Хмурый, серый день в самом конце октября. Тёплая осень осталась в прошлом. Под раскидистым кустом у тротуара, буквально у корней, свернувшись клубком, лежал старый, измождённый, грязный серый кот. Правое ухо его было когда-то разорвано в драке, и теперь на нём темнела глубокая рваная отметина.
Он лежал и ждал. Ждал, когда придёт она — та, что должна забрать его на радугу. Но её всё не было. Значит, судьба пока не спешила отпускать его.
Небо стремительно темнело. Половину его затянула тяжёлая свинцовая туча.
«Сейчас зарядит этот мерзкий холодный дождь», — подумал кот.
И точно: по ветвям громко застучали крупные капли. Кот плотнее прижался к корням, стараясь спрятаться, но толку от этого было мало — промозглая влага уже вползала в его истощённое тело. От холода пробежала дрожь. Он сжал зубы, будто это могло удержать ускользающее из него тепло.
Дождь усиливался. Люди торопливо шли по тротуару под зонтами, машины, проносившиеся по дороге, поднимали из луж целые фонтаны.
Мимо прошла тучная женщина, у которой порыв ветра едва не вырвал зонт из рук. Зонт вывернуло наизнанку, пара спиц беспомощно оттопырилась. Женщина поспешила укрыться под навесом остановки.
Рядом в грязи лежали старые наручные часы со сломанным ремешком — секундная стрелка медленно отсчитывала время. Все спешили по своим делам. Ему же не было дела никому.
Кот наблюдал за этим и думал совсем о другом. Уже третью неделю он почти ничего не ел. От голода он страшно ослаб — рёбра торчали жёстким каркасом под кожей, будто их можно было пересчитать.
Охотиться на проворных воробьёв он был уже не в силах. Оставалась лишь надежда на одиноких бабушек, которые из жалости подкармливали подвальных котов. Но давно никого из них не было видно — то ли из-за погоды, то ли потому, что они сами едва сводили концы с концами.
Кот лежал и перебирал в памяти свою жизнь. Вспоминал маму-кошку, пахнущую молоком, рядом с которой было тепло и безопасно.
Видел себя молодым, бродящим по знакомому подвалу. Как огромная крыса, почти его размеров, загнала маленького котёнка в угол, щёлкая зубами в предвкушении лёгкой добычи. Он не раздумывая кинулся на неё, держа голову низко, защищая горло. Крыса была опытной и успела вцепиться ему в ухо — из-за того удара на всю жизнь осталась та самая выемка. Но он перехватил её за горло и не разжал зубов, пока она не затихла. А котёнок спасся, убежав.
Он вспомнил и первую любовь — домашнюю, ухоженную кошечку, которую хозяева случайно выпустили на улицу. Он гонялся за ней, а она — гордая, недотрога — всё пыталась удрать. Потом всё-таки сдалась. Но вскоре её нашли и увели домой. Он так больше её и не увидел.
Когда ему было около двух лет, его взяла к себе одинокая женщина. Она звала его Барсиком, и он привык к этому имени. Это было тёплое время, но женщина тяжело болела, в квартире постоянно пахло лекарствами.
У неё был сын-офицер, служивший далеко. Раз в год он приезжал погостить.
А однажды, в конце лета, в дверь постучали два военных. Женщина прочитала бумагу, которую они протянули, вскрикнула и схватилась за сердце. Солдаты помогли ей сесть, дали воды и таблетки. Ей вручили вещи сына. Она прижимала их к себе, а слёзы лились без остановки. Она смотрела куда-то сквозь стены, не замечая кота, который тёрся о её ноги.
Наутро он, как обычно, пришёл будить её — но ладонь была холодной. На вторые сутки он понял, что она умерла. Он звал её, плакал, охрип… пока люди не вскрыли дверь и не забрали тело. А его выставили. Так он снова оказался на улице.
Кот тяжело вздохнул и опустил голову на лапы. Дождь закончился. Облака постепенно расходились, и небо светлело. Вскоре тучи разорвались, и солнечный луч упал прямо под куст.
Кот приоткрыл глаза и услышал:
— Кис-кис-кис…
В луче стояла пожилая женщина. Платок сполз с головы, и её седые волосы в солнечном свете напоминали нимб. Она опустилась на колени прямо в грязь и протянула руки:
— Вася! Васенька! Иди ко мне, родненький!
«Да называй как хочешь… только бы поесть дали», — подумал кот.
Старушка расстегнула плащ, осторожно подняла его, прижала к груди и укрыла полами накидки. Потом тяжело поднялась и медленно пошла прочь, шаркая по мокрой земле. Она что-то вполголоса говорила, а кот, согреваясь, прислушался.
— Васенька… я знала, что мы с тобой когда-нибудь снова встретимся. Говорят ведь люди, что у котов девять жизней. Значит, и мы обязаны были ещё раз увидеться…
— Помнишь? Наш Алёшенька нашёл тебя совсем малышом, слепым. Кормил из пипетки молоком. Мы думали, не выкарабкаешься. А ты выжил, вырос замечательным котом — ласковым, умничкой. Ты никогда не лазил по столам… Это было перед самой войной. Мы жили тогда в Ленинграде. Потом война началась, отец ушёл на фронт, и мы остались втроём: мама, я, Алёша… и ты.
Кот внимательно слушал её тихий голос. Он всё понимал — он прожил долгую жизнь среди людей.
Она продолжала:
— Помнишь ту страшную блокадную зиму? Город бомбили, стреляли… А ты заранее чувствовал налёты. Начинал мяукать — громко, тревожно. Мы брали тебя в корзинку, укрывали тряпкой, и спускались в убежище раньше всех… Хлеба почти не давали. Люди голодали…
Она вздохнула и пошла дальше, вытирая слёзы платком.
— Я тогда пошла за пайком… и на меня напал человек… сумасшедший, голодный… вырвал карточки и убежал в руины. Я кричала, бежала за ним… упала, ударилась, потеряла сознание. Когда рассказала маме, она только обняла меня и плакала.
— Через три дня Алёша совсем ослаб. Ты был всё время с ним… согревал его своими косточками. А потом выскользнул за мамой во двор. Мы думали, что пропал. Но вечером ты вернулся — весь в крови, с рваным ухом… и притащил огромную крысу… Мама разделила её. Сварила суп. Выжить пыталась…
Старушка остановилась, перевела дыхание, и продолжила:
— Когда она принесла Алёшеньке суп… он уже не дышал. Он лежал, обнимая тебя… И ты обнимал его лапками. Вы ушли вдвоём. Два друга…
Она шла и гладила кота по голове:
— Я знала, Васенька… что однажды встречу тебя снова. У вас, у котов, много жизней. Ты подарил нам одну из своих. А Алёшеньке… не успел. Никто бы не успел.
Кот высунул мордочку из-под плаща, прижался к её щеке. Старушка улыбнулась сквозь слёзы и ещё крепче прижала его.
Она шла медленно, осторожно, бережно держа его на руках. А кот думал:
«Вася так Вася… Для неё я буду Васенькой».
Он снова тёрся головой о её щёку и тихо запел свою песню — песню любви и благодарности.
