Они жили на одной улице, в одном дворе — человек с зияющей пустотой внутри и маленькая полосатая кошка с рыжим пятнышком-кляксой вокруг нежно-розового носа.
Иногда их взгляды пересекались. Быстро. Неловко. Будто каждый раз они невольно переступали через невидимую границу личного пространства. Человек с дырой в сердце всегда резко отворачивался и скрывался в полумраке своей комнаты, а крошечная полосатая кошка ещё долго провожала его взглядом, словно никак не могла заставить себя уйти.
Она знала его давно. Человека, который когда-то был другим. Первой увидела его давно, случайно, когда спасалась от стаи дворовых собак и вскарабкалась на толстую ветку старого дерева. Та ветка тянулась почти к самым рамам второго этажа, где на широком белом подоконнике важно умывался домашний пушистый кот.
Человек гладил того кота, что-то ему говорил. Очень нежно, очень мягко. Но через плотное стекло невозможно было разобрать ни единого слова. Затем он поднял кота на руки и исчез в глубине комнаты, скрываясь от настороженных, жёлтых кошачьих глаз.
С того вечера, как только солнце начинало проваливаться за крышу соседнего дома, а в окне второго этажа вспыхивал тёплый свет, маленькая кошечка спешила к тому дереву. Вскарабкивалась на почерневшую от коготков ветку, поджимала под себя отбившиеся за день лапы и замирала. Смотрела. Как пушистый кот получает ласку, тепло, заботу… И тихо жмурилась, представляя, что однажды такие же руки подхватят и её.
Но каждый раз она опоминалась, встряхивалась, бросала последний печальный взгляд на чужое счастье и бежала в свой тайный угол между металлическими «ракушками» возле гаражей. Именно там была её ночлежка — тесное пространство, забитое ветками и мусором.
Так прошло лето. Днём кошка отчаянно выживала, избегая машин, прячась от собак, выуживая из баков что-то съедобное. А вечерами неизменно возвращалась под окно того человека, грелась чужим теплом, чужой лаской, чужим счастьем, которое не принадлежало ей.
Но осенью всё переменилось. Старый пушистый кот пропал. Не появлялся ни на второй день, ни на третий. И лишь через неделю, когда у мусорных баков возникла большая коробка, а из неё высовывался помятый верёвочный хвост игрушечной мыши — кошка поняла: случилось горе. Чужой тёплый мир, возле которого она грелась всё лето, треснул, как стекло. От окна впервые повеяло холодом.
Теперь человек стоял у стекла один. Его плечи опустились, руки сжимались в кулаки, чертя по гладкой поверхности стола невидимые линии. Кошка видела, как прямо внутри него, там, где раньше билось сердце, укрытое пушистым хвостом старого кота, растёт огромная пустота. Как глубокие складки боли перечёркивают его улыбку, а глаза становятся бездонными.
И ей отчаянно хотелось помочь. Стянуть края той зияющей дыры своими дрожащими лапками. Прижаться. Утешить. Согреть собой. Но однажды человек распахнул окно, посмотрел прямо на неё и твёрдо произнёс:
— Больше никогда. Ни за что. Не впущу. Я не переживу это снова. Слишком больно терять друга. Слишком неправильно… слишком…
Кошка ушла. Поскользнувшись на коре, тяжело спустилась с ветки, бросила последний взгляд — тёплый, но полный боли — и исчезла в подворотне. Её маленькое присутствие более не тревожило того, кто утопал в собственном горе и не видел ничего вокруг.
Зима пришла рано, обрушилась пушистым снегом, ледяными иглами проколола её лапы, оставила на шерсти хрупкую корочку инея. Зима не знала жалости. На тонком теле кошки проступали все кости, полосатая шубка выцветала, хвост безжизненно волочился по земле.
Она понимала: силы на исходе. Конец близко. Она поднялась и, шатаясь, направилась к дереву. Еле вскарабкавшись, распласталась на холодной коре. Её сердце билось медленно, лапы соскальзывали, но она упрямо ползла к тому месту, где столько раз видела человека.
Почему-то сейчас ей нужно было именно туда. В последний раз увидеть его. В последний раз поддержать взглядом. Отдать остатки тепла тому, кто тонул в своей боли.
Но когда оставался всего метр, порыв ветра качнул заледенелую ветку — и кошка сорвалась вниз…
Человек с дырой в сердце поймал её в последний миг. Подхватил лёгкое, холодное тельце, прижал к груди и стремительно унес в дом. Там он закутал её в мягкое полотенце, суетливо разогревал молоко, дрожащими руками касался её худого бока — и плакал.
Той ночью он не сомкнул глаз. Прислушивался к слабому дыханию. Гладил. Шептал что-то едва слышно. И внезапно почувствовал — внутри, под грудной клеткой, становится жарко. Закипает. Оживает.
Он посмотрел на маленький тёплый кокон из полотенца, откуда слышалось тихое, ровное мурчание, и впервые за долгие месяцы улыбнулся.
Дыра в сердце перестала быть пустой. Плечи распрямились. Морщины у рта разгладились. Дыхание стало спокойным.
А завтра вечером в его окне вновь загорится лампа.
И на белом подоконнике, свернувшись клубком, будет лежать полосатая кошка — его новая, любимая кошка. Она поднимет хвост, бросит быстрый взгляд в небо и зажмурится.
Так же, как где-то там, на другом краю вселенной, зажмурится старый пушистый кот — спокойный, уверенный: его человек больше никогда не останется один.
И больше никогда не пройдёт мимо того, кто так отчаянно нуждается в любви.
