Есть такие женщины – мощные, будто вырубленные из каменной глыбы. Взглядом их не пронять, слова не поколеблют. Лицо тёти Клавы именно таким и было – суровым, тяжёлым, хранящим постоянную смесь угрозы, презрения, злости и вечной обиды на судьбу. Казалось, что вот-вот она поднимет голову и выкрикнет в небеса:
— Господи! Ну за что мне это? Почему именно я должна всех этих людей обслуживать?!
Тётя Клава была не просто продавщицей. Она являлась Продавщицей с большой буквы — по профессии и по характеру. Вставала за прилавок, упирая тяжёлые кулаки в то место, где должна была быть талия, и сверлила покупателя таким взглядом, что даже самые смелые мужики терялись, отводили глаза и робким тоном что-то просили. Она позволяла — и величественно отрезала колбаску.
Если же кто-то решался говорить громче или пытался возразить, происходило страшное. Кулаки перекочёвывали с бёдер на прилавок, лицо наливалось свекольным цветом, глаза сверкали, как дула оружия. А из горла вырывался такой рёв, что очередь дружно приседала, будто над ними пролетел истребитель. Мужчина же, осмелившийся спорить, мгновенно белел, сбивался с речи, извинялся и был готов признать любые грехи – свои и чужие. Никто никогда не решался пересчитать её нарезку.
Но более всего её выводил из себя один мальчишка. Десятилетний худышка с небесно-голубыми глазами, который регулярно являлся с горсткой мелочи и тихо просил:
— Тётя Клава, отрежьте, пожалуйста, молочной колбаски.
Тётя Клава багровела, голос её гремел, как гром:
— Опять этот! Опять пришёл и требует свои пятьдесят грамм!
Очередь смущённо молчала, толпа отводила взгляды, а она громогласно продолжала:
— Да ты что же, нарочно меня мучить сюда ходишь?! Нервы мне треплешь, маленький лорд нашёлся! Им, видите ли, по пятьдесят грамм колбаски подавай!
Но мальчишка не пугался. Поднимал на неё ясные глаза и упорно повторял:
— Очень надо, тётя Клава. Отрежьте, пожалуйста.
И тогда, уже готовая разразиться «атомной бомбой» слов, она вдруг замирала, смотрела в его глаза и неожиданно смягчалась. Отрезала кусочек, вручала пакетик — и по магазину пролетал облегчённый вздох.
В тот день настроение у тёти Клавы было особенно грозным. Она бросала пакеты с колбасой в сторону покупателей, не глядя. И как назло, именно в этот момент из-за прилавка вынырнула вихрастая голова мальца. Голубые глаза смотрели прямо на неё. И он сказал:
— Тётя Клава, у меня денег нет. Но мне очень надо. Отрежьте пятьдесят грамм, а я потом занесу.
Это было уже дерзостью, почти святотатством. Магазин замер. Клава взревела так, что даже пьяница, прятавший бутылку под одеждой, выронил её и вскинул руки вверх. Стекло разбилось, словно граната, но никто не обратил внимания.
— Ты! Лорд несчастный! Опять доводишь меня до белого каления?! — закричала она и подняла кулак.
Все вокруг закрыли глаза. Но мальчишка не дрогнул. Он произнёс спокойно:
— Он очень хочет есть. А у меня денег нет. Мама не дала — забыла.
И поднял на руки рыжего, солнечного котёнка. Тот, не испугавшись грозного лица, вырвался и запрыгнул на прилавок, прижался к белому халату Клавы и ласково потерся головкой о её бок.
В магазине раздался гул ужаса: все ждали, что кулак обрушится на малыша. Пьяница, упав на пол, закрыл голову руками. Но Клава замерла. Побледнела, затем покраснела и вдруг опустила руку. Подняла котёнка к лицу, а тот замурлыкал и ткнулся носиком в её щёку.
— Так вот оно что… — хрипло сказала она. — Значит, все мамины деньги уходили на этого рыжего проказника? Ты ради него каждый день колбаску по чуть-чуть покупал?
— Да, — честно признался мальчик. — Но я завтра деньги вам принесу. Как мама даст.
В этот момент продавщица из соседнего отдела не выдержала — подбежала и сунула ребёнку купюру. Но Клава взревела, как гром:
— Не смей! — и все стекла задрожали. — Забери свои деньги назад!
Потом повернулась к мальчику и неожиданно мягко сказала:
— Иди-ка сюда, Лорд.
Она нарезала кусок молочной колбасы, а сверху положила ещё и целую палку дорогой копчёной.
— Вот это вам с мамой, — сказала она, протягивая пакет.
Очередь застывала с открытыми ртами. Пьяница, очухавшись, поднялся, незаметно прихватил другую бутылку и вышел. А тётя Клава повернулась к мальчику:
— А котёнка своего оставь мне. Работник нужен, мышей ловить.
Толпа улыбнулась. Рыжий котёнок замурлыкал у неё на руках, а сама Клава впервые ушла в подсобку с ним, вернулась — и, строго оглядев всех, произнесла:
— Ну что, кто следующий?
Очередь уже стояла с улыбками. И даже в каменном лице Клавы иногда проскальзывала тень настоящей человеческой улыбки.
Теперь в магазине живут два кота. Рыжий и серый — второй котёнка позже принёс тот самый мальчик. И хотя все продавщицы подкармливали их, оба почему-то тянулись именно к тёте Клаве, мешали ей работать, а она… ругалась, ворчала, грозилась — и всё же гладили её руки сразу две пушистые спинки.
А очередь смотрела и улыбалась.
Такова история о Лорде, Продавщице и колбасе.
