Он пережил три зимы подряд… и это не преувеличение. Для улицы такая выживаемость — почти чудо: немногие дворовые коты проживают так долго.
Родился он в обычном доме, рядом с мамой-кошкой, которая доверяла людям. Но так уж вышло, что жизнь резко изменилась.
Хозяева погибли в аварии, и их взрослый сын, который ненавидел кошек, а тем более с его свирепым псом-охранником, решил расправиться с «лишними» жильцами. Не долго думая, он вынес всю кошачью семью на улицу.
Первую зиму не пережил никто — ни мать, ни братья, ни сёстры. Одних забрал голод, других убил мороз, третьих затравили собаки или переехали машины. Выжил один — рыжий.
Его подобрал дворник. Хотя «подобрал» — громко сказано: просто заметил маленького рыжего комочка, отнял от матери, занёс в подвал и поселил рядом с горячими трубами. Там же и подкармливал всю зиму.
Так он и остался жив.
Имени ему никто не дал. Через разбитое окошко подвала он выбирался наружу, учился бездомной науке выживания — держаться подальше от собак, прятаться от людей, искать еду в мусорках, обманывать голод.
Вторую зиму он встретил уже в одиночку. Старого дворника уволили за пьянку, нового назначили строгого — тот кормить не стал, но хотя бы не заколотил окно. Этого хватило: он снова перезимовал в подвале, научился драться и за еду, и за жизнь.
Третья зима оказалась самой беспощадной. Все подвальные окна застеклили. Куда идти? Куда спрятаться от ледяных ночей?
Пришлось искать новое убежище. Подвалы — закрыты. Но в одном дворе он обнаружил странное место: когда-то выкопанную и забыtую яму с теплотрассой. Горячие трубы проходили прямо по поверхности земли. Яма скрывалась густыми кустами, и люди о ней просто не знали.
Он натаскал туда тряпья, старых кусков одежды, сделал подобие гнезда. Над ним нависали балконы, и снег падал меньше — но всё же отопительная труба растапливала снег, и сырость с ледяным ветром пробирали до костей…
Зиму он прошёл, но вышел из неё полу-призраком: худой до костей, вся шерсть клочьями, глаза вечно настороженные. Старость по уличным меркам наступает рано — и он уже считался стариком. Корм теперь доставался только в виде жалких объедков.
А потом яму нашли. Перед первыми осенними ливнями кто-то наконец заметил эту «некрасивую» яму и решил засыпать.
Он пришёл, как всегда, переночевать на трубе — и увидел свежевскопанную землю. Уселся напротив холмика и долго смотрел. Это был, по сути, его смертный приговор. Он сразу понял: такого места больше не найти. А те, что есть, давно заняты другими котами.
Он устроился ночевать в мокрой куче опавших листьев, дрожал от холода, но всё ещё держался. И именно в таком состоянии, на грани, он… влюбился.
Да-да, не ошиблись. Влюбился.
Никаких надежд он себе не позволял. Она была невероятно красива: ухоженная кошка, живущая в квартире на первом этаже. Любила сидеть на подоконнике и смотреть наружу. А он… просто сидел внизу, глядя на неё. И внутри, среди холода, что-то становилось тёплым.
Однажды он решился: забрался по дереву, перепрыгнул на широкий металлический козырёк под окном. Хозяева этой кошки когда-то сделали его зимой для хранения продуктов, а теперь он пустовал. С тех пор он чаще приходил туда, садился, смотрел на кошку за стеклом и вздыхал.
Ничего не просил. Просто любовался. Иногда она спрыгивала к мискам с кормом, а он сглатывал слюну — не от зависти, а от простой животной пустоты внутри.
Он уже решил: если судьба всё же заберёт его этой зимой, то пусть это случится здесь, у её окна. Он свернётся клубочком, будет смотреть на неё — и уйдёт не в страхе, а в тепле.
Он даже улыбался, представляя себе эту картину: худой рыжий кот, тихо умирающий на любимом подоконнике.
Однажды хозяйка его заметила и закричала, размахивая руками. Он убежал. Но потом вернулся. И ещё раз.
А вот хозяин — мужчина — увидел и не прогнал. Он посмотрел коту в глаза — и там было всё: надежда, боль, усталость и обожание их домашней красавицы-кошки. И он не смог выгнать его.
Наоборот: стал тайком класть за окно кусочек мяса, котлету, сосиску. Кот ел. Однажды мужчина подошёл к стеклу, и рыжий, чуть дрожа, поднял лапу, приложил к стеклу и мяукнул.
Домашняя кошка посмотрела сначала на человека, потом на рыжего. В её взгляде было удивление.
— Ты же знаешь, — тихо сказал мужчина. — Она против второго кота. Я и котёнка просил… отказала.
Он опустил руки. Рыжий всё понял. И не обиделся. Дом — не для таких, как он. Дом — для породистых, чистых, молодых, ласковых.
Тем вечером было особенно холодно. Он промок, замёрз, и вдруг понял: смысла больше нет. Ни в листьях, ни в поисках угла, ни в бесконечном выживании.
Если уж конец неизбежен — пусть он будет здесь, рядом с окном, откуда смотрит его маленькое чудо.
И он решил: пусть эта ночь станет последней.
Он хотел встретить свой финал достойно. В последний раз взглянуть на ту, к которой тянулось его сердце, тихо мяукнуть что-то тёплое в её адрес, будто пожелать счастья и долгой жизни — и исчезнуть. Он уже решил: сначала доест то, что оставил ему мужчина, а когда она отправится спать в своё уютное, тёплое гнёздышко, он свернётся клубочком прямо у окна — и уйдёт туда, где нет ни холода, ни голода, только сон, из которого не нужно просыпаться.
Снег посыпался неожиданно, и кошка с удовольствием наблюдала, как белые хлопья кружатся за стеклом и оседают на рыжем коте, сидящем снаружи. Её это забавляло. Её глаз радовался танцу снежинок. Она и представить не могла, что эта красота медленно убивает того, кто смотрит на неё через лёд стекла. Она не знала, что такое мороз, не знала, каково это — замерзать изнутри.
А рыжий тем временем постепенно коченел. Съеденная сосиска ещё давала крошечный запас тепла, но оно таяло вместе с последними силами. Ветер обжигал его, мороз впивался в косточки, и даже сидеть прямо становилось тяжело. Он всё ещё смотрел на неё, но уже понимал: долго так не продержаться.
Он готовился к этому прощанию так, как будто это было важнейшее событие его жизни. Хотел уйти красиво: ещё раз взглянуть на любимую, тихо мяукнуть ей что-то доброе перед уходом, мысленно пожелать ей долгих лет и тёплой судьбы. План был прост: съесть последнее лакомство, которое подбросил мужчина, дождаться, пока она уйдёт к себе в дом, и тогда, свернувшись маленьким комочком у холодного стекла, шагнуть в свои сны — туда, откуда не возвращаются.
Начался снегопад, и кошка, сидящая на тёплом подоконнике, зачарованно следила за медленным танцем снежинок. Ей нравилось, как белые хлопья падают на рыжую спину поклонника за окном. Для неё это было красивое зрелище, почти игра. Она не ведала, что за этим узором скрывается смерть. Она не понимала, что снег — это мороз, что ветер — это боль, что голод — это пытка. Она никогда не знала, что такое улица.
А рыжий, сидя снаружи, постепенно коченел. Сосиска, съеденная час назад, оставила в теле последнее слабое тепло, но оно угасало. Каждое дыхание становилось всё тяжелее, лапы немели, хвост затвердевал от холода. Он всё ещё смотрел на неё, но тело уже теряло силу.
Кошка продолжала наблюдать за своим загадочным ухажёром, а он уже не мог удерживаться, чтобы сидеть прямо. Спина дрожала, глаза закрывались. Он поднял взгляд на неё — в последний раз. Прижался онемевшим носом к ледяному стеклу, не дождавшись, пока она уйдёт, — и свернулся в маленький тугой шарик.
Его мелко трясло. Холод грыз каждую косточку. Он начал дышать себе в бок, пытаясь создать хоть крупицу тепла, и ему показалось, что это чуть помогло. Но мороз был сильнее. Мороз забирал из него жизнь медленно, но уверенно.
Странное чувство пришло неожиданно: ему перестало быть холодно. Даже сонливость, мягкая и тянущая, накрыла его, как одеяло. Он решил не сопротивляться. Всё равно конец близок.
Он распахнул глаза последний раз — и увидел её. Ту самую, ради которой он карабкался на козырёк, ради которой оставался жив все эти дни. «Как же это красиво… — подумал он. — Что ещё может быть лучше? Какая лёгкая смерть…»
Голова опустилась, глазки закрылись. И ему померещилось: будто окно открылось, и чьи-то добрые руки поднимают его, бережно держат, гладят, шепчут что-то нежное. А рядом она — та, из-за которой билось его сердце, и они вместе идут к тёплой пиале с едой.
«Какой прекрасный сон…» — промелькнуло в нём.
А кошка всё смотрела на снежное покрывало, которое ложилось на рыжего. Она мяукнула — тихо, вопросительно. Хотела, чтобы он шевельнулся. Постучала лапкой в стекло. Ноль реакции. Она мяукнула снова — громче. Потом забила лапой в окно сильнее, будто кричала: «Почему ты не отвечаешь?!»
Но холод уже сжал его тело. Он не мог услышать. Он уже проваливался в безмолвие.
Снег превратил его в белый сугроб. Укрывал, как саваном.
— Что она там раскричалась? — сердито пробурчала женщина. — На снег, что ли, смотрит?
Мужчина поднял голову от дивана, посмотрел на окно. Кошка стояла и яростно била лапой в стекло. И тут его словно осенило. Он вспомнил — её глаза. И его — рыжего.
Сорвавшись с места, он бросился к окну. Начал торопливо отодвигать задвижки.
— Ты что творишь?! — взвизгнула жена. — Ты в своём уме?! Закрой немедленно!!!
Но он не слышал. Кошка тоже помогала — прыгала, кричала.
Окно распахнулось, и в дом ворвались снег и ветер.
— Закрой!! — уже кричала жена, но мужчина не слушал. Он искал. Отыскал. В углу — маленький занесённый холмик.
Он схватил это обмороженное, лёгкое как пустота тело и понёс в ванную. Кошка побежала следом, женщина — за ними.
Ванная заполнилась брызгами и паром. Мужчина отмывал грязного, обледеневшего рыжего кота тёплой водой. Кошка сидела рядом на борте, заглядывала в лицо хозяину и плакала по-кошачьи.
— Я делаю, что могу… — шептал мужчина, пока пальцы его растирали маленькую грудь, пока он пытался вдохнуть в пасть кота жизнь. Женщина остановилась у порога, молча глядя.
Он согревал, массировал, молил:
— Ну же… пожалуйста… прошу… вернись…
Кошка кричала вместе с ним.
И вдруг рыжий услышал. Где-то очень далеко, будто из другого мира, кто-то звал его обратно. Он удивлялся: «Зачем? Там так хорошо, так спокойно. Зачем возвращаться туда, где боль?»
Но затем он услышал — её голос. Тот самый, ради которого он каждый день набирался сил. Который заставлял жить.
«Не может быть… она так близко? Надо посмотреть. Хотя бы одним глазком…»
Глаза открывались медленно, будто веки весили тонну. Но он всё же поднял их… и увидел. Мужчина с красным от волнения лицом, рядом — она. Живая. Рядом. С глазами — переполненными радостью.
— Есть! — закричал мужчина, прижимая мокрого рыжика к себе.
Кошка спрыгнула на пол, закружилась, будто танцевала, подпрыгивая и радостно мяукая.
— Что стоишь?! — обернулся мужчина к жене. — Полотенце! Фен! Быстро!
Долго его грели — вытирали мягкими полотенцами, сушили феном, гладили, говорили нежные слова. Рыжий лежал, не понимая, сон ли это. Кошка обнюхивала его, тёрлась мордочкой.
Он думал: «Этого не может быть. Это слишком красиво для реальности. За такое стоило умереть…»
А потом женщина налила ему тёплого молока. Кот сделал глоток — и горячая волна прокатилась по горлу. Он закашлялся, оттолкнул миску лапой, а потом… обхватил её обеими лапами и стал яростно лакать.
— Будет жить, — уверенно сказал мужчина.
Кошка прижалась к нему боком.
— Как его зовут? — после паузы спросила жена.
— Как зовут? — мужчина улыбнулся. — Его зовут Любимый. Именно так — Любимый.
Кошка мяукнула, будто подтвердила.
Теперь Любимый живёт в этой квартире. Шерсть у него сияет, хвост стал пушистым и царственным, глаза — спокойные, благодарные.
Они вдвоём сидят на подоконнике и смотрят на улицу. Любимый вспоминает, каково это — быть на той стороне стекла. Иногда тяжело вздыхает. Тогда она касается его плеча, будто говорит: «Теперь ты в доме. Теперь ты — наш».
А внизу по-прежнему бегают те, кого не пустили внутрь. Они… всё ещё надеются пережить эту зиму.
Надеются.
