В двенадцать часов у неё была назначена операция. Обычная, плановая, ничего сложного. Час под наркозом, несколько простых манипуляций и уже вечером выписка домой. И, по-хорошему, следовало бы поехать с ней, но она не настаивала. Знала — он занят, ведь открытие нового филиала совсем скоро.
— Всё пройдёт благополучно, — улыбнулась она, — позвоню, когда всё закончится.
Поцеловав его в щёку и сунув в сумку пару пакетиков корма для уличных котов, что жили в подвале, она вышла за дверь.
Он поправил галстук, ещё раз критически посмотрел на своё отражение в зеркале и, прихватив с письменного стола папку с важными документами, отправился в офис.
Его должность генерального директора в компании, которую он за несколько лет вывел в лидеры рынка, требовала полной самоотдачи. И он отдавал всего себя работе, убеждая себя, что всё это ради них. Ради неё. Даже ради тех самых бездомных котов, которых она так преданно подкармливала.
Нет, он не ненавидел животных. Но её страсть к беспризорным дворовым хвостатым казалась ему странной, бессмысленной, лишённой практического толка. Привычка, с которой приходилось мириться так же, как мирятся с милыми, но непонятными причудами любимого человека.
Потому на её попытки притащить очередного бездомного домой он отвечал категоричным «нет». Не видел в этом ни пользы, ни выгоды. Совсем другое дело — породистый кот, экзотический сервал или хотя бы ориентал, которых он предлагал ради компромисса. В этом был статус, престиж. А её «подвальные» казались ему сущей обузой. Она пыталась объяснить, но потом просто устала.
«Простая операция… Плановая… Час наркоза… Я должен был быть там!!!»
Сколько раз он повторял это за ту неделю? Сотни? Тысячи? Когда, бросив всё, несся в больницу. Когда, хватая за рукав врача, требовал ответа. Когда рвал на части ненавистные бумаги с проектом, из-за которого не оказался рядом. Когда стоял на коленях у её койки, прижимая к лбу её неподвижную ладонь, умоляя не уходить, открыть глаза, сказать хотя бы слово.
Но она молчала. Никто не мог предвидеть, что обычная операция, наркоз всего на час обернётся комой…
— Мы делаем всё возможное, — твердил врач.
— Ничего вы не делаете! — срывался он, оплачивая перевод в отдельную палату.
— Шанс есть, надо подождать, — пыталась его успокоить медсестра.
— Где он, этот шанс?! — кричал он в пустом коридоре, когда спустя неделю она не приходила в себя.
Он цеплялся за всё: консультации светил медицины, разговоры, музыку. Заливал палату цветами. Почти перестал появляться в офисе, лишь бы сидеть рядом. Уговаривал, обещал, даже целовал её губы, как в сказке про Спящую красавицу, надеясь на чудо. Но чем дольше тянулись дни, тем глубже он проваливался в отчаяние. Его захлёстывала бессильная ярость.
Разбитая ваза, перевёрнутый стул. Сорванная с кресла сумка, из которой на пол высыпались пёстрые пакетики кошачьего корма. Того самого, что она купила для подваловских любимцев.
«Какой же я идиот! Господи, если бы только вернуть всё назад…»
Он готов был ползти за ней по дворам, таскать этих котов домой, обнимать каждого из них, лишь бы только она снова открыла глаза.
Когда силы покинули его, он просто опустился на стул, глядя на беспорядок. Собрал дрожащими руками пакетики с кормом, а спустя десять минут уже стоял у двери подвала, где жили её подопечные.
— Это называется фелинотерапия, но в таких случаях, как у вашей супруги, официально подтверждённых случаев улучшения нет, — говорил врач, наблюдая, как он втаскивает в палату очередную переноску.
— Тогда мы будем первыми, — отчеканил он, выпуская шестого кота подряд.
— Это её коты, вы понимаете? Её! И я всё отдам, лишь бы она знала, что я это понял.
— Я предупрежу персонал, — кивнул врач.
— Спасибо… Я должен был сделать это раньше…
— Никогда не теряйте надежду. Ошибки делают все, важно их исправлять.
— Теперь я уже никогда не забуду…
Снова двенадцать часов. Опять операция. Та же формулировка — простая, плановая. Час под наркозом, лёгкая манипуляция и домой в тот же день. И снова она не просит его оставаться рядом. Но на этот раз не может сдержать улыбку, наблюдая, как он, чертыхаясь, надевает шестую подряд шлейку на вырывающихся из рук котов.
Её котов. Тех самых, «бесполезных», которые когда-то своей тяжестью и теплом помогли ей вдохнуть после года в коме.
Семь пар глаз — её и кошачьих. Шесть облегчённых вздохов и один радостный вскрик — тот момент врезался ей в память навсегда.
Поэтому сейчас, когда ей снова предстоит лечь на операционный стол, она не испытывает страха. Видя усталое лицо мужа, к чьему костюму прилипла кошачья шерсть, она улыбается ещё шире.
А потом смеётся вслух, замечая взгляды прохожих: солидный мужчина в дорогом костюме, ведущий сразу шесть беспородных котов на разноцветных поводках, каждый из которых тянет в свою сторону, оглашая улицу обиженными «Мяу!». Зрелище действительно впечатляющее.
— Операция. Простая. Плановая. Час под наркозом и домой. А если вы ещё раз начнёте грызть шлейки, то останетесь дома! — ворчит он, сидя во дворе больницы с котами, на коленях у него букет роз с обкусанными лепестками.
Он проверяет часы, крепче сжимает поводки и смотрит на окно палаты, где уже просыпается его жена. Очень скоро их пустят к ней. И он обязательно расскажет, что эти усатые разбойники не слушаются его без неё.
И скажет главное: как сильно он её любит. И что будет любить всегда. Даже когда она сутками будет пропадать в приюте для кошек, который его компания недавно помогла построить.
Глупость? Может быть. Но для него с того дня, когда она открыла глаза, её «прихоть» стала самым важным смыслом. И теперь он готов воплощать в жизнь каждую её «капризную» мечту.
Пока не поздно. Всегда.