.
— Вы знаете, я не уверена. У нашей Беллы на груди было пятнышко. У этой вроде нет.
Николай наклонился — чистая шерсть, без отметин.
— Точно, — с облегчением сказал мальчик. — Наша Белла была больше и с пятном.
Женщина махнула рукой:
— Ну и ладно. Значит, не она. Извините.
Они ушли.
Снежка тут же подбежала к Николаю, встала на задние лапки, тянулась передними, поскуливая.
— Испугалась, малыш? — он поднял её, прижал к груди. — Всё хорошо. Ты моя. Навсегда.
Она ткнулась ему носом в щёку, зарылась мордочкой в ворот куртки.
— Понятно, — тихо произнёс он. — Раз ты выбрала — я не отдам.
Когда они вышли на улицу и Николай посадил Снежку в машину, он почувствовал, как будто что-то внутри него окончательно встало на своё место. Никаких сомнений. Никаких «а если». Она — его.
— Поехали домой, — сказал он, поворачивая ключ в замке. — А завтра… завтра я позвоню Ольге. Скажу, что приеду на Новый год.
Снежка радостно пискнула, завиляла хвостом.
— Но только на твоих условиях, — усмехнулся Николай, взглянув в зеркало заднего вида. — Куда я — туда и ты.
Снежка положила голову на сиденье и тихо вздохнула. Словно соглашалась.
Тридцатого декабря Николай собирал вещи. Чемодан, пакеты, мешок с гостинцами. Снежка бегала по комнате, путаясь под ногами. Он присел, погладил её.
— Нервничаешь? Я вот тоже. Вдруг она скажет — с собакой нельзя? А вдруг снова стена между нами?
Снежка положила морду ему на колени. Спокойно. Уверенно. Как будто говорила: «Иди. Всё будет нормально».
Дорога заняла три часа. За окном вальсировал снег, трасса была скользкой, и Николай ехал медленно. Щенок, не привыкший к дальним поездкам, немного скулил.
— Потерпи, малышка. Скоро приедем.
У подъезда он заглушил двигатель. Посидел в тишине. Набирался духа.
Снежка тихо тявкнула, словно подгоняя.
— Права. Хватит бояться.
Он взял сумку, надел поводок, поднимались медленно — лапка ещё побаливала.
У двери Николай замер. Нажал кнопку звонка.
Ольга открыла почти сразу. Почти не изменилась — только взгляд стал уставшим.
— Папа? — она растерянно смотрела то на него, то на Снежку. — Ты всё-таки приехал…
— Приехал, — кивнул он.
Из-за плеча дочки выглянул мальчик. Кудрявый, худой, с огромными глазами.
— Дедушка? Это твоя собака?
— Моя. Знакомься — Снежка.
Мальчик присел, щенок подошёл, обнюхал. Потом лизнул протянутую ладонь.
— Классная!
Ольга отступила, давая им пройти.
В квартире пахло ёлкой, мандаринами и выпечкой. На столе — посуда на четверых. Праздничная скатерть.
— Ты знала, что я приеду? — удивился Николай.
— Надеялась.
За столом было немного неловко, но по-домашнему тепло. Максим делился историями о школе, о друзьях. Снежка устроилась у ног Николая, и каждый раз, когда ей что-то перепадало со стола, поднимала благодарный взгляд.
Когда внук ушёл спать, Ольга задержалась за столом.
— Пап, после маминой смерти ты словно исчез. Я думала, ты уже не вернёшься к нам.
— Я и сам так думал, — признался он, поглаживая щенка. — Но знаешь… одна собака — и всё изменилось.
Он рассказал. Про трассу, про скулёж в кювете, про женщину, что могла бы её забрать. Про выбор, который сделала Снежка.
— Самое странное, — закончил он, — это то, что она будто знала, что я — её. А я… я и сам не подозревал, что мне это нужно.
Ольга молчала, глядя на спящую Снежку.
— Ты нам нужен, пап. Мы просто всё это время смотрели в другую сторону.
Поздно вечером Николай вышел на балкон. На руках — Снежка. Внизу — огни, снежные улицы, отдалённые вспышки салюта.
Он прижал щенка к груди.
— Ну ты и дурочка. Лезть под фуру. Совсем с катушек.
Она тихо фыркнула, тёплым носом коснулась его щеки.
— Но если бы не ты… — он глубоко вздохнул. — Я бы, наверное, так и остался в темноте.
Снежка лизнула его в щёку и снова зарылась мордой в воротник. Всё было на своих местах.
