Кот, старый, как сама жизнь, пыльный, как сама земля, и битый всеми, смотрел в сторону. Там, через дорогу, сидел маленький серый котёнок. Он жалобно мяукал. Кот видел в этом малыше себя. Когда-то и его выбросили на улицу, и он точно также сидел на асфальте и просил помощи. Но…

Знаете это старое ковбойское настроение? Композиция Gill Landry “Mexico”. Та самая. Она словно создана для того, чтобы легко переступать с ноги на ногу, хлопать в ладоши, а самый ритмичный ещё и голову в такт покачивает.

Пожилой музыкант бренчал на поношенной гитаре, выжимая из неё насмешливые дребезжащие ноты. Его хриплый голос вторил мелодии. Большинство прохожих шли мимо, лишь иногда кто-то бросал в потёртое сомбреро пару мелких монет.

Ангел танцевал. Сигарета торчала из зубов, а в руке болталась бутылка пива. Он шагал, наклонялся, дёргал плечами и кружился в своём весёлом танце. Он был искренне счастлив — это случалось с ним редко.

Прохожие же видели старика, опирающегося на трость, в протёртых джинсах и пиджаке, топорщащемся на спине. Старик крутился в танце и широко улыбался. Люди крутили пальцем у виска — мол, странный.

Он обращался к коту. Коту такому древнему, что казалось — он живёт с незапамятных времён. Вся шкура в запёкшихся отметинах прошлого, ни одного целого места.

— Ты пойми меня, друг, — говорил Ангел, продолжая пританцовывать и слегка поводить крыльями. — В твоём распоряжении всего пять минут. Это удача не каждому выпадает. Но мы ведь давние товарищи. Я пришёл за тобой. У тебя есть всего пять минут и выбор. Потом придёт Смерть. У неё расписание, я не вмешиваюсь. Но кое-что могу подкорректировать. Она на меня не злится.

Кот — древний, пыльный, израненный — смотрел в сторону.

Через дорогу сидел маленький серый котёнок и жалобно мяукал. Старый кот словно видел себя самого в этом малыше. Когда-то он ровно так же дрожал на холодном асфальте, надеясь хоть на каплю сострадания. Но…

Никто не остановился. Никто не помог. И всё же он выжил. Выжил — и стал тем, кого все обходят стороной.

— Ты меня не слушаешь, — мягко укорил Ангел.
Теперь он не танцевал — просто сел рядом на скамейку. Рядом с котом неопределимого цвета — грязь многих лет превратила его шерсть в оттенок без названия.

Кот повернул голову:

— Я слушаю.

— Тогда слушай дальше, — кивнул Ангел. — Тебе пора отправиться со мной. Прямо сейчас. Оставить этот мир. Даже этого гитариста.

Он поставил бутылку на землю и отбросил сигарету.

— Хотя играет он чудесно. Я бы потанцевал ещё. Но время пришло. Пойми — если ты не уйдёшь сейчас — я тебе уже не помогу. Идём!
Он протянул руку, ожидая мягкую лапу.

На той стороне, где был котёнок, шли пятеро пьяных молодых людей. Малыш жалобно позвал. Один из парней остановился и презрительно заявил, что ненавидит уличных животных — мол, заразу переносят. Он сделал глоток виски.

— Ты слышишь?! Пойдём! — настаивал Ангел.

Но его ладонь была пустой. Он обернулся — кот всё так же смотрел на котёнка и на этих подвыпивших людей.

— Нет! Нет! — воскликнул Ангел. — Не смей! Это единственный шанс! Я пришёл лично за тобой! Ты обязан думать о себе! Там — покой, там — тишина, там — нет боли…

Но кот — древний, пыльный, измученный — уже летел в прыжке. Его сердце, готовое остановиться, стучало последним упрямым барабаном.

Парень занёс руку — собирался ударить котёнка… но не успел. В его руку впились зубы старого кота — зубы того, кто прошёл улицы и выжил. Того, кто не боялся никого.

Он рвал джинсу, мышцы, кожу. Пятеро здоровых мужчин пытались отбиться, но…

Через тридцать секунд они уже корчились в снегу и кричали от боли. А маленький котёнок сидел в стороне, ничего не понимая.

Рядом на боку лежал старый кот. Его сердце сбивалось, замедлялось…

Тот самый кот — старый, как сама жизнь. Пыльный, как сама земля. Но теперь — с глазами, полными гордости и покоя.

— Господи… — прошептал Ангел, наклоняясь над ним. — Что же ты сделал? Это же был неправильный выбор. Ты отдал последние мгновения своей жизни… этому котёнку… вместо того, чтобы пойти в Рай… это же неправильно.

Старый кот, задыхаясь, с усилием поднял голову:

— Рай? Какой Рай? Мы не привыкли к Раю. Рай — не для таких, как мы. Как мы, уличные. Я лучше сто раз пойду в Ад… если это цена…

— Тшшш… тише… — сказал Ангел, гладя его рваные уши. — Тссс… мой старый друг…

Кот закрыл глаза и положил голову на его руку. Сердце ударило последний раз.

— Значит, по-твоему, Рай не подходит таким, как ты… — произнёс Ангел тихо. — Старым. Пыльным. С сердцем, полным смелости. Нет. Нет…
И Ангел взмахнул рукой.

Женщина, что видела всю сцену, подбежала. Она подняла котёнка на руки. И вдруг ей почудилось — рядом стояли высокий крылатый силуэт и большой серый кот, стоящий на задних лапах. Она моргнула — и никого.

Она унесла котёнка домой. Надо было согреть его и накормить.

А старый музыкант всё так же играл “Mexico”.

А далеко-далеко, по тропе, уходящей в закат, там, где облака касаются края неба… шли двое. Ангел, расправивший крылья. И кот.

Кот — старый, как сама жизнь. Пыльный, как сама земля. С глазами, вспыхивающими огнём.

Они танцевали, как тогда — шаг вправо, шаг влево, плечи в такт… и подпевали.

Кто сказал, что Рай не для них?

Кто сказал?

Оцените статью
Апельсинка
Добавить комментарии