Это случилось ещё в те дремучие 80-е, когда стационарный телефон был далеко не в каждом доме, а о мобильниках никто даже не мечтал. Стоял февраль — настоящий, как тогда бывало: тяжёлый мороз, резкий ветер, постоянные метели и высокий снег, без всяких «плюсовых сюрпризов». Особенно в уральских краях — если зима, то всерьёз.
Бабушка с внучкой возвращались из города на вечерней электричке, которая отходила в восемь. В их семье всё строилось как будто наоборот — вопреки обычной логике. «Бабушка», статная, подтянутая женщина чуть за пятьдесят, проживала в городе, где у неё была небольшая, но уютная квартира и солидная должность старшего экономиста в огромном трамвайно-троллейбусном депо. Для окружающих она была Ольгой Сергеевной, а «бабушкой» — исключительно для Танечки.
Зато её дочь Светлана с мужем перебралась в деревню в сорока километрах от города. Сменив работу диспетчера на сельские заботы, она переоделась из пальто в телогрейку и погрузилась в деревенский быт, в котором дела никогда не кончаются.
— Ну и бог с вами, хотите — поживите, — рассуждала Ольга Сергеевна. — Надоест, продадите дом и вернётесь. А Танечку дёргать туда-сюда не будем: она ходит в хороший садик, пусть остаётся пока со мной.
Так и жили — внучка в городе, родители в деревне. А по пятницам бабушка и Таня садились на электричку и ехали к ним на выходные.
Станция была крохотная, стояла посреди леса, примерно в километре от деревни. Светлана всегда встречала их с овчаркой Мартой. Телефонов не было, и потому они договорились: приезжают на шестичасовой электричке, но если возникает что-то экстренное — есть запасная, восьмичасовая.
В тот день всё и сорвалось из-за внезапного партсобрания. Забрав Таню из садика, Ольга Сергеевна привезла её в депо и была вынуждена сидеть на совещании. Тянулось оно до семи вечера, и они чудом успели на поздний поезд.
А Светлана, не увидев их на шестичасовой, стояла на станции, мучаясь сомнениями, хватит ли у неё сил и смелости идти через два часа вновь. Метель не утихала. Ветер рвал снег с такой злостью, что тропы моментально исчезали под заносами, а лесной путь фонарь едва-едва пробивал.
Но был у Светланы свой ориентир — старая умная овчарка Марта, которая шагала строго по тропинке, потому что сама не желала проваливаться в сугробы. За ними выстроились цепочкой ещё пятеро пассажиров, вышедших из поезда. Они шли след-в-след, а спустя десять минут все следы исчезли — метель превратила их в ровное белое поле.
Но идти на станцию всё равно нужно было ещё раз. Светлана сомневалась, что мама с Таней вообще решатся ехать в такую погоду. И всё же надежда не отпускала.
Тем временем бабушка с внучкой, спеша со собрания, даже не заметили, что за окном бушует настоящая стихия. В городе, ярком и шумном, кажется, ветер не был таким свирепым. Обычный зимний вечер, яркие витрины, люди торопятся домой — всё привычно.
Они спокойно устроились в вагоне, поезд тронулся, и городские огни растворились в тёмном пространстве заснежённых посёлков. Таня считала станции — она знала маршрут наизусть. Ольга Сергеевна, прижав внучку к себе, задремала.
— Бабушка, следующая наша! — тихо потянула её девочка.
— Да я не сплю… — пробормотала женщина, всё ещё отрываясь от тёплой дремоты.
Они заблаговременно вышли в тамбур. Поезд ехал дольше обычного, но это не насторожило — Ольга Сергеевна всё ещё приходила в себя после тяжёлого дня.
И вот двери хмыкнули, распахнулись — и в тамбур ворвалась снежная ярость. Ветер швырнул в лицо ледяную крупу. Удерживаясь за поручни, крепко прижимая Танечку, Ольга Сергеевна спрыгнула вниз… и тут же провалилась почти по пояс. Ни платформы, ни освещения — только лес и сугробы.
«Осторожно, двери закрываются…» — механически объявил голос.
Состав исчез, оставив их в полном мраке.
А в это время Светлана стояла на станции в полном недоумении: электричка пролетела мимо, ни на миг не замедлившись. Она хорошо знала силуэты поездов — пассажирский состав с яркими окнами ни с чем не спутать. На улице была окончательная зимняя ночь, хотя часы показывали около девяти. В вагонах мелькнуло всего несколько человек.
Прошло десять минут, и стало совершенно ясно — это была та самая электричка, которую она ждала. Почему она не остановилась? Ничего подобного прежде не случалось. Стоя на месте, Светлана мёрзла и пыталась понять, что будет делать её мама, если они всё-таки ехали. Вероятнее всего, дойдёт до ближайшего городка, где есть вокзал, и дождётся обратного поезда.
Но эта мысль лишь сильнее тревожила: поздний час, пурга, Танечка маленькая… да и дорога от той станции неблизкая.
Светлана уже собиралась идти домой, когда мимо прогрохотал длинный товарняк. И только тогда она заметила Марту.
Собака сидела настороженно, будто связанная с невидимой нитью с тем местом, куда укатила электричка. Она поджимала лапы от холода, но не сходила с места — словно чувствовала: что-то случилось.
— Что, Марточка, всё ждёшь? Ну смотри же: их нет. Пойдём домой, что поделаешь…
Светлана потянула овчарку за поводок, но та не шелохнулась. Собака будто приросла к месту, даже не повернула головы. Лишь всматривалась в черноту ночи, поскуливая тонко и тревожно, будто слышала то, что человеку было недоступно.
Ольга Сергеевна мгновенно подавила поднимающуюся панику. Сейчас главное — выбраться из сугроба, в который их занесло на железнодорожном полотне. Они стояли на высокой насыпи, где склоны были крутые, и если случайно съехать вниз — подняться обратно было бы уже невозможно.
Пятилетняя Танечка усложняла ситуацию: в кромешной тьме и глубоком снегу бабушка боялась даже на секунду отпустить крохотную ладошку. Приходилось карабкаться почти одной рукой. Но в то же время эта маленькая рука придала ей силы: ответственность собралась внутри тугой пружиной и не давала страху проявиться ни в слове, ни в движении. Казалось, она сама помолодела лет на двадцать, и тело работало на одном инстинкте — сохранить внучку.
Танечка молчала только пока они выбирались на рельсы. Когда обе наконец встали на ноги, девочка застрекотала звонко и испуганно:
— Ба, почему мы провалились? Где наша станция? А мама? Она что, нас не встречает?
Ольга Сергеевна нагнулась к ней, почти крича, чтобы перекрыть воющий ветер:
— Танюшенька, машинист, наверное, пропустил остановку. Дай руку и пошли вперёд.
Она подтянула девочке шарф почти до глаз, защищая лицо от снежной крупы. Они двинулись по путям, заметённым свежими заносами. Порывы ветра заставляли наклоняться, глаза слезились, дыхание перехватывало холодом.
Особенно нелегко было Танечке: её маленькие ноги постоянно проваливались почти по колено. Ольге Сергеевне время от времени приходилось брать ребёнка на руки, но так они двигались ещё медленнее. Пуховиков тогда не носили — обе были укутаны в тяжёлые мутоновые шубы: тёплые, но мешающие двигаться.
И всё же они шли. Минуты через какие-то впереди мелькнул яркий свет. Он приближался стремительно. Ольга Сергеевна моментально оценила ситуацию, поймав Таню под мышку и перенося её на соседний путь. Но и там могла появиться электричка. Поэтому она поспешно съехала с насыпи, утонув в снегу почти по пояс.
Возле дороги стояли бетонные столбы. Ольга Сергеевна прижала внучку к одному из них, обняв её и сама заслонив от бушующего состава. Поезд пронёсся, грохоча, будто разрывая пространство.
Когда звуки стихли, они снова выбрались на рельсы. И так им приходилось укрываться у столбов ещё несколько раз — линия была оживлённой. На одном из таких рывков, идущих на автоматизме, Ольга Сергеевна, убеждённая комсомолка, вдруг поймала себя на детской молитве: «Господи, сохрани…»
Вьюга оборвалась резко — будто её выключили. В этой тишине она услышала тонкое, вытянутое «И-и-и-и-и…». Таня плакала без рыданий, просто протяжно тянула от страха.
— Родная моя, что же ты? Мы почти дошли!
Хотя сама бабушка не имела ни малейшего понятия — сколько они прошли, сколько времени провели в лесу, и насколько далеко увезла их электричка.
— Ба-а-а, я боюсь… там… в-волки… И я больше никогда не увижу мамочку-у-уу…
Ольга Сергеевна достала платок, вытирая девочке глаза. И в этот миг услышала странное подвывание — слабое, тянущееся. Может, ей показалось? Но сердце кольнуло: она тоже боялась. И очень.
Светлана безоговорочно доверяла своей собаке. Марта никогда не стала бы тащить хозяйку в такую ночь просто так. Поэтому, хоть Света и не понимала, куда ведёт её собака, она пошла за ней. Ни на миг ей не пришло в голову, что электричка могла резко остановиться где-то посреди леса, и мама с дочкой шагнули в пустоту, провалившись в снег.
Но и Марта, конечно, не знала этого. Что её вело — загадка. Услышать человека через рев метели невозможно. Учуять — тоже. Оставалось только какое-то животное, не объяснимое предчувствие.
Она шла уверенно, нервно переступая лапами в сугробы, пережидая проходящие составы. Когда вьюга неожиданно стихла, Светлана поняла: они близко. Вот только — к чему именно? Марта натягивала поводок, скулила, почти дрожала от желания сорваться вперёд. Светлана всматривалась в пространство, чувствуя — впереди беда, чужая или своя.
Но вдруг хвост Марты замельтешил радостным веером.
Света поняла всё раньше, чем увидела. Так собака радовалась только своим.
— Ма-а-ама! ТАНЯ!!! — закричала она, бегущий комок в горле почти перекрывал голос.
Марта лаяла от счастья. И сквозь её лай прорезался тонкий звонкий детский крик:
— Ма-а-а-а-мочка! Мы здесь!!!
