Николай Степанович, которого все вокруг называли просто дедом Колей или Степанычем, больше всего любил чай с сушёными цветами липы. В отличие от своей супруги, Марии Кузьминичны, он не признавал магазинной заварки.
— Ни запаха настоящего, ни пользы, одни траты. А липовый — совсем другое дело! Раньше, в тяжёлые годы, и вовсе не покупали чай, только травы да цветы — и здоровее были, — любил повторять дед, прихлёбывая душистый настой с вареньем или маленькой карамелькой.
На окраине их городка, там, где когда-то стояла барская усадьба, осталась старая липовая аллея. Летом, когда деревья покрывались золотистыми душистыми соцветиями, привлекая пчёл со всей округи, Степаныч забывал о своих болячках и отправлялся собирать цветы в большой полотняный мешок. Как бы ни палило солнце, домой он не возвращался, пока сумка не становилась полной. Возвращался усталый, но гордый — с чувством выполненного дела, чтобы на следующий день снова вернуться в свой «липовый рай».
Баба Маша ждала его дома, заранее устелив подоконники и столы газетами для просушки урожая.
— Ну ты у меня молодец, — встречала она его. — Сколько набрал! Иди обедать.
— В этом году цвет особенно хороший, — рассуждал Степаныч за тарелкой горячего борща. — Липы цветут так, что зелени и не видно. Завтра опять пойду, надо побольше запасти. Кто знает, смогу ли в следующем году, всё ж дело стариковское.
— Поберёг бы себя, Коля, — вздыхала жена. — Жара ведь стоит, не дай бог сердце прихватит.
— Не тревожься, Маша, таблетки при мне…
Ранним утром он снова отправился к аллее, положив в сумку бутылку воды. Срывая цветы снизу, переходил от дерева к дереву. Мешок был почти полон, когда под низкими ветвями он заметил тёмный лохматый комок. Это оказалась кошка, лежавшая на боку с высунутым языком. Степаныч осторожно коснулся её — жива. Тело было горячим, глаза закрыты. Старик достал бутылку и полил немного воды на голову бедняжки. Та открыла глаза и стала слизывать капли с его ладони.
— Пить хочешь? Сейчас, сейчас… — пробормотал он.
Наливая воду в ладонь, дед подносил её к мордочке измученной кошки. Она жадно лакала, но подняться не могла, только жалобно мяукала, глядя на человека с мольбой.
— Вот ведь история… Ну как же тебя оставить? — вздохнул он.
Степаныч аккуратно положил животное в пустую тряпичную сумку, а в другой руке понёс мешок с липовым цветом.
— Потерпи, родная. Бабка молочка нальёт, отойдёшь, только держись, — бормотал он по дороге.
Идя домой, он вдруг вспомнил детство. Отец погиб, мать по двенадцать часов работала на заводе, оставляя сына на хозяйстве. Коля топил печь, кормил кур, мыл полы, но когда наступали вечера, он оставался совсем один при свете коптящей лампы. Тогда единственной его опорой была кошка Мурка — тёплая, пушистая, ласковая. Она приходила, прижималась к нему боком, мурлыкала, и мальчишка незаметно засыпал, обняв её.
Когда Степаныч принёс находку домой, жена всплеснула руками и принялась ворчать:
— Ну и что нам теперь с ней делать? Мы ж не в частном доме живём, а в квартире! Ты зачем её притащил? Хочешь, чтобы у нас блохи по полу скакали?
А дед только покачал головой и прижал сумку с найденышем к груди, будто защищая маленькую жизнь от упрёков.
— Ну хватит ворчать, справимся, — сказал Степаныч и, чтобы успокоить супругу, вынул из сумки измождённую кошку. Та сразу прильнула к нему, словно понимая, что он её спаситель. Так в доме у пожилой четы появилась новая обитательница — кошка, которую дед назвал Липой.
В её густой, но взъерошенной шерсти кишели блохи, мучая ослабевшее животное. Степаныч приготовил таз с тёплой водой и понёс кошку в ванну, решив искупать её. Мария Кузьминична, заметив решимость мужа оставить находку, вздохнула и пошла помогать, но, оказавшись в её руках, Липа зашипела и вырвалась, выпустив когти.
— Иди, Маша, не мешай, я сам управлюсь, — строго сказал Николай Степанович.
Стоило хозяйке отойти, как кошка успокоилась и покорно перенесла долгую процедуру.
Для бабы Маши это стало первым уколом обиды. Она невольно начала ревновать мужа к строптивой питомице, ведь всё внимание теперь доставалось Липе. Со временем ситуация усугубилась. Вечерами, когда супруги садились перед телевизором, дед перебирался в кресло с кошкой на коленях, потому что Липа не позволяла Марии Кузьминичне приблизиться. Даже во время чаепитий Николай Степанович разговаривал с Липой, а та слушала его, щуря янтарные глаза. Ночью она спала рядом с его головой, днём следовала за ним повсюду.
Дед купил ей ошейник и поводок, и теперь они гуляли вместе, как с собакой. Даже в магазин или аптеку он умудрялся брать кошку. Корм же принимала только из его рук.
— Посмотри, Коля, неблагодарная какая. Я и кашку варю, и котлеты даю, а она — нос воротит, будто принцесса, — жаловалась Мария Кузьминична.
— Столько лет живём вместе, а я и не знал, что ты так животных не любишь, — с укором отвечал муж.
— Люблю, да только эта Липа особенная. К тебе льнёт, мурлычет, а меня будто врага воспринимает. Мы из-за неё стали чужими, даже ссоримся, — вздыхала она.
— Не обижайся. Это же кошка, ей не прикажешь, живёт по своим законам, — разводил руками Степаныч.
Кроме чаепитий, дед с Липой любили сидеть у окна и молча наблюдать за улицей. Но если рядом присаживалась баба Маша, кошка тут же уходила в сторону, словно ревниво охраняла своё право на внимание хозяина.
С приходом осени здоровье Николая Степановича пошатнулось. Изношенное сердце напоминало о себе всё чаще, но он скрывал недуг, тайком принимая горсти таблеток. Однажды ночью Мария Кузьминична проснулась от того, что кошка яростно рвала когтями её ночную рубашку и мяукала так, что у неё сердце екнуло.
— Что творишь, брысь отсюда! Коля! — закричала она. Но муж молчал. Липа бросилась к дивану, где он лежал бледный, весь в холодном поту.
Скорая увезла Степаныча в больницу. Кошка металась по квартире, кричала, не давая покоя хозяйке. Пришлось вывести её во двор. Но Липа, выскользнув из плохо застёгнутого ошейника, исчезла. Мария Кузьминична махнула рукой и поспешила в больницу. Не заметила, как кошка спустилась с дерева и пошла за ней следом.
Врачи приняли её и успокоили:
— Вы вовремя вызвали скорую, жена у нас — героиня. Подлечим, и ваш муж ещё встанет на ноги.
— Благодарите не меня, а нашу кошку, — призналась Мария Кузьминична.
Доктор, усмехнувшись, сказал:
— Берегите её, у вас настоящий хранитель.
Увидев мужа, она рассказала, как всё было. Услышав о поступке Липы, у старика выступили слёзы. Он расспрашивал о кошке, а жена вынуждена была скрывать правду и говорить, что дома всё в порядке.
Выйдя из больницы, она присела на лавочку, обессиленная от волнений. Глядя на окна палаты мужа, она плакала, жалея себя, его и потерянную кошку. Вспоминала, как ревновала к ней, и теперь это казалось ей глупостью. Липа ведь не враг, а спасительница.
Вдруг к её боку прижалось что-то мягкое. Она обернулась — Липа. Та ласково тёрлась о пальто и громко мурчала.
— Липочка! Радость моя! Откуда ты тут? Пойдём домой, родная. Всё будет хорошо с нашим Колей. Спасибо тебе, солнышко! — всхлипывала женщина, прижимая кошку к себе.
Они шагали рядом по свежему снегу, бабушка и кошка, разговаривая каждая на своём языке. Домой — чтобы вместе ждать возвращения дорогого им человека.
