Этот молчаливый обмен репликами давно стал для Лены ежедневным ритуалом.
— Ты некрасива, — констатировало зеркало в коридоре с холодной беспристрастностью.
— Я в курсе, — мысленно отвечала Лена, чуть пожимая плечами.
Затем привычно поправляла длинную челку, стараясь прикрыть левую сторону лица, и проводила по губам почти невидимой помадой. Зачем? Наверное, потому что так когда-то делала мама. А до нее — бабушка. Так поступали миллионы женщин во все времена — скорее из привычки, чем из надежды что-то изменить.
После — маршрут известный до мельчайших деталей: автобус, кабинет в архиве мэрии, редкие посетители. И слава богу, что редкие — Лене было так гораздо спокойнее.
Скорее всего, родители просто не смогли. Или не особо старались. Или природа, в конец уставшая, мазанула кистью в последний момент — и получилась Лена, как получилась.
Она родилась с заметным родимым пятном, занимающим полщеки — невусом. Слово вроде красивое, а вот сам след — на любителя. Для многих Лена была просто уродиной.
В школе ее дразнили, в институте — просто делали вид, что не видят.
В подростковом возрасте она уговаривала маму убрать пятно. Но мама твердила:
— Во-первых, у нас нет лишних денег, папа твоими алиментами нас не балует. Во-вторых, останутся шрамы, а не дай бог — осложнения. Рак, например. А в-третьих, Бог тебя такой создал. Против воли Его идти не стоит.
Мама была религиозной. Когда ей было удобно. Лена спорить с ней не пыталась — это было бесполезно.
Со временем она смирилась. Даже начала верить, что невус, возможно, оберегает ее от худшего. Красавиц, выходит, замуж, а потом живут в страхе, побитые мужьями-тиранами.
А Лене никто не причиняет боли. Она не замужем — и в этом видела плюс.
«Никто ведь не умирал от того, что не был замужем…»
Сейчас у нее своя квартира — пусть маленькая, но своя. Работа спокойная. Компьютер старый, помещение в полуподвале, мрачноватое, но Лене этого хватало.
Только одиночество… Иногда подкрадывалось и садилось на край кровати, нашептывало тревожные мысли, не давало уснуть. Но и с ним Лена справлялась. Придумывала себе занятия, мысли, дела.
Почему с ней так? — не понимала Ромашка. Как только раздавался звонок, ее сразу же уносили от мамы и закрывали в кладовке, как нечто постыдное.
За что? Она ничем не отличалась от других щенков: те же лапки, уши-лепесточки, хвостик как морковка. Только остальных хозяйка показывала гордо:
— Очень породные щеночки. Вот мама. И папа — призер выставок! Красавец, что надо.
«А я?» — недоумевала Ромашка. — «У меня те же мама и папа. Почему я тут одна в темноте?»
Она толкалась носом в дверь, но та была на замке. Выпускали ее только когда все уходили.
— Ну иди, снежинка, — говорила хозяйка, отодвигая засов. — Еще одного купили. А вот с тобой — ума не приложу. Усыпить жалко, а показывать нельзя — репутацию испортишь.
Ромашка кидалась к маме, прижималась к теплой шерсти, получала поцелуй в макушку и слушала, как хозяйка брюзжит:
— Герда, ну как ты умудрилась? Откуда у рыжих такс альбинос?
Герда вздыхала в ответ. Она не понимала, в чем проблема.
Что Лене нужно завести собаку, первой сказала мама:
— Опять ты какая-то вялая, Лен. Как ни позвоню — все без настроения. Ты живешь для себя, никому даже носки стирать не надо — радуйся!
— Точно, повод для ликования. Одинокая, бесполезная, невзрачная тетка за тридцать. Умереть от счастья, — буркнула Лена, не в духе.
— Перестань. Не страшная ты, а метка Божья на тебе. Не одинокая, а свободная. Не бесполезная, а… — мама запнулась. — Словом, заведи котика, раз уж хочется о ком-то заботиться.
— Ага, и сразу десяток. Всё, пока.
Лена отключилась — и тут же подумала:
«А ведь идея! Только не кот. Я же в детстве мечтала о таксе. Забыла об этом, как и о многом… Пора вспомнить».
Звонок в дверь. За ней — хозяйка.
— Проходите, проходите, — донеслось из квартиры. — Осталось всего два щенка. Разобрали почти всех.
«А меня, значит, не считают», — обиделась Ромашка и толкнула дверь кладовки. И, о чудо, она приоткрылась! Она выскочила.
— А это кто у вас? — удивилась женщина.
— Это… брак, — смутилась хозяйка. — Пойдемте, покажу нормальных.
Но Лена уже присела перед Ромашкой и смотрела на нее так, как никто раньше не смотрел — с нежностью и изумлением.
— Мне не нужно других. Я возьму эту.
— Не лучшая идея.
— Почему? — Лена поднялась и взглянула прямо.
— Это альбинос. Породный брак. Уход сложный. Солнца боится, зрение плохое. Очки специальные нужны, иначе ослепнет. Иммунитет слабый — по ветеринарам будете бегать… Она не как другие.
— А я и сама не как другие. Мы подходим друг другу. Сколько за нее?
— Даже не знаю… Не думала, что кто-то заинтересуется Ромашкой. Забирайте. Только не говорите, где взяли.
— По рукам, — кивнула Лена и прижала белоснежную таксу к груди.
Новый дом показался Ромашке странным. Не страшным — просто совсем другим. Раньше была только загородка с мамой и темная кладовка.
«А здесь неплохо», — решила она и тут же сделала лужицу на полу — как знак: это теперь ее территория.
— Одобрено, да? — засмеялась Лена и пошла за тряпкой.
Ромашка действительно всё одобряла. Она спокойно терпела комбинезон на прогулке, не возражала против смешных очков. Да и на шпильки бы согласилась, только бы гулять.
На улице был целый мир — запахи, звуки, шмели, кузнечики. Собаки, совсем не похожие на нее или даже на маму. У одних лапы длинные, у других — огромные головы.
«Как они вообще нюхают кусты и подбирают „гадости“?» — удивлялась Ромашка.
Страннее всех были те, кто говорил «мяу» и шипел при попытке познакомиться. Лена звала их котами и просила Ромашку держаться подальше.
Ромашка слушалась. Ей и так всё нравилось.
А вот Лена не разделяла этого восторга. Она прятала лицо за волосами, утыкалась в телефон или книгу, избегая взгляда на мир.
Ромашка пыталась растормошить хозяйку: лаяла, тянула к другим, звала. Безрезультатно. Пока однажды…
— Какая у вас чудесная такса! Никогда таких не видел.
Лена подняла глаза. Перед ней стоял мужчина ее возраста, огненно-рыжий, весь в веснушках, будто солнце поставило на нем свои метки. Глаза — зелено-карие, теплые, озорные.
Рядом сидел черный блестящий такс. Настоящий красавец.
— Его зовут Кофе, — сказал мужчина. — А меня — Саша.
Этот безмолвный разговор со временем стал чем-то вроде привычного ритуала.
— Очень приятно, — прошептала Лена, и тут же, словно вспомнив что-то важное, поспешила спрятаться за густой прядью волос.
— Ну-ну, это уже невежливо, — возразил Саша, не дав ей полностью скрыться. — Мы тоже хотим узнать, как вас зовут. Верно ведь, Кофе?
Такс одобрительно ударил хвостом о гравий пару раз, будто соглашаясь.
— Ромашка и Лена, — нехотя произнесла она.
— Ну и славно, — улыбнулся Саша и уселся рядом с Леной на скамейку. Она слегка отодвинулась, почти незаметно.
— Мы, видимо, вам чем-то не угодили? — с искренним расстройством уточнил он.
— Нет, что вы… Просто мне кажется, вы измените мнение, когда рассмотрите меня повнимательнее, — Лена и сама удивилась, что вслух сказала такое.
Резким движением она откинула волосы, открыв левую часть лица, словно проверяя, сбежит ли сейчас этот весёлый рыжий парень со своим глянцевым таксом, испугавшись её внешности.
— А что тут такого, чтобы мне могло не понравиться? — спросил он удивленно.
Он не играл, не делал вид — он действительно не понимал.
— Может, вы просто плохо видите? — подозрительно спросила Лена.
— Да вроде бы нет, зрение в порядке. Я заметил родимое пятно — и что? У меня, между прочим, веснушек — на дюжину человек хватит. Так что, теперь мне простынёй накрыться и всю жизнь дома просидеть?
— Ну что ж, Саша, вы попытались быть добрым. Я оценила. Но нам пора. Ромашке нельзя долго быть на солнце, — она поднялась, дернула поводок и пошла прочь, не оборачиваясь.
Ромашка засеменила следом, но то и дело оборачивалась, явно недоумевая. Впервые она не соглашалась с хозяйкой. Зачем они так поспешно ушли от того солнечного мужчины и его великолепного такса?
Лена и сама не могла объяснить, что на неё нашло. Наверное, просто слишком сильно захотелось верить этому рыжему — вот оттого и стало так тревожно.
«Ну, всё, Ленка, соберись. У тебя ведь всё хорошо. Есть Ромашка — одиночества больше нет. И никакие рыжие тебе не нужны», — твердила она себе.
Но той же ночью ей приснился странный сон. Ромашка сидела на диване рядом, смотрела строгим голубым взглядом, мерно похлопывала хвостом по подушке и с упрёком говорила:
— Ну и трусиха же ты у меня! Ты же сама меня полюбила — несмотря на то, что я не такая, как все. Так почему себя не можешь принять?
— Всё у тебя просто, — попыталась оправдаться Лена. — Жизнь ведь не чёрно-белая…
— Да вы сами всё усложняете! Придумываете страхи, а потом мучаетесь. Живи, люби, радуйся, наконец! — возмущалась Ромашка. — Вот тебе и ультиматум: если продолжишь прятаться от людей, я больше с тобой не разговариваю! Ты меня любишь? Значит, и себя научись.
— Ладно-ладно, — капитулировала Лена. И проснулась.
Ромашка спала в ногах, посапывая, а на душе у Лены было легко, как давно не бывало. Мысль порхнула в голове, как светлая бабочка:
«А вдруг сегодня всё сложится иначе…»
— Кофе, стой, стой же! — Саша изо всех сил ловил ускользающий поводок.
Такс резко остановился, с укором глянув через плечо:
«Что ж он не понимает-то?! Там впереди — та самая белоснежная девочка в очках! И её бестолковая хозяйка!»
Кофе был расстроен вчера: ему так и не удалось познакомиться с той необычной белой таксой. И похоже, сегодня шанса тоже не будет.
Хотя… подождите. Та самая женщина машет рукой! Да-да, точно ему! Сашка аж порозовел от радости, даже веснушки не смогли спрятать его румянец. Он пошёл навстречу. Кофе понял: удача снова на его стороне!
В тот день они долго гуляли вместе, потом сидели на лавке, ели мороженое и болтали без умолку.
— У вас с Ромашкой прямо гармония, — восхищался Саша. — Обе не как все. А я вот рыжий-бесстыжий. Так меня в школе дразнили. А Кофе — самый обычный пёс.
— Он у вас замечательный, — улыбалась Лена.
— Ага, обычный красавец, — соглашался Саша. — И я его люблю, как дурак.
— Вы и есть немного безумец, — рассмеялась Лена. — Но с вами почему-то так легко…
— Потому что вы больше не прячетесь. Вот и легко.
«А ведь и правда, — подумала Лена. — А почему так вышло?»
— Не переживайте, я тоже раньше прятался. Веснушки, рыжина — дразнили, как могли. Мухомором называли, даже пугалом бешеным — правда, за спиной. Пока однажды я не врезал одному особенно настырному. После этого отстали. А я — назло — решил стать счастливым. Думаю: раз уж солнце меня так метко отметило, не для того же, чтобы я стыдился? Вот так и перестал бояться.
— А я не смогла… — прошептала Лена.
— Значит, всё ещё впереди, — ободрил Саша. — У вас ещё столько времени.
Две таксы — белая и чёрная — лежали чуть поодаль, будто живой символ инь-ян, и о чём-то переговаривались по-собачьи.
— Твой хозяин — просто золото! — восхищалась Ромашка. — Уверена, он мою Лену вылечит.
— Хороший он, конечно, — кивнул Кофе. — Только ты всё про него и про него. А я?
— И ты молодец. Ты же его воспитал.
— Вот то-то и оно! — весело скалился Кофе. — Хотя, воспитал — громко сказано. Он у меня шебутной, слушается не всегда. Но с возрастом, говорят, умнеют.
— Не скромничай. Он — просто находка. Весёлый, светлый, добрый. Лене — именно такой и нужен. У них может всё получиться?
— Обязательно, — убеждённо кивнул Кофе. — Я своего Сашку знаю. От него уже пахнет влюблённостью…
С тех пор прошло немало времени. Кофе оказался прав. Из симпатии выросла настоящая дружба, а потом — и любовь. Лена изменилась. Только зеркало в коридоре осталось прежним.
— Ты некрасивая, — сказало оно как-то утром.
— Ошибаешься, — подумала Лена.
Ритуал был нарушен. Зеркало замолчало. Лена расправила волосы, не скрывая лица. Помаду даже не тронула.
— Выбросить бы это старьё, — пробормотала она, снимая зеркало со стены и засовывая в мусорный пакет. — Пошли, Ромашка, мусор выносить. Кофе, наверное, в машине уже нервничает. Мы с тобой как всегда долго собираемся. Сашка уже дважды звонил.
Она надела поводок, взяла сумку. И они с Ромашкой вышли в новый день. Впереди — лето, дача, река, солнце.
«А у меня даже два солнца. Одно на небе, второе — мой Сашка», — с теплом подумала Лена.
